Что же происходило в Москве? Упоминаемое Иваном посольство было снаряжено в августе 1575 г. с Лукой Захарьевичем Новосильцевым во главе. Оно должно было явиться на сейм предложить и поддержать кандидатуру царевича Федора, обещая от имени царя почести и денежные награды вельможам. Однако по приказанию самого царя посольство было задержано по пути. Иван решил отправить одного из своих доверенных людей, Скобельцына, в Вену узнать, как отнесется император к соглашению московского царя относительно польско-литовского наследия. Дело в том, что условия, на которых предлагалась Ивану польская корона, казались ему не вполне удовлетворительными. Поэтому он делал вид, что идет навстречу польской и литовской знати; в действительности его занимал другой вопрос, вопрос, уже не раз возбуждавшийся и не в одной только Москве. Он касался раздела злополучного польско-литовского наследства. Одним из кандидатов на польский престол являлся и сын императора Эрнест. Царь готов был уступить ему Польшу, а себе получить Литву, сняв свою кандидатуру. Скобельцын вернулся в Москву ни с чем. В Вене были уверены, что победа Эрнеста в Польше уже вполне обеспечена. Но потом Иван узнал, что венский двор раскаивался, что недостаточно приветливо принял Скобельцына и что императорское посольство уже едет в Москву. Поэтому Новосильцеву и приходилось ожидать по дороге в Польшу окончания переговоров между Веной и Москвой.
На этот раз Иван хотел распорядиться тем, на что не распространялась его самодержавная власть, и он ошибся в своих расчетах. Сейм не хотел ждать. В сентябре 1575 г. турецкий султан со своей стороны высказался против кандидатуры Ивана. Он советовал избрать Батория и для подкрепления своей рекомендации двинул к Польше 120 000 татар. В Варшаве царила паника. 12 декабря Баторий был избран польским королем. На этих выборах он победил самого императора Максимилиана, получившего часть голосов, помимо Эрнеста.
Это разделение голосов подкрепляло до некоторой степени комбинацию, предложенную Вене Иваном. В январе 1576 г. начались новые переговоры в Можайске. Вена прислала сюда в качестве уполномоченных императора Кобенцля и принца фон-Бухау. Но переговоры не привели ни к чему. Максимилиан сам хотел опередить Батория в Польше. Он навязывал ей своего сына и требовал, чтобы царь поддержал эту кандидатуру. Кроме того он хотел, чтобы Иван вывел свои войска из Ливонии и заключил союз против турок. За это он обещал ему Константинополь и весь Восток.
Игра была кончена и проиграна.
V. Избрание Батория
Иван еще раз попытался начать игру, но на этот раз без достаточной ловкости. Опричнина в тот момент уже вскружила ему голову. Он принялся писать отдельно польской и литовской знати. Одним он рекомендовал Эрнеста, угрожая жестокой местью, если они будут поддерживать ставленника султана – Батория. Другим он предлагал себя, то в качестве короля, то в качестве государя, который будет владеть Литвой, уже отделенной от Польши. Новосильцев, которому наконец было разрешено ехать дальше, укреплял Ивана в заблуждении. Хоткевич и Радзивилл объявили московскому послу, что они ни за что не хотят избрания Обатуры (sic) только лишь потому, что ничего не видели со стороны царя. Иван решил, что дело его еще не проиграно. Нунций Лаурео в апреле 1576 г. сообщал в Рим, что новые выборы, по-видимому, неизбежны благодаря разделению голосов и что при создавшихся условиях кандидатура Ивана имеет больше шансов на успех, чем кандидатура Эрнеста. Иван, как и Максимилиан, теряли драгоценное время. Император вел сношения с поляками, а царь послал в Вену князя Захара Ивановича Сугорского возобновить прерванные можайские переговоры. Пользуясь этим, Обатура спешил в Варшаву, чтобы там короноваться.
Иван не терял надежды расположить императора к общим действиям против «узурпатора». Но когда с Максимилианом заговаривали о Польше, он неизменно вспоминал о Ливонии. После смерти императора, случившейся в том же году, его преемник Рудольф держался той же тактики. О законном избрании на польский престол теперь уже не приходилось мечтать. Царь опять вернулся к ливонской проблеме. Ему казалось, что разрешение ее теперь может совершиться более успешно. Баторий был уже королем, но ему, как и Генриху Валуа, было много дела в своем государстве. В Данциге вспыхнул мятеж. Этот город отказывался признать вновь избранного короля, что осложняло положение Батория. Удар, нанесенный Франции в Варшаве, ослаблял ее положение и в Стокгольме. К Ивану вернулись блестящие способности политика. Год назад, желая развязать себе руки в Польше, он заключил странное перемирие со Швецией. По его условиям, враждебные действия прекращались только в Финляндии и в Новгородской области. Иван осадил Пернау, важный стратегический пункт, предоставленный Сигизмундом-Августом его корсарам для стоянки. При осаде Иван потерял 7 000 человек, но город был взят. Затем были взяты Гельмен, Эрмес, Ружен, Пуркель. Теперь оставив поляков в стороне, Иван вернулся к своему старому плану, состоявшему в том, чтобы прежде всего справиться со шведами. Он двинулся в Эстонию. Через несколько недель, весной 1576 г., Леаль, Лоде, Фикель, Гапсаль сдались без сопротивления. Эзель был опустошен. Падис сдался после месячной осады. Шведы безуспешно пытались взять его обратно.
Но скоро настал конец этим победам. В 1577 г. русские войска под начальством князя М. Ф. Мстиславского и Шереметьева подступили к Ревелю. После шестинедельной осады им пришлось отступить перед геройским сопротивлением шведов. Шереметьев был убит. Иван решил, что ему нечего упорствовать. Можно было в крайнем случае поделиться добычей с таким соперником, который ни за что не хотел уступить своей доли. Тотчас же собрав свои войска в Новгороде, он сам повел их в поход, но уже не возобновлял неудачной попытки взять Ревель, а напал на польскую Ливонию. Вся область, за исключением Риги, в несколько дней оказалась в руках завоевателя.
Торжество его было ужасно. Мстя за двойное посрамление – под Ревелем и в Варшаве, – Иван дал волю своей ярости. В Леневардене он велел ослепить старика маршала Гаспара фон Мюнстера. Затем его били кнутами, отчего он и умер.[17] Военачальники других городов подверглись четвертованию, были посажены на кол или изрублены топором. В Амерадене, с одного берега Двины на другой, в продолжение 4 часов можно было слышать крики 40 девушек, которых русские насиловали в саду.[18] Новые подвиги Магнуса еще более вывели царя из себя. Иван готов был заподозрить своего союзника в тайном соглашении с Польшей. Это свидетельствовало о прозорливости Ивана, но «Король Ливонии еще не дошел до этого. Он только видел, что ливонцы, делая выбор между ним и царем, останавливались на меньшем зле». Пользуясь таким настроением, Магнус начал действовать самовластно. Он хотел создать себе положение настоящего короля. Без всяких приказаний царя он занял Кокенгаузен, Амераден, Ленверден, Роннебург и Вольмар, то же ожидало и Дерпт. Магнус стал настолько смелым, что даже потребовал от русских не беспокоить его «верноподданных». Он действовал точно во сне, но тем неприятней было его пробуждение. Иван направился к Кокенгаузену и там казнил 50 немцев из свиты «Короля». После этого он приказал Магнусу явиться к нему. Злополучный «король» попробовал было завязать с Иваном миролюбивые переговоры, но царь велел высечь его послов и вновь повторил свое приказание. На другой день Магнус был у ног Ивана. «Глупец! – воскликнул царь, – я тебя принял в свою семью, одел, обул, а ты восстал против меня!» После этого он приказал запереть Магнуса и продержал его в лачуге на соломе несколько дней. Оставив Амераден, где войска чинили насилия, он потащил его за собой в Венден. Город сдался. Гарнизон крепости взорвал себя. Иван приказал посадить на кол одного из знатных пленников, Георга Вике. Из Вендена Иван направился со своим пленником в Дерпт, готовившийся к печальной участи.
Но, вопреки ожиданиям, Иван помиловал город. Чувствуя себя полным победителем, он склонен был к мягкости. Был прощен и Магнус, ему даже было предоставлено несколько городков, он должен был заплатить царю 40 000 золотых флоринов, однако у него не было ничего. Скоро последний оплот его эфемерного королевства, Оберпален, оказался в руках шведов. Это было концом фантастической авантюры Магнуса. Он бежал в Пильтен и передался со всеми своими задвинскими владениями, принадлежавшими ему только номинально, Баторию, отказавшемуся однако заключить с ним какой-нибудь окончательный договор. До самой своей смерти – в 1583 г. – он жил в бедности. Порой ему помогали то брат его, курфюрст саксонский, то польский король. Несчастная вдова его, о которой Фридрих II говорил, что ее можно сделать счастливой несколькими кусками сахара и яблоком, возвратилась в Москву и в царствование Федора умерла вместе со своей дочкой в Троицком монастыре.
