***
Одним из важнейших вопросов при оценке деятельности любой пропагандистской системы является ее эффективность. До какой степени эффективна северокорейская пропаганда? Насколько северокорейским пропагандистским органам удается убедить население страны в правильности своих постулатов и крепки ли эти убеждения? Понятно, что с уверенностью ответить на этот вопрос невозможно, ведь ни о каких полевых социологических исследованиях в КНДР не может быть и речи. Тем не менее автор на основе своих наблюдений и бесед считает возможным сделать на этот счет некоторые выводы и поделиться ими с читателями.
Во-первых, кажется, что в целом северокорейская пропаганда довольно эффективна, в первую очередь — из-за отсутствия конкурирующих с официальными источников информации. Основная масса жителей КНДР считает, что уровень жизни в их стране достаточно высок, с большим уважением относится к Ким Ир Сену (но не к его сыну, куда менее популярному в народе). Что же до националистических убеждений, то они в данное время просто органичны для подавляющего большинства корейцев как на Севере, так и на Юге.
Во-вторых, создается впечатление, что в последнее десятилетие эффективность северокорейской пропагандистской деятельности снижается. Причина этого — определенное ослабление изоляции страны, на которое северокорейское руководство идет, стремясь за счет связей с внешним миром решить свои экономические проблемы. Это приводит к распространению в КНДР, особенно среди элитарной молодежи и студенчества определенного скептицизма по отношению к официальным установкам.
В-третьих, успехи, достигнутые северокорейским пропагандистскими службами в формировании нужного им миросозерцания в значительной степени являются результатом жесткого административно-полицейского контроля за населением и полной информационной изоляции от внешнего мира, а отнюдь не правильной организации пропагандистской работы как таковой. Из этого следует, что даже слабый отход от политики информационной самоизоляции и минимальное расширение контактов с внешним миром приведет к быстрому разрушению официального мировоззрения (хотя какие-то его элементы могут просуществовать еще очень долго). Иначе говоря, позиции официального мировоззрения в корейском обществе не представляются особо прочными.
10. ПХЕНЬЯН И ПХЕНЬЯНЦЫ: 1984 (Заметки советского стажера)
В 1984–1985 гг. мне довелось провести год на стажировке в Корейской Народно-Демократической Республике, в Университете имени Ким Ир Сена (Пхеньян). Во время пребывания в Пхеньяне мне довелось увидеть много интересного, кое-что из виденного я описал по возвращении домой в кратких заметках для памяти, на основании которых и составлена данная статья. Конечно, за прошедшие 15 лет северокорейская столица изменилась, хотя, возможно, и не в такой степени, как другие города Восточной Азии. Тем не менее, записки эти о прошлом, хотя и недавнем.
***
Пхеньян — столица КНДР и крупнейший город республики. В середине 1980-х годов его население превышало полтора миллиона человек, в то время как не один другой город страны не достиг еще и полумиллионного рубежа. В Пхеньяне расположены не только основные правительственные учреждения, но и большинство научных и культурных центров страны, в том числе и единственный северокорейский университет.
Пхеньян не только крупнейший город Северной Кореи. Это — город особый, витрина северокорейского социализма. На протяжении всей истории КНДР правительство поддерживало в столице куда более высокий уровень жизни, чем в остальных частях страны. Хотя практически все продукты и потребительские товары в Северной Корее и распределяются по карточкам, нормы снабжения, действующие в Пхеньяне, во многом отличаются от тех, что существуют в других городах страны. Жить в Пхеньяне — привилегия, и только те северокорейцы, кого режим считает благонадежными, имеют на это право.
Хотя Пхеньян (или, точнее, его заметная часть) и представляет из себя гигантскую пропагандистскую операцию, город-витрину, функции его отнюдь не исчерпываются пропагандой. Это, все-таки, город, в котором живут и работают люди. Надо сказать, что настоящий Пхеньян мало имеет общего с Пхеньяном пропагандистским — тем великолепным сверхсовременным городом, фотографии которого заполняют глянцевые страницы официальных северокорейских изданий.
Что же такое представляет собой реальный Пхеньян (или, точнее, что он представлял собой в середине восьмидесятых)? Широкая, но мелкая река Тэдонган делит северокорейскую столицу на две половины. Через реку перекинуто только два моста (один довоенный, а другой — построенный в начале шестидесятых), но это не создает особых проблем, так как движение в городе небольшое. Традиционно город располагался на западном берегу, застройка же восточного началась только в шестидесятые и семидесятые годы. Однако, центр города по-прежнему находится на западном берегу реки. Несмотря на почти полторы тысячи лет истории, в архитектурном отношении Пхеньян — город новый, ведь в 1950–1953 годах северокорейская столица была буквальном стерта с лица земли американской авиацией. Даже то, что северокорейцы объявляют «памятниками старины», в действительности является новоделами, часто — весьма далекими от оригинала.
Центральные кварталы столицы — это действительно широкие улицы, дома современной архитектуры, монументальные здания учреждений. Это — парадный центр, где сосредоточены основные правительственные учреждения, где живет правящая элита. Эта часть города, которую и можно считать Пхеньяном пропагандистским, Пхеньяном-витриной, невелика: в середине восьмидесятых из конца в конец ее можно было пройти от силы за полчаса. В первые послевоенные годы центр города располагался на протянувшемся вдоль берега Тэдонгана проспекте Сынни (то есть «Проспекте Победы», который назывался проспектом Сталина до середины семидесятых — еще один символ северокорейского неприятия «критики культа личности»). Проспект Сынни и поныне застроен массивными, помпезными и тяжеловесными домами, по стилю очень похожими на советские постройки первых послевоенных лет. В середине восьмидесятых, однако, наиболее парадной частью города были районы, которые располагались немного западнее, на проспектах Чхангван и Чхоллима. Именно эта часть столицы и стала любимым объектом съемок для официальных фотографов.
Однако на глянцевых официальных снимках не слишком заметна одна маленькая деталь: большая часть этого района отгорожена металлическим забором, проходы в котором охраняются часовыми (в основном — коренастыми круглолицыми девицами с автоматами на перевес). Там жила элита правящей бюрократии Северной Кореи. Для ее членов были сооружены эти дома с великолепными многокомнатными квартирами, их ждали по утрам роскошные «мерседесы», для их детей была построена образцовая 1-ая средняя школа, образцовый детский сад и ясли. В закрытом районе есть и специальные магазины и многое другое, что необходимо чиновникам для безбедной жизни. На территорию самого района мне, как иностранцу, попасть было невозможно, но вокруг него часто встречались фланирующие по проспекту Чхангван группы подростков — чиновничьих детей. Это упитанные юнцы щеголяли в импортных костюмах и куртках либо, чаще, во френчах а lа Ким Чжон Ир. На их надменно-высокомерных физиономиях было прямо-таки написано презрение к мельтешащей вокруг нищей и голодной черни. Даже обязательные для любого корейца значки с портретом Ким Ир Сена — символ своей «пламенной верности» Великому Вождю — стали для номенклатурных отпрысков средством «fashion statement». Носили они их необычным образом, так, как это было модно тогда у молодежи: на самом краешке лацкана, так что значок висел буквально «на отлете».
Там же, совсем рядом с престижными кварталами высшего чиновничества, расположились и те сооружения, что стали архитектурными символами современной Кореи: театр Мансудэ, Народный дворец учебы, Дворец съездов Мансудэ, Дворец пионеров и школьников, Первый универмаг. Все это сосредоточено на маленьком пятачке, маленьком даже по сравнению с престижным центром, который тоже невелик по площади. Любопытно, что на издаваемых для иностранцев схематических планах Пхеньяна этот центр показывают непропорционально большим, раз в пять больше, чем он должен был бы быть, исходя из примерного масштаба карты.
В нескольких сотнях метров от проспекта Чхангван, близ советского посольства, возвышается громада театра Мансудэ, в котором мне довелось побывать, что, надо сказать, довольно редкая удача. Этот роскошный театр, изображение которого попало даже на северокорейские денежные купюры, работает далеко не каждый день и очень немногим из иностранцев-недипломатов, не говоря уж о самих корейцах, удалось посетить его. Строго говоря, он вообще не предназначен для нормальной театральной деятельности, для массового посещения: его зрительный зал невелик, вмещает от силы 300 человек. Обычно зрителями являются иностранцы и те немногие корейцы, которые тем или иным путем смогли добыть пригласительные билеты. Я, конечно, не специалист по архитектуре, но интерьеры Мансудэ действительно впечатляют. В наше время, когда из-за отсутствия заказчиков во всем мире практически прервалась традиция дворцового строительства, Мансудэ, пожалуй, одно из последних сооружений, на которые не жалели ни денег, ни труда. В отделке помещений сочетаются традиционное умение корейских мастеров и достижения современной техники. Пол фойе покрыт огромными коврами ручной работы, на стенах — мозаики и фрески в стиле традиционной корейской живописи, мебель украшена тончайшей резьбой. И рядом с этим — блеск никеля и стекла, потолок, переливающийся всеми цветами радуги, двери на фотоэлементах, причудливые фонтаны с цветной подсветкой, что разместились не только на площади напротив театра, но и в самом его холле. Именно эти фонтаны каждый вечер придают площади у театра, центральной в Пхеньяне (на нее выходят также Дворец учебы и Первый универмаг), вид совершенно феерический. Вода в подсвечиваемых разноцветными фонарями фонтанах сама начинает светиться то красным, то синим, то голубым цветом. Из бассейнов на площади встают огромные сияющие столбы или водяные разноцветные костры. Каждый вечер десятки и сотни жителей столицы приходят сюда полюбоваться этой красотой, так контрастирующей с их повседневным бытом, нищим и серым.
