180
Символ — не тот троп, который возникает в познании: он содержит в себе некую абстракцию. Аллегория вообще не троп.
На это И. Г. Левин возражает, что миф — не сюжетная единица: сюжет есть нечто конкретное и завершенное. Однако так же как сюжет может быть развернут в совершенно различные повествования (песнь, эпос, новеллу и т. п.), так и миф. И. Г. предлагает трактовать божество в мифе как персонаж; персонажи как мотивы, можно классифицировать, но их классификация еще не ведет за собой классификации сюжетов по типам. Рассказ может быть «мифом», если его используют сакрально, как источник познания и т. п. Однако, нам кажется, в том и состоит разница между мифами и сюжетом, что миф не только определяется тем, о чем ведется повествование, но сам непосредственно возникает из акта познания; а если мифотворчество есть акт познания, то мифы могут классифицироваться по предметам познания: ими могут быть и боги как побуждения.
«Три они, что чудны для меня, и четыре, что я не постиг: путь орла в небесах, путь змеи по скале, путь корабля среди моря и путь мужа к деве» (Библия, Притч 30:18–19).
Следует заметить, что греческая мифология — вся вторичная или даже третичная, результат смешения домикенских, микенских и позднейших традиций; сходство мифологии Гесиода с хурритской настолько велико, что его трудно объяснить одной лишь общностью типологии; в целом декодировать греческие мифы чрезвычайно трудно; недаром Ж. Дюмезиль и многие другие теоретики обходят греческий материал.
Хотя часто предполагавшееся влияние христианства на эддические песни очень сильно преувеличивалось, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что скандинавские источники записаны в эпоху (формальной) христианизации Норвегии и Исландии.
Ниже возрастные классы характеризованы обобщенно; они разнятся по культурам. Иногда все возрастные классы составляют «set» из подвижных во времени, но однородных по эпохе рождения возрастных «когорт».
Между тем и другим резкой грани нет, поскольку сотворение космоса входит в один семантический ряд с созданием (зачатием) человека.
Производным является аккадское слово ʼawīl- полноправный свободный мужчина, букв. относящийся к [родовому] телу ʼāl-). См.: Diakonoff I. М. From a gentilic dwelling to a city. — Oikumene. 5 (1986), с. 35 и сл.
О роли богини Хатхор (матери-родительницы) как представляющей старшую царицу (мать-воспитательницу) в противоположность богине Маʼат (матери-возродительнице) как представляющей молодую царицу (мать-зачинательницу) см. подробно: Troy L. Patterns of Queenship. II, 2; 4, 1.
Из народов, чьи мифологии рассматриваются в этой книге, обрезание практиковалось у южных и западных семитов и у египтян. Оно было не известно ни в Месопотамии и горном поясе ближнего и Среднего Востока, ни, насколько полагают, в Европе. Однако, согласно египетским данным, оно практиковалось у 3kjwš т. е. у микенских греков-ахейцев. См.: Breasted J. Н. Ancient Records of Egypt. Chicago, 1927, sect. 574, 579, 588.
Ср. аналогичные обычаи у южных банту (например, зулусов) и у ряда других ранних скотоводов и земледельцев.
Юноши-эфебы при этом часто живут обособленно от остальных соплеменников; в их «общем доме» («мужской дом», «дом неженатых юношей») культивируются особые искусства (ритуальные танцы, песни и др.), в том числе и военное. У многих племен вместе с юношами в «общих домах» живут и незамужние девушки. Эти юношеские «братства» совершают обычно ритуальные «набеги» на соседние деревни, набеги игровые, даже театрализованные, но подчас балансирующие на грани подлинных военных действий. Такие сообщества часто составляют основную военную силу племени, опираясь на которую военный предводитель может, как свидетельствуют этнографы, ограничить или свергнуть власть старейшин, покорить соседние деревни и даже основать некую зачаточную форму государства (chiefdom). См.: Vasilkov Ya. V. Draupadi in the Assembly-Hall, Gandharva-husbands and the origin of the gaṇikās. Paper read at the VIIth World Sanskrit Conference. Leiden, 1987 (preprint).
Термины gaṅá и sabhā получили, по-видимому, затем более широкое значение общины (вообще) и собрания.
У некоторых народов имена богинь не могут входить в состав теофорных имен мужчин (так, например, у вавилонян, хурритов, по крайней мере у части индийцев). Однако делается исключение для имен богинь — дев-воительниц: имена Иштар (и богини — воительницы и целительницы Гулы), Шавушки, Кали могут входить и в состав мужских теофорных имен. У скандинавов в мужские теофорные имена входили имена только богов: Тора и реже Фрейра-Ингви. Греки и шумеры не знали этих ограничений.
Ср.: Cassin Е. Le semblable et le différent, ch. 13; Virginité iet stratégie du sexe, c. 338 и сл. Мы не можем полностью согласиться с построениями Элены Кассен, однако она правильно указывает на то, что требование девственности от жены и невесты — относительно позднее и связано с концепцией собственности мужа или отца на женщину в обществе, уже далеко не первобытном.
С этим связан обычай обручения девочек до достижения ими половой зрелости, т. е. тем самым введения их из второго возраста сразу в четвертый, минуя возраст добрачной свободы.
Характерно, что шумеро-вавилонский бог заклинаний против демонических сил Асаллухи (позднее отождествленный с локальным, а затем верховным богом Мардуком) не может действовать самостоятельно без специального каждый раз разрешения своего отца Энки (Эйи). Энки — один из триады верховных богов — не вступает в прямые сношения с людьми.
На своеобразной мифологии Египта мы в этой книге вынуждены останавливаться лишь очень бегло.
В том числе, безусловно, и у славян, как наглядно показано В. Я. Проппом (Русские аграрные праздники. Л., 1963, с. 115 и сл.). Пропп показал также, что аграрные обряды могут рассматриваться как космические, вневременные, а потому не обязательно являются, например, весенними. Однако они все же связаны с поворотными пунктами года (космического и земного. У славян они включают обряды пасхальные, троичные, купальские, святочные и т. п.). Они приурочены к солнцеворотам, солнцестояниям повороту от зимы к лету — или, как в Месопотамии, наоборот — от лета к зиме, так как здесь сезон смерти — лето; считается, что она связаны с «сожжением года» — или космического «века», с прощением его нечистоты и очищением минувшего года. Сжигается обыкновенно особая деревянная конструкция, часто с шестом или деревом в основе, либо чучело («умирающего бога»). С огнем очага эти праздники или вовсе не связаны, или только тем, что огонь берется с очага. Как полагают, вестник домашнего очага может быть ходатаем перед богами, вестник ночных огней — провожатый мертвых (шумерский Хендурсанг, аккадский Ишум, греческий Гермес). Литература обширна, но, к сожалению, частично устарела. О праздниках зажигания огней в Месопотамии см.: Дьяконов И. М., Дандамаев М. А., Лившиц В. А. Месяцы в древней Передней Азии; Бикерман Э. Хронология древнего мира. М., 1975, с. 308–309 (месяц izi-izi-ngar-ra выставление всех огней, июль-август). К числу обрядов, предназначенных стимулировать плодородие, следует отнести и египетский хебсед — праздник и обряд возобновления мужских сил состарившегося фараона: видимо, предполагалось, что половая жизнь царя (у египтян — всегда обожествленного) сама по себе стимулировала плодородие страны. Ср. ниже о «священных браках» у других народов и ср., например, подобные же обряды в Индокитае, см.: Стратанович Г. Г. Народные верования населения Индокитая. М., 1978.
Огонь — могучая сила, с которой, вполне очевидно, надо обращаться в величайшей ритуальной чистоте, поэтому хранительница очага если не безлична (как греческая Гестия), то девственна (как римская Веста). Культа собственно Огня у греков и римлян, видимо, не было. У индийцев Агни — бог очага и жертвенного, а также погребального костра, вообще бог жертвоприношений, важнейший посредник между миром богов и людьми. Еще важнее иранский Огонь — Атарш, представляющий важнейшую из чистых стихий (наряду с водой и плодородной землей; здесь огонь нельзя осквернять трупом. Огонь здесь как бы «тело» и проявление верховного божества). Хеттский огонь Паххур имеет лишь второстепенное значение; хеттское божество Акнис связано с аккадским Нергалом и вообще с подземным миром, и его созвучие с индийским Агни, вероятно, случайно — это, видимо, не божество огня. У вавилонян бог огня Гирру, несмотря на свое древнейшее имя, имел ограниченное значение, будучи связанным главным образом с очагом и с плавильным делом; общинного (храмового) культа он не имел. У скандинавов Мир огня — Муспелльхейм стоит в одном ряду с Миром людей, Миром богов и т. п. Он расположен на крайнем юге — на полудне или же на восходе солнца; перед космической катастрофой «сыны Муспелля» сожгут богов и людей (МЭ, с. 15, 16, 18, 20, 36, 40, 52, 58, 122). Несмотря на (довольно поздний?) обычай трупосожжения у германцев, огонь не почитался как божество; однако солнце — искра от Муспелля. Отсутствие культа огня у скандинавов видно и из характера кеннингов огня у скальдов (см. там же, с. 69; о кеннингах см. ниже. [201]).
