В день, назначенный для переворота, приняли все меры. В каждом приходе вооружили самых верных людей и отправили их на Сан-Марко. Эта милиция насчитывала 6–8 тысяч человек и могла погасить любые беспорядки. Отряд из ста всадников готов был по тревоге прибыть в любой район города. Тем временем начались аресты, вскоре последовали и приговоры. Бертолуччо Фальеро повезло — его лишь пожизненно посадили в темницу. Десять других лидеров были приговорены к повешению из окон дворца, смотрящих на Пьяццетту.[149] По злой иронии судьбы, среди казненных был Филиппо Календарио, который вслед за Базеджо был главным архитектором дворца. В день ареста он работал над южной стороной.
Настало время решить судьбу самого дожа. Совет десяти, решив, что он не вправе брать на себя такую ответственность, призвали собрать zonta[150] — особо предусмотренный расширенный его состав для исключительных случаев, к совету добавлялись еще 12 аристократов. Однако их решение было очевидным. Фальеро не пытался отрицать свое участие в заговоре. Он во всем сознался, признал свою вину и был готов к заслуженной высшей мере наказания. Приговор вынесли 17 апреля. Следующим утром, на рассвете, старика привели из его личных апартаментов в зал Большого совета, потом на верхнюю площадку мраморной лестницы, спускавшейся с лоджии второго этажа во внутренний двор дворца.[151]
С него сняли знаки отличия, его дожескую шапочку корно заменили на обычный головной убор. В короткой речи он попросил у республики прощения за свою измену и подтвердил справедливость приговора. Потом его голову уложили на подставку и казнили с одного удара.[152]
Двери дворца, запертые во время казни, открыли, и тело вынесли к народу. На следующий день его в простой лодке увезли в семейный склеп в часовне Санта Мария делла Пасе, между церковью Санти Джованни э Паоло и скуолой Сан Марко. Похоронили его в могиле без надписи.[153] Все имущество Фальеро конфисковали, исключая лишь 2000 дукатов, которые он перед казнью попросил оставить для жены в знак того, что он ей верит, несмотря ни на какие сплетни. Щедро наградили и тех, кто помог раскрытию заговора. Марко Нигро из Кастелло получил пожизненную пенсию по 100 золотых дукатов в год и несомненно полезную привилегию носить оружие для своей защиты в любом месте. Торговцу мехами Бельтраме полагалось не меньше 1000 дукатов, но он оказался настолько глуп, что потребовал недвижимость Фальеро на площади Санти Апостели и постоянное кресло в Большом совете. Когда ему отказали, он такого наговорил о правительстве, что его бросили в тюрьму, а когда он оттуда вышел, то был убит одним из друзей бывших заговорщиков.
Теперь Совет десяти не мог вписывать имя дожа в свои протоколы. Там, где оно должно было ставиться, оставляли пустое место и слова «non scribatur» («не записано»). Однако спустя десятилетие, когда позор и потрясение сгладились временем, стали поступать менее деликатно. 16 марта 1366 года решили, что изображение Фальеро следует удалить с фриза портретов дожей, который находится в зале Большого совета. Портрет заменили нарисованным черным покрывалом с надписью, четкой и понятной для любого читающего:
«Hiс est locus Marini Faledri decapitate pro criminibus».[154]
Глава 17
КОЛОНИИ, ПОТЕРЯННЫЕ И СОХРАНЕННЫЕ
(1355–1376)
Было 4 июня, около шести часов пополудни. Я стоял у окна, любуясь морем… когда в гавань зашел один из тех удлиненных кораблей, что именуются галерами. Корабль был увит зелеными ветвями, его весла били о воду, паруса раздувал ветер. Его прибытие было столь стремительно, что вскоре можно было различить радостные лица мореходов и несколько смеющихся юношей в венках из листьев, которые размахивали флагами, приветствуя родной город, победивший, но еще не знающий о своей победе. Наблюдатель с башни уже подал сигнал о прибытии корабля, и незваные, но движимые радостным любопытством горожане высыпали на берег. Когда корабль подошел, показались вражеские знамена, вывешенные за кормой, не оставив в наших душах и тени сомнения в том, что пришли вести о победе… Когда же мы их услышали, дож Лоренцо пожелал вместе со своим народом вознести благодарственные молитвы Господу, пройдя с праздничным шествием по городу, в особенности по площади Сан-Марко, красивее которой, по моему мнению, нет во всем мире.
Петрарка. Старческие письма. 10 августа 1364
Джованни Градениго по прозвищу Носатый был избран дожем, как утверждает беспристрастный историк конца того столетия, «несомненно, за какие-то его особые качества». Это случилось 21 апреля 1355 года, спустя всего три дня после казни предыдущего дожа. Необычно коротким сроком междуцарствие, наверное, было обязано всеобщему впечатлению от событий последней недели и желанию поскорее установить верховную власть. При этом республика снова показала, что ее властные структуры достаточно устойчивы и гибки, чтобы преодолеть самый тяжелый кризис. Любому другому европейскому государству потребовались бы для восстановления, возможно, годы. В Венеции же к моменту входа дожа Градениго во дворец от заговора Марино Фальеро оставалась лишь горькая память.
Новый дож был миролюбивым человеком семидесяти лет от роду. Война с Генуей дорого обошлась обеим сторонам и парализовала торговлю. Потерпев поражение в Портолуньо, Венеция потеряла большую часть своих кораблей и бойцов. Когда три брата Висконти, унаследовавшие после смерти дяди-архиепископа власть над Миланом, предложили от имени Генуи разумные условия, Венеция их с готовностью приняла. 1 июня 1355 года подписали договор, согласно которому каждая республика, помимо прочих, менее важных обязательств, обещала не вторгаться в воды другой и в спорную акваторию Азовского моря в течение трех лет. Каждая из сторон вносила в залог соблюдения этих обязательств 100 000 золотых флоринов, которые передавались на хранение независимой стороне.
Генуэзцы, чувствовавшие себя сильнее, негодовали на равноправие сторон в условиях договора. Поскольку иного выбора у подданных Висконти не было, договор они подписали, но с большой неохотой и в надежде стряхнуть миланское ярмо при первой же возможности. Возможность выдалась уже в следующем году. Венецианцам посчастливилось больше. Не потому, что условия договора были для них выгоднее, но потому, что они были свободны, в то время как соперникам приходилось тратить все силы на борьбу за независимость. У венецианцев была возможность восстановить торговлю и флот. Пока арсеналотти, о позоре которых забыли, работали, снаряжая сходящие со стапелей галеры, галеоны, фрегаты и бригантины, венецианские дипломаты ездили к татарам и варварам, в Египет и Фландрию, возобновляя старые соглашения и заключая новые.
Если бы Венеция оставалась только морской державой, какой она была еще 20 лет назад, короткое правление Джованни Градениго и впрямь было бы счастливым. Но теперь у Венеции были владения на материке, и эти новые территории требовали от государства новых усилий. Раньше, если королевство Венгрия претендовало на города Далмации, можно было нападать на вражеский лагерь с залива. Теперь все изменилось. Впервые значение этих перемен проявилось в 1356 году, когда Людовик, король Венгерский, вошел во Фриули.
На этот раз претензии не ограничивались отдельными городами или островами. Людовик хотел всю венецианскую территорию по восточному берегу Адриатики. Три года назад он уже завладел ею, но потерял в ходе дипломатических баталий. Теперь, под явно надуманным предлогом, он совершил нападение, направив главные военные силы даже не на спорную территорию, а на саму республику. Вскоре были захвачены Сачиле и Конельяно и осажден Тревизо. Хуже того, позиция Франческо да Каррара, повелителя Падуи, была ненадежна, и в случае его измены врага можно было встречать уже на пороге Риальто.
Таково было положение дел, когда в августе 1356 года Джованни Градениго умер. Его похоронили в часовне церкви Санта Мария Глориоза деи Фрари. У его преемника, Джованни Дольфино, с восхождением на трон возникли некоторые трудности — к моменту своего избрания он находился в осажденном Тревизо. Однако благодаря сочетанию храбрости, ловкости и удачи он ночью смог выбраться из города и проскользнуть мимо венгерских патрулей. Первым его делом на посту дожа было выяснение позиции Падуи. Как и предполагалось, Каррара под влиянием успехов венгров переметнулся к Людовику. Немедленно к Падуе были применены экономические санкции, карательная экспедиция опустошила ее предместья, но от всех этих мер толку было мало. Пока Серравалли и Азоло капитулировали, против венецианского правления взбунтовался епископ Ченедский, а в самом Тревизо раскрыли заговор, участники которого через несколько часов собирались сдать город врагу.
