Берлинский двор при курфюрсте Иоанне Георге служил ареной для шарлатана Леонарда Турнгейсера, который, однако, должен был бежать из Берлина. Более чем 100 лет спустя явился в Дрезден Иоанн Фридрих Беттхер, который хотя и не добыл золота, но зато получил впервые в 1704 году, во время своего ареста, коричневый яшмовый фарфор, а в 1709-м и белый фарфор.
Реальные достижения алхимии
Алхимия вместе с технохимией к концу XVI – началу XIX веков привела к становлению химии как науки.
Если александрийская алхимия была принципиально нерезультативной, то алхимия даже одного из самых мистических и мистифицированных ее адептов – Василия Валентина, этого «могущественного царя», была направлена на результат, воплощенный в конкретные химические достижения. Им впервые получена соляная кислота (spiritus salis) нагреванием поваренной соли с кристаллическим железным купоросом; изучено ее действие на металлы и окислы. Азотная кислота, «царская водка» и «купоросное масло» (серная кислота) для Василия Валентина – вещи обычные. Им найден способ получения сурьмы из сурьмяного блеска (сернистой сурьмы), изучены соединения сурьмы (например «сурьмяное масло», или хлористая сурьма, обладающая целительной силой). Василий Валентин описывает также нашатырь (sal ammoniacum, или sal armeniacum – армянская соль), сулему, другие соли ртути, соединения цинка, олова, свинца, кобальта.
Это было время расцвета алхимии. Обратим внимание лишь на практические, нашедшие спрос достижения в области средневековой техники, в том числе и на те из них, которые не имеют прямого касательства к собственно химическому ремеслу.
В XI веке уже умеют изготовлять листовое стекло, совершенствуют технику литья металлов. В 1150 году начинается производство кирпича. 1250–1260 годы ознаменованы открытием и описанием купоросов; описан мышьяк и его соединения (Альберт Великий); изучается горение в закрытых сосудах (Роджер Бэкон). Описание углекислого аммония и сернистых соединений ртути (Раймонд Луллий) относят к 1270 году. В 1280 году Арнольд в трактате «De vinis» дает способ получения «эфирного масла». В 1290 году в Ля-Шапелье открылась первая фабрика стекла.
В 1313 году предлагают первую в Европе рецептуру пороха (приписывается монаху Бертольду Шварцу). К 1330 году уже умеют резать стекло, придавая ему различную форму. К 1354-му освоена техника производства металлических обшивок судов. В 1378-м появляются железные ядра для пушек. Штромер (1360) из Нюрнберга совершенствует производство бумаги. В 1380 году Исаак Голланд описывает хлористый кальций. 1405 год памятен изготовлением первого снаряда и первой гранаты (Конрад Кайзер). В 1450 году начата добыча меди и медное литье в Германии.
Прибавим к этому познание реакции нейтрализации минеральных кислот, киновари, окислов железа («мертвая голова»), «царской водки», сурьмы и ее солей, осаждение серебра из азотнокислых серебряных растворов медью и ртутью, появление представления о твердой природе солей, начатки стехиометрии. Все это приходится главным образом на XII–XV века, если не считать арабских «предвосхищений». Но и этот список тоже неполный.
Существенная часть перечисленных достижений обязана своим рождением и развитием химикам-ремесленникам. Однако появление осмысленного технохимического умения, становление технологии произошло из соединения химической практики с алхимическим умозрением. То есть химия из собрания рецептов, хотя и полезных, переходит на уровень некоторого осмысления происходящего. К позднему Средневековью теории алхимиков сложились в достаточно стройную технологическую систему.
Пришло время, когда любой рецепт давал «химическую» вариацию алхимического видения мира и состоял из двух взаимосвязанных частей: а) оперирование с веществом в конкретной препаративной ситуации; б) размышление по поводу вещества. Понятно, что и оперирование с веществом, и размышление о нем – это как бы оперирование и как бы размышление, потому что алхимическое рукотворение – это космотворение, ушедшее в подтекст. Но ведь чтобы понять подтекст, нужно изучить текст, то есть конкретно то, что делал алхимик: какие вещества брал, каким образом их приготовлял, с чем смешивал, как и где обрабатывал эти смеси. Словом, все то, что можно было бы назвать рукотворным опытом. Нужно также воспроизвести ход мысли теоретика, понять, что повелевает его руками.
Химия Возрождения, взяв все самое лучшее, что было выработано мистически настроенными алхимиками, совершила колоссальный рывок. Зато алхимия Возрождения окончательно утратила былую, пусть мишурную, вещественность. Это время в жизни алхимии характерно неуправляемым расцветом демонологических и оккультно-герметических увлечений неоплатоников (как бы возвращение к истокам). Теперь алхимия являет нескончаемое богатство эмоций, довольствуясь, как не вполне верно считают некоторые исследователи, «бедностью осознанных идей».
А это и понятно. После поражения 1453 года христиан в Константинополе византийские ученые начали массовый переезд в Европу. Сюда они принесли и свои собственные, и ранние византийские тексты, в том числе свято сохранявшиеся работы александрийского периода. Вот они и дали оккультизму новый толчок.
Игнорируя естественный историко-культурный, историко-химический смысл алхимии эпохи Возрождения, исследователи описывают ее как оккультно-символическую фантасмагорию, лишенную какого бы то ни было содержания, как тупиковую пору в жизни алхимии. Они говорят, что алхимические фантазии достигли крайней степени сумасбродства уже к концу средневекового периода и началу нового времени. Дальше было идти уже некуда.
Печальная картина состояния алхимии еще более омрачается тем обстоятельством, что для объяснения чудодейственной силы Философского камня не стеснялись прибегать к имени Божию, сыпали молитвы и библейские изречения. На новую химию алхимики перестали оказывать влияние.
Вот пример того, что в развитии науки (да и любого другого социального института) могут быть периоды упадка и периоды возрождения, а вовсе не один только непременный «прогресс». В науке это происходит постоянно. Возникают новые идеи, они овладевают умами, выстраивается новая картина мироздания, которая стимулирует прогресс, но потом возникают новые идеи, прежние представления о мире становятся тормозом и приводят к регрессу. Сменяется картина мира – опять прогресс. А потом застой и т. д.
Алхимики были уверены: несовершенные металлы можно лечить. Со временем лечение металлов алхимическими эликсирами привело к лечению человека ятрохимическими эликсирами.
Глаубер пишет: «Если налить воды в этот раствор, положить туда олова, свинца, железа и висмута, а потом бросить туда золота, то золото, вернее всего, пристанет к металлу. Помешайте воду. Золото, подобно грязи, сначала смешается со всем остальным, а потом осядет в воде».
Примерно так готовили «золотую тинктуру» (aurum potabile – питьевое золото), раствор треххлористого золота, обладавшего, как считали, целительными свойствами для человека. Прибавим к этому tartarus vini – винный камень, или «адский спирт» – тайное средство Парацельса (XVI век), архей, который воплощает жизненные ферменты повидимости неживых тел, или его же «верховный дух».
Алхимия, перешедшая на службу здоровья человека, называлась ятрохимией. Парацельс утверждал: «Действительно, я ятрохимик, потому что я знаю медицину и химию».
Алхимию христианских докторов XIII–XV веков можно рассматривать лишь в контексте арабского влияния, хотя и со специфическим креном в сторону христианского спиритуализма. Арнольд из Виллановы в «Салернском кодексе здоровья» говорит, что состояние человека – это функция соотношения четырех соков («гуморов»): светлая желчь, флегма, кровь, черная желчь. Но каждый из гуморов – еще и панпсихический принцип, материализованный не столько в конкретном человеке, сколько в спиритуалистических универсальных образах, четырех типовых темпераментах (как скажут позже: холерик, флегматик, сангвиник, меланхолик).
Изменение соотношения соков-начал приводит к патологическим сдвигам. Между тем человек сам в состоянии воздействовать на духовную жизнедеятельность гуморов, от коей зависит физическое состояние тела. Он – демиург, создающий себя.
Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм – Парацельс в XVI веке исповедовал «химическую» теорию функций организма, которую он разработал в противовес Галену (медику якобы II века), предпочитавшему лечить растительными соками. Он с этим автором, будто бы умершим за полтора тысячелетия до него, яро спорит и даже сообщает, что получал от него письма.
Парацельс уповал на aurum potabile (питьевое золото), коллоидный красного цвета раствор золота. Нематериальная квинтэссенция александрийцев и отчасти алхимиков-христиан у него вполне материальна: ее можно извлечь из растений и из минеральных сурьмяных, мышьяковых и ртутных препаратов. Земная жизнь, согласно Парацельсу, – лишь эманация астральной жизни:
