В Царской ложе сам Главнокомандующий, а рядом в соседних – его свита. Капельмейстер взмахнул палочкой, люстры погасли, зажглась рампа и медленно поднялся бархатный занавес с золотыми шнурами.
Волны могучей русской музыки полились по залу, поднимаясь по ярусам к высокому потолку. Шла опера: «Князь Игорь».
Во время первого антракта, в аван-ложе свитской ложи сидели на бархатном диване два вице-адмирала Герасимов и Ненюков, тут же находился и Н.Н. Машуков. Разговор шел о назначении директора Морского Корпуса.
– Сходите в партер, Николай Николаевичу и поищите контр-адмирала Зеленецкого и уговорите его принять пост директора, – сказали адмиралы ст. лейт. Машукову.
Он с радостью бросился в зал, где среди блестящей публики отыскал адмирала Зеленецкого и, после недолгого уговора, добился его согласия.
Вернувшись в свитскую ложу, доложил о результате пославшим его адмиралам.
Поздно ночью, по окончании оперы, проезжая на судно по иллюминованному городу, все радовался, что «его кандидат» прошел в директора, открываемого им корпуса… и вдруг теперь… такая неожиданная перемена!..
Тем же приказом Главнокомандующего от 14 октября 1919 года ст. лейт. Машуков был произведен в капитаны 2-го ранга за громадные труды, положенные им на открытие Морского Корпуса, а благодарный Флот сделал его командиром крейсера «Алмаз».
В новых погонах явился на участок Морского Корпуса молодой капитан 2-го ранга. Вошел в свою канцелярию заведывающего делами Мор. Корпуса, где писались уже списки новых гардемарин и кадет.
Втроем, директор Корпуса, Н.Н. Машуков и я – командир роты, обошли мы все работы, здания и дачу «Голландию». Работы шли полным ходом и должны были бы порадовать сердце их основателя; но капитан 2-го ранга Машуков был настроен печально в этот приезд свой. Не прошли в Корпус его кандидаты в директоры, и это так огорчило самолюбивое и гордое сердце молодого организатора, что он отказался от инспекторства и, простившись с нами, возвратился вновь на свой крейсер «Алмаз».
Прощаясь с ним на корпусной пристани, я просил Н.Н. Машукова рекомендовать хороших офицеров – воспитателями кадет вверенной мне роты.
Николай Николаевич выполнил это блестяще из любви к Корпусу и доброй памяти о своем воспитателе.
В корпус были назначены прекрасные офицеры.
Вскоре в одной из зал дворца Командующего, где я имел свидание с Машуковым, встретил я капитана 2-го ранга И.В. Кольнера – командира гардемаринской роты, только что прибывшего из Новороссийска.
Николай Николаевич познакомил меня с ним. Это был крепкий, бравый офицер, бывший преподаватель офицерского артиллерийского класса, написавший известные труды по артиллерии.
Приехав на участок Морского Корпуса, мы принялись с ним, по-братски, делить обмундирование, белье, обувь, книги, парты и всякое имущество рот, распределяя их поровну на гардемаринскую и кадетскую роты.
Каптенармусы складывали вещи в цейхгаузы, служителя расставляли парты и столы, устраивали спальни.
К пристани целый день подходили баржи, груженые имуществом Корпуса. Целые дни мы застраивали свои роты, чтобы ко дню приезда воспитанников принять их в совершенно готовые и оборудованный помещения.
Классы и спальни своей роты я украсил коллекциями фотографий из жизни флота и кадет в Петроградском Корпусе. Вокруг этих картин и фотографий были скрещенные весла, спасательные круги, якоря, канаты, тросы, анкерки, словом, все, что могло им дать понятие о службе и жизни моряков и вселить интерес к кораблю и морю.
Выйдя однажды на балкон своей квартиры, я увидел, что с пристани по дорожке к флигелям поднимается пожилой человек, – сутулый, в сером штатском костюме, с трудом идущий в гору.
Он остановился, чтобы передохнуть и, подняв голову, посмотрел на мой балкон. Я увидел белое лицо с седоватой клинышком бородкой и усами. Я сбежал к подъезду и, подойдя к господину в штатском, вдруг узнал генерал-майора Завалишина.
Александр Евгеньевич поздоровался со мной дружелюбно, как с долголетним сослуживцем по Петербургскому Морскому Корпусу и сообщил мне, что ездил в Таганрога и имеет из Ставки назначение Заведующим Хозяйственной Частью Корпуса.
Со следующего дня, я, по распоряжению H.H. Машукова, стал сдавать генералу Завалишину здания, склады имущества и служителей, и из хранителя и заведующего Корпусом вновь превращался в ротного командира.
А.Е. Завалишин, бывший много лет опытным начальником громадного хозяйства богатейшего корпуса в Петрограде, сразу осмотрелся на новом месте. Появился белый китель, золотые погоны, крест Св. Владимира и золотой орел морской академии; бодрый вид, быстрые и решительные распоряжения.
Создалась хозяйственная канцелярия, появился смотритель-казначей, молотки и пилы зазвучали бодрее; в «Голландии» появилась хозяйка – уважаемая старушка госпожа фон-Брискорн.
Появились утки, куры, коровы, овцы и поросята.
Жизнь забила ключом и струилась из всех дверей и окон белых зданий, поджидая тех юношей и мальчиков, для которых и строились эти здания, стучали молотки и пилы и была вся эта суета и работа.
Приехал с семьею и поселился во флигеле инспектор классов – академик, капитан 2-го ранга Н.И. Александрову младший врач Тихомиров, старший врач H.M. Марков вновь устроил образцовый лазарет и аптеку.
Прибыл законоучитель и настоятель церкви корпуса – протоиерей отец Александров. И начали съезжаться молодые офицеры – воспитатели со своими семьями и заселять все флигеля.
Преподавателями были приглашены учителя местных гимназий и реального училища. Специально морские предметы преподавали Александров, Кольнер и я. Первый – высшую математику, второй – артиллерию и я – морское дело в обеих ротах.
Наконец, труды двух ротных командиров были закончены и ротные помещения приведены в полный порядок.
За день до открытия корпуса из разных городов Юга России съехались, наконец, эти желанные молодые гости на участок Морского Корпуса; съехались, чтобы в нем получить свое образование и через него приобщиться к великой и славной семье русских военных моряков и сродниться с Корпусом, как с родной матерью, воспитавшею их.
Приехавших быстро переодели в форменное платье (к сожалению оно не было, ни по цвету сукна, ни по выкройке, русским). Оно было зеленое, военно-английское и синее – морское французское; но, все же, это была «форма» и форма – военная, с великим трудом добытая Н.Н. Машуковым в те тяжелые для России времена.
Наступило утро торжественного дня 17 октября 1919 года.
К 11 часам утра из Севастополя и его окрестностей к пристани Морского Корпуса стали съезжаться родители и близкие вновь принятых кадет и гардемарин.
Они прибывали на паровых катерах Корпуса и на частных яликах под веслами и парусами.
На военных моторных катерах подходили приглашенные офицеры Черноморского Флота и новый Командующий Флотом – вице-адмирал Ненюков, и Главный Командир Портов Черного и Азовского морей – контр-адмирал Саблин.
Все прибывшие гости двинулись по белому шоссе на гору к главному зданию Морского Корпуса и, поднявшись, входили во временную церковь, разукрашенную живыми цветами и свежими зелеными гирляндами лавра и туи.
Между листвой и цветами мерцали лампады и золотые огоньки восковых свечей. Перед Царскими вратами в праздничных ризах стоял епископ Веньямин, митрофорный протоиерей отец Георгий Спасский, настоятель церкви корпуса от. Александров и другие священники севастопольских церквей.
Командующий флотом занял свое место, рядом с ним встал директор Морского Корпуса контр-адмирал С.Н. Ворожейкин, за ними адмиралы и офицеры Флота и Корпуса.
Справа и слева перед иконостасом стояли во фронте гардемарины и кадеты. За ними родные и близкие.
Началась торжественная литургия. Красиво и торжественно пел хор севастопольского собора.
Перед самым концом обедни мы – командиры рот вывели гардемарин и кадет из церкви и спустили их по шоссе на строевую площадку между флигелями. Там построили их перед аналоем. На горе окончилась обедня.
По белому шоссе с крестом, хоругвями, духовенством, певчими и гостями спускался крестный ход.
Он шел к ожидавшим его снизу кадетам и гардемаринам.
Священники и певчие подошли к аналою. Офицеры, дамы, гости, дети замкнули каре на строевой площадке. В час дня начался молебен.
На широкий простор голубого неба и синего моря понеслась горячая молитва в сладких звуках песнопенья и аромат ладана из серебряной кадильницы душистыми волнами стлался по строевой площадке.
Молились священники, вновь принятые питомцы, молились их воспитатели; но горячее всех была молитва родителей, привезших этих юношей и мальчиков.
Оторвав их от своего сердца и отчего дома, они отдавали их под кровлю корпуса на руки офицеров-воспитателей. Сверху обнимал их голубой купол неба, снизу, под горой плескалось синее море. Молитвы сменялись молитвами. Засверкало золотом святое Евангелие. И вновь песнопения и «многая лета» защитникам Родины, оберегавшим землю, на которой стоял этот Корпус и творцу этого корпуса и его молодым питомцам.
