Чаще встречаются красные орденские ленты. Как ни странно, но в августе прошлого года я увидел бабочку малую красную орденскую ленту на Большом проспекте Васильевского острова в Ленинграде. Она сидела на стволе старого дуба, растущего у самого тротуара. Я был настолько удивлен, что, не поверив глазам, пытался «потрогать ее рукой».
Бабочка мгновенно взлетела, сверкнув красными «лентами», и полетела на другую сторону проспекта. Я бы побежал за ней, но, на беду, дорогу мне преградил троллейбус… И до сих пор я чувствую досаду за свою неловкость.
Почти не встречается у нас на севере желтая орденская лента. Мне еще не приходилось ее видеть.
Она значительно меньше своих сородичей, достигая в размахе всего 5 сантиметров.
Есть еще один род совок, виды которого очень украшают коллекцию. Это металловидки (или богачки).
Называются они так потому, что имеют на крыльях крупные зеленовато-золотые или серебряные пятна.
Сюда относятся металловидки: злаковая, золотая, золотистая и льняная или гамма.
Эта бабочка, несущая на своих крыльях знак, похожий на греческую букву гамму, — вредитель посевов льна.
Вред, причиняемый другими металловидками, не столь значителен. Бабочки эти встречаются часто с весны до осени. Интересны у них гусеницы. Они имеют четыре пары брюшных ножек вместо пяти пар, как обычно, и двигаются шагая, как гусеницы семейства пядениц, изгибая высокой дугой тело.
Можно было бы рассказать и о других совках, но их так много, что придется ограничиться теми тремя родами, о которых шла речь в этом рассказе.
… и он теперь все время был занят тем, что старался находить связь вещей и явлений…
Джек Лондон
Летом на лесных полянах и дорогах летают пятнистые бабочки-перламутровки.
Называются они так потому, что на исподе задних крыльев у них имеются серебристо-белые угловатые пятна.
Особенно красивы эти пятна у бабочки латоны. У других перламутровок они не так велики, а у большой перламутровки вместо пятен блестят радужно-зеленые ленты. За это в Германии ее называют королевской мантией.
С этими бабочками связаны мои воспоминания о работе с геологами в Алтайских горах.
Наш отряд искал цинковую, руду. Около месяца бродили мы по своему участку — и все безуспешно. Горы не открывали нам своих тайников. Молодые геологи стали поговаривать, что надо, мол, переезжать в другой район.
Однако начальник партии, которого звали Алексеем Иванычем, продолжал давать нам новые маршруты.
Палатки стояли на пологом склоне горного хребта, посреди лесной поляны.
Посмотришь вверх — там зубчатой стеной поднимается еловопихтовый лес или «чернь», как говорят алтайцы.
Посмотришь вниз — там широко раскинулась лиственничная тайга с густым подлеском — смородиной, малиной и жимолостью.
А вокруг палаток росли высокие травы, цвели синие акониты и сочные душистые дудники. Славные места!
Однажды вечером, когда, сидя вокруг костра, мы пили, обжигаясь, чай из алюминиевых кружек, а Алексей Иваныч молча слушал нас, посапывая трубкой, один из геологов, подкрепляя свою речь десятком научных доказательств, высказал то, что давно уже лежало у всех на сердце, — здесь цинка нет и надо переезжать в другой район. Мы поддержали это заключение и ждали, что скажет начальник.
— Быть так, — сказал он, выколачивая трубку, — хотя… чутье мне говорит, что руда должна быть здесь.
И резко закончил, словно оборвал:
— Завтра переезжаем! — И отошел к своей палатке.
Как ни странно, но мы почувствовали облегчение.
— Переезд, переезд! — запела коллектор Люся.
— Уж там-то мы найдем! — воскликнул практикант Володя, на что скептик-геолог пожал плечами и полез в спальный мешок.
— Жаль, что мы тут потерпели поражение, — сказал я, — здесь так хорошо, что и уходить не хочется. Цветов-то сколько! А бабочек!.. Кстати, — тут я, как говорится, сел на своего любимого конька, — заметили вы, сколько тут летает перламутровок? Значит, в лесу должно быть много фиалок.
— А почему? — донесся из темноты голос начальника. Оказалось, что он не спал.
— А потому, что гусеницы их питаются фиалками.
— На каких именно видах?
— Гм… да на разных…
Алексей Иваныч замолчал. Было слышно, как он зажигал фонарь. Зашуршала бумага.
— Намечает, куда завтра ехать, — шепнула Люся.
Но утром начальник не дал нам снимать палатки. Он собрал нас в круг и объявил:
— Мы остаемся здесь еще на неделю. Пойдете по новым маршрутам… я тоже пойду.
И опять потянулись дни по-старому.
Но однажды, когда мы собрались вечером у костра, все заметили, что нет еще Володи. Пришел он, когда совсем стемнело и мы уже подумывали идти его разыскивать.
Он прямо направился к Алексею Иванычу и, развязав рюкзак, доложил:
— Руда найдена!..
— Каламин,[3] настоящий каламин! — говорили мы, когда бледно желтый минерал стал гулять по рукам. — Где, где нашел?.. Да рассказывай скорей!..
Когда все успокоились, я задал вопрос начальнику:
— Алексей Иваныч, почему вы изменили свое решение? Помните, в ту ночь, когда все мы хотели бросить поиски? Что укрепило ваше убеждение, что руда должна быть здесь?
— Вы укрепили.
— Я?
— Да, ваш рассказ о бабочках-перламутровках. Но это интересно не только вам.
— Товарищи, — обратился он ко всем, — вы знаете, что существуют растения-рудоуказчики. Рудоуказчик цинковых руд — фиалка золотистая. Я хотя и не ботаник, но нашел ее. Она здесь растет. Надо признаться, что, увлекаясь недрами, мы не обращали внимания на то, что находится на поверхности. Строение хребтов, состав горных пород — все говорило за присутствие цинка. Но мы его не находили. Когда же наш топограф упомянул о фиалках, то мои предположения перешли в уверенность и я решил продолжать поиски.
— Но позвольте, Алексей Иваныч, — возразил я, — разве можно считать, что всюду, где растут фиалки, где летают перламутровки, в земле находится цинковая руда?
— Нет, конечно. Рудоуказчиком служит только фиалка золотистая, а перламутровки выводятся на любых видах фиалок, ведь вы сами так сказали. Не забывайте, товарищи, о взаимосвязи явлений в природе — это не раз вам поможет.
— А я подумала, какой счастливый случай, что Алексей Иваныч раздумал переезжать! — воскликнула Люся.
Все засмеялись, а Алексей Иваныч ответил:
— Наука — враг случайности!
… Антиопа, несмотря на скромные свои краски,
уже по величине своей принадлежит к числу
замечательных русских бабочек.
С. Аксаков
Начало августа. В зелени берез и осин уже проглядывают желтые листья. Поспевает голубица и брусника. В густой траве на опушке леса поднимают головы грибы: мягкие, чуть вяловатые на солнце, подберезовики, грубые, изжелта-красные подосиновики и липкие маслята.
Жаркие дни отошли. Комары докучают меньше. Хорошо в лесу!
Давайте-ка встанем пораньше, часов в б утра и пойдем в ближайшую березовую рощу.
День будет погожим. Не зря вечером усердно летали навозные жуки. Эта примета верная — к вёдру.
А роса-то, роса! Крупная, холодная, упругая, словно серебряные ягоды созрели за ночь на кустах и травах. Брюки до колен и рубашка на плечах быстро намокают. Зябко, но приятно.
Вот и роща. Мшистые подушки сочно чавкают под ногами. Птицы молчат, — пора песен миновала.
Но мы пришли сюда не затем, чтобы слушать птичьи голоса, а чтобы увидать первых бабочек антиоп.
Еще в июле мы заметили в этой роще мохнатых, черных с рядами красных пятен гусениц, которые жили высоко на березах. Пора бы уж вывестись бабочкам.
Смотрите, под деревом словно кто-то окропил землю красной краской. В старину суеверные люди считали, что это прошел «кровавый дождь». Но мы-то знаем, что это не «дождь», а просто красная жидкость, которую выпускают некоторые виды бабочек при выходе из куколок.
А вот и антиопа!
На кочке, одетой серебристо-белым лишайником, сидит крупная бабочка, широко раскинув прекрасные темные крылья.
Рассмотрим ее внимательно, но нет нужды заново описывать ее. Еще сто лет тому назад это сделал С. Т. Аксаков.
Предоставим ему слово:
«Темно-кофейные, блестящие, лаковые ее крылья, по изобилию цветной пыли, кажутся бархатными, а к самому брюшку или туловищу покрыты как будто мохом или тоненькими волосками рыжеватого цвета, края крыльев, и верхнего и нижнего, оторочены бледно-желтою, палевою, довольно широкою зубчатою каемкою, вырезанною фестончиками; такого же цвета две коротеньких полоски находятся на верхнем крае верхних крыльев, а вдоль палевой каймы, по обоим крыльям, размещены яркие, синие пятнышки…»
