Польская армия, частям которой приходилось биться за разные стороны во время мировой войны, отличалась высоким боевым духом, но была плохо экипирована. Британия отказывалась помогать ей на том основании, что уже оказала содействие белым, а выручать поляков было делом Франции. Французы, как это было всегда им свойственно, ничего не давали даром: вместо непосредственной помощи они предложили полякам кредит в 375 млн франков, что давало возможность приобрести по действующим рыночным ценам не востребованные самой Францией военное снаряжение и боеприпасы, частично в свое время захваченные у Германии. США предложили кредит в 56 млн долларов на приобретение припасов, оставленных их войсками на территории Франции39.
25 апреля численно превосходящая противника польская армия при поддержке двух украинских дивизий взяла Житомир и двинулась на Киев. [Davies N. White Eagle, Red Star. P. 101. Автор полагает, что польское наступление в апреле 1920 г. нельзя считать началом советско-польской войны, но только «изменением в масштабе, интенсивности, задачах военных действий». Трудно согласиться с этой точкой зрения, имея в виду, что предыдущие столкновения двух армий носили характер эпизодических перестрелок и ни у одной из сторон не было ясно обозначенной стратегической цели.]. Двенадцатая красная армия отступила, несмотря на то что готовилась к боям еще в январе: она была ослаблена мятежами и дезертирством, особенно в украинских частях. Красным приходилось также отбиваться от достаточно эффективных действий партизан у себя в тылу. 7 мая поляки заняли столицу Украины: это явилось пятнадцатой сменой власти в Киеве за три года. Потери польской стороны составляли 150 человек убитыми и вдвое больше — ранеными.
Но триумф Польши оказался недолговечным. Ожидавшегося восстания украинского населения не произошло. Более того, вторжение вызвало в России невиданный патриотический подъем, сплотивший социалистов, либералов и даже консерваторов в поддержку коммунистов, защищавших страну от иностранного агрессора. 30 мая советская пресса опубликовала воззвание генерала Алексея Брусилова, командовавшего наступлением русской армии в 1916 г.: он приглашал всех бывших офицеров царской армии, которые еще не успели записаться в Красную Армию, сделать это. [Известия. 1920. № 116. 30 мая. С. 1. В неопубликованном дневнике, который он вел в 1925 г. во время путешествия за рубеж, Брусилов писал, что никогда не предлагал своих услуг Красной Армии и что текст воззвания был получен от него обманным путем (см.: Мои воспоминания, Alexei Brusilov Collection, Bakhmeteff Archive, Rare Bookand Manuscript Library, Columbia university. P. 59—67)].
5—6 июня буденновская кавалерия прорвала линию поляков. 12 июня польская армия оставила Киев и начала отступать с такой же скоростью, с какой до этого продвигалась вперед. Контрнаступление советских войск осуществлялось двумя фронтами, они разделялись непроходимыми припятс-кими болотами. Южная армия двигалась на Львов; Северная, под командованием Тухачевского, шла по Белоруссии и Литве. 2 июля Тухачевский объявил приказ: «Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару... На Вильну, Минск, Варшаву — марш!»40. Упоенная победой, 11 июля Красная Армия взяла Минск, а через три дня — Вильно. Гродно пал 19 июля, Брест-Литовск — 1 августа. К этому моменту армия Пилсудского потеряла все территории, захваченные с 1918 г.: Красная Армия стояла уже на Буге, за которым проживало польское население, и готовилась форсировать реку. На всех завоеванных территориях вводились советские методы управления.
В Польше военные неудачи вызвали политический кризис. Под давлением противников украинской авантюры, а их было немало и среди правых, и среди левых, 9 июля правительство уведомило союзников, что готово отказаться от территориальных претензий к Советской России и начать мирные переговоры41. Керзон незамедлительно передал заявление Польши Москве, предложив установить перемирие с временной разделительной линией по Бугу, имея в виду определить постоянную границу позднее. Британия изъявила готовность выступить в качестве посредника. Свои предложения Керзон дополнил предупреждением, что если Советская Россия вторгнется на территорию собственно Польши, то Британия и Франция вступят в войну на стороне последней.
Нота Керзона вызвала разногласия в рядах большевиков. Ленин, которого поддержали Сталин и Тухачевский, считал необходимым отвергнуть сделанное предложение и проигнорировать предупреждение Британии: Красная Армия должна идти на Варшаву. Он был убежден, что появление красных солдат и провозглашение аналогичных большевистским декретов, защищавших интересы рабочих и крестьян, заставит массы поляков подняться против «белого» правительства и согласиться на установление в стране коммунистического режима.
Но за решением Ленина стояли и более веские соображения. Каковы они были, он объяснил 22 сентября 1920 г. на закрытом заседании Девятой партконференции, когда пытался найти объяснение и оправдание тому, что называл «катастрофическим поражением» Советской России в Польше. Ленин просил, чтобы его слова не записывались и не публиковались, но стенографисты продолжали работу: семьдесят два года спустя сказанное было напечатано. [Эта речь, текст которой находится в РЦХИДНИ (Ф. 44. Оп. 1. Д. 5. Л. 127—132), впервые была опубликована в «Историческом архиве» (1992. № 1. С. 14-29).]. Хотя формальной целью продолжения военных действий на территориях, где жили этнические поляки, декларировалась советизация Польши, Ленин обрисовал в свойственной ему разбросанной манере истинные, гораздо более далеко идущие планы: «Перед нами стоял вопрос: принять ли это предложение [Керзона], которое давало нам выгодные границы, и, таким образом, встать на позицию, вообще говоря, чисто оборонительную, или же использовать тот подъем в нашей армии и перевес, который был, чтобы помочь советизации Польши. Здесь стоял коренной вопрос об оборонительной и наступательной войне, и мы знали в ЦК, что это новый принципиальный вопрос, что мы стоим на переломном пункте всей политики советской власти.
До сих пор, ведя войну с Антантой, потому что мы великолепно знали, что за каждым частичным выступлением Колчака, Юденича стоит Антанта, мы сознавали, что ведем оборонительную войну и побеждаем Антанту, но что победить окончательно Антанту мы не можем, что она во много раз сильнее нас...
И вот... у нас созрело убеждение, что военное наступление Антанты против нас закончено, оборонительная война с империализмом кончилась, мы ее выиграли... оценка была такова: период оборонительной войны кончился. (Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать.)
Перед нами встала новая задача... мы можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной... Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протоколе ЦК... Но между собой мы говорили, что мы должны штыками пощупать — не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?..
[Нам стало известно], что где-то около Варшавы находится не центр польского буржуазного правительства и республики капитала, а где-то около Варшавы лежит центр всей теперешней системы международного империализма, и что мы стоим в условиях, когда мы начинаем колебать эту систему и делаем политику не в Польше, но в Германии и Англии. Таким образом, в Германии и Англии мы создали совершенно новую полосу пролетарской революции против всемирного империализма...»
Ленин далее заявил, что вторжение Красной Армии в Польшу привело к революционным выступлениям в Германии и Англии. При подходе советских войск немецкие социалисты объединились с коммунистами, а те создали добровольческие вооруженные отряды для помощи русским. Организация в Великобритании «Совета действия» также показалась Ленину началом социальной революции; он считал, что летом 1920 г. Англия оказалась в такой же ситуации, как Россия в 1917-м, и что правительство там утратило контроль над ситуацией в стране.
Но и это еще не все, продолжал Ленин. Южная красная армия вошла в Галицию и тем самым установила прямой контакт с Карпатской Русью, что создало возможность осуществить революцию в Венгрии и Чехословакии.
Завоевание Польши давало уникальный шанс одним махом ликвидировать все постановления Версальского договора. И в данном случае, и в остальных Ленин оправдывал необходимость вторжения в Польшу следующими словами: «Разрушая польскую армию, мы разрушаем тот Версальский мир, на котором держится вся система теперешних международных отношений. Если бы Польша стала советской, Версальский мир был бы разрушен и вся международная система, которая завоевана победами над Германией, рушилась бы». [Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 324—325. Черчилль тоже называл Польшу «опорой Версальского договора». (См.: Churchill W. The World Crisis: The Aftermath. London, 1929. P. 262)].
Короче говоря, Польша являлась тем порогом, переступив через который можно было вести общее наступление на Западную и Южную Европу, отобрать у союзников плоды их побед в Первую мировую войну. Подобную цель, конечно же, следовало держать в тайне: Ленин сам признавался, что его правительство делало вид, будто интересуется исключительно советизацией Польши. Историку остается только дивиться на полное отсутствие реализма во всех этих планах: как это часто происходит, фанатизм изыскивает для достижения утопических целей самые хитроумные способы.
