После этого она предсказала Гудрид счастливую судьбу, а затем каждый по очереди подходил к ней и задавал вопрос.
В «Саге об Одди Стреле» обряд гадания описан несколько иначе. Там говорится, что пророчица вечером «вышла со своими людьми из дома, и никто из них не ложился спать, и всю ночь совершали они свою волшбу». А на следующее утро колдунья созвала всех в дом и сказала, что каждый будет подходить к ней и задавать вопрос, а она откроет будущее.
При совершении обряда сейда или предсказания вёльва поднималась на специальный помост, а вокруг становились ее люди, которые специальными песнями приводили ее в состояние экстаза. Колдовские песни могли быть либо очень красивыми — как это описывается выше, — либо ужасными и неприятными для человеческого уха.
Одним из основных «атрибутов» колдуньи-пророчицы является ее посох (volf), от названия которого произошло и само названий пророчиц — вёльва (volva).
В экстатических плясках шаманов многих народов используется «конь» — шест с лошадиной головой. Некоторые исследователи культуры Севера считают, что посох пророчиц и был именно таким «конем», сидя на котором они совершали особый ритуальный танец. Впоследствии этот «конь», судя по всему, превратился в столь знакомое нам помело ведьм.
В сагах есть упоминания и о том, что пророчицы могли покидать свое тело и превращаться в птиц. Так, в одной из саг рассказывается о двух колдуньях, которые покинули свои тела, лежащие на помосте для гаданий, и превратились в двух китов, которые бросились следом за кораблем с героем. Когда же герою саги удалось перебить им спины, то в тот же миг колдуньи упали с помоста со сломанными позвоночниками.
В другой саге рассказывается о битве двух колдунов, принявших облик собак, а затем превратившихся в орлов.
Искусство провидиц, которое также называется, как мы помним, сейдом, М. Элиаде сравнивал с классическим шаманским сеансом — для обоих характерны наличие ритуального наряда, значение хора с магическими песнопениями и экстатическое состояние.[117]
«Но мы, — писал М. Элиаде, — все же не считаем сейд шаманизмом в строгом смысле: "мистический полет" является лейтмотивом общей магии, а особенно европейского колдовства. Специфические шаманские темы — путешествие в преисподнюю с целью возвращения души больного или проводов умершего — хотя и зафиксированы в традициях северной магии, но не представляют принципиального элемента в сеансе сейда. Совсем наоборот, этот сеанс сосредоточивается на гадании, то есть в конечном счете представляет собой скорее "малую магию"».
Как мы помним, Один владел этим искусством волшбы. В одной из песен «Старшей Эдды» — «Перебранке Локи» — злой и хитроумный бог Локи упрекает Одина в самых ужасных грехах:
Локи сказал:
Молчи-ка ты, Один!
с начала времен
людей ты судил неправо:
в распре не раз,
кто праздновал труса,
тому ты дарил победу.
Один сказал:
Пусть в распрях не раз,
кто праздновал труса,
тому я дарил победу,
зато восемь зим
ты в подземелье сидел,
был дойной коровой,
был женкой рожалой,
ты — бабоподобный муж!
Локи сказал:
А сам ты, я слышал,
на острове Самсей,
как ведьма, бил в барабаны,
жил, ворожея,
у людей в услуженье. —
сам ты бабоподобный муж».[118]
В процитированном выше отрывке употребляется слово «женовидный» («бабоподобный» в поэтическом переводе), которое может значить и способность к перемене пола, которое давало искусство волшбы, — уже знакомое нам слово argr — и связано оно с шаманскими способностями Одина, ибо речь, безусловно, идет не о барабане, а о шаманском бубне.
Слово argr значило одновременно и «способность к особого рода колдовству». (Некоторые исследователи связывают этот вид магического искусства Фрейи и Одина с саамскими заклинаниями.)
Употребление слова argr в перебранке, в результате которой Локи удается «поставить на место» абсолютно всех богов, говорит о крайне отрицательном отношении к волшбе, которая не пристала мужам.
Тем не менее владели этим секретом и скальды.
Подтверждение этому находим в «Саге о Гисли», когда к Гисли во сне приходит пророчица и дает ему совет не ворожить и не колдовать:
«Гисли был человек мудрый, и у него был большой дар видеть вещие сны…[119]
Рассказывают, что как-то раз, осенью, Гисли метался во сне. Это было, когда он жил у Ауд, и, когда он проснулся, Ауд спросила его, что ему снилось. Он отвечает:
— Ко мне приходят во сне две женщины. Одна добра ко мне и всегда дает хорошие советы, а другая всегда говорит такое, от чего мне становится хуже, чем раньше, и пророчит мне одно дурное. А сейчас снилось мне, будто я подошел к какому-то дому и вошел туда, и будто бы я узнал во многих, кто сидел там, своих родичей и друзей. Они сидели возле огней и пировали. И было там семь огней, одни почти догорели, а другие пылали ярко. Тут вошла в дом добрая женщина моих снов и сказала, что те огни означают мою жизнь, какая мне еще осталась. И она дала мне совет оставить, покуда я жив, старую веру, не ворожить, и не колдовать, и быть добрым к хромым, и слепым, и тем, кто меня слабее. Вот и весь сон.
Тогда Гисли сказал несколько вис:
Привиделись мне палаты,
О, пламени волн поле,[120]
Там семь костров горело
В ряд, мне беду предрекая.
Друзья, за трапезой сидя,
Встретили речью заздравной
Скальда, слагатель вис
Ответил им словом приветным.
«Глянь, о, клен сраженья,[121] —
Фрейя рекла ожерелий,[122] —
Сколько горит костров
Здесь пред тобой в покое.
Столько зим проживешь, —
Биль покрывала[123] сказала, —
Здесь на земле владыка
Браги врагов Тора.[124]
Питатель орлов,[125] слушай, —
Молвила Ловн золота,[126] —
Навеки оставь ведовство,
Скальду волшба не пристала,
Ведомо всем, что негоже
Вязу дротиков лязга[127]
Злейшему лиху вверяться,
Тайным знаньям колдуний.
Бойся посеять смуту,
Меч обнажить опрометчиво,
Дурно над слабым глумиться,
О, дуб непогоды Одина.[128]
Будь защитой убогому,
На помощь слепому,
Волка волны возничий,[129]
Следуй завету этому».[130]
Об обряде рунического заклятия, совершаемом старухой-колдуньей, рассказывается в «Саге о Греттире», переведенной на русский язык О. А. Смирницкой:
«Остаются три недели до начала зимы. Тогда старуха попросила отвезти ее к морю. Торбьёрн спросил, что ей там нужно.
— Дело-то маленькое, но, может статься, предвещает большое событие, — говорит она.
Сделали, как она просила. И, выйдя к морю, она заковыляла вдоль берега, как будто ей кто показывал дорогу. На пути у нее лежала большая коряга — ноша как раз по плечу одному человеку Она взглянула на нее и попросила перевернуть. Снизу коряга была как будто обуглена и обтерта. Она велела отколоть щепочку с гладкого места. Потом взяла нож, вырезала на корне руны, окрасила их своею кровью и сказала над ними заклинания. Она обошла корягу, пятясь задом, и нашептала над ней много колдовских слов. После этого она велела столкнуть корягу в море и заговорила ее, чтобы плыла она к Скале Острову, Греттиру на погибель. Оттуда она направилась домой, в Лесной Залив. Торбьёрн сказал, что не возьмет в толк, к чему все это. Старуха сказала, что скоро, мол, все узнает. Ветер дул с моря, но старухина коряга поплыла против ветра и быстрее, чем можно было ждать.
А Греттир, как рассказывалось, жил на Скале Острове со своими сотоварищами и ни о чем не тужил. На другой день после того, как старуха заколдовала корягу, Греттир и Иллуги спустились со скалы за дровами для костра. И, подойдя к западной стороне острова, они увидели, что прибило к берегу корягу. Тогда Иллуги сказал:
— Вот сколько сразу дров, родич. Отнесем-ка корягу домой.
Но Греттир толкнул ее ногой и сказал:
— Злая коряга и послана злым. Поищем лучше других дров. — И отпихнув корягу в море, сказал, чтобы Иллуги остерегался брать ее домой, "ибо она послана нам на беду".
Потом они пошли к хижине и ничего не сказали об этом рабу. На другой день они снова натолкнулись на эту корягу, и она была уже ближе к лестницам, чем накануне. Греттир отпихнул ее в море подальше, говоря, что никак нельзя ее брать домой. Прошла ночь. Тут поднялся сильный ветер, да еще с дождем. Им не захотелось выходить, и они велели Шумиле пойти за дровами. Тот был очень недоволен, говоря, что это сущее мучение — мерзнуть в такую непогоду. Он спустился с лестницы и нашел старухину корягу и решил, что ему здорово повезло. Поднял он корягу, доволок еле-еле до дому и бросил с грохотом наземь. Греттир услышал:
