ИНИЦИАЛЫ ИНСТИТУТА
Свердловск — город красивый, но красота его совершенно иная, чем, допустим, красота Улан-Удэ. Красота Улан-Удэ — диковатая, вольная, с запахом степных трав, багульника и байкальского холода, а красота Свердловска пахнет солнцем и дорогими каменьями. Но, надо признаться, когда я приехал поступать в институт, красоты этой совершенно не заметил.
Не до того было.
Нас, как всегда, не ждали. Общежитие не то чтобы было закрыто, но в комнатах стояли лишь койки с панцирными сетками, — и больше ничего. Ни подушек, ни матрацев, ни простыней с одеялами и наволочками. Лишь крученая проволока панцирных сеток. Несколько дней мы пытались спать на этих сетках, кряхтели, переворачивались с боку на бок, но это был не сон, а мучение.
Стало ясно, что так долго не выдержать, надо искать жилье на стороне, в частном секторе. В результате я вскоре снял угол у одного деда. За тринадцать рублей в месяц. Плюс мне надо было отдельно вносить свою долю за свет и оплачивать свою часть дров.
Институт был большой, мест в общежитии не хватало, и ректорат затеял грандиозную стройку — решил возвести второе общежитие. Такое, чтобы всем хватило места. Рабочие руки, как всегда оказывается в таких случаях, были наперечет, строительная специальность в Свердловске той поры считалась дефицитной, строители были нарасхват, поэтому институтское начальство, не мудрствуя лукаво, решило бросить на стройку студентов.
Но всех студентов нельзя было оторвать от занятий, за это не погладили бы по головке ни в Свердловске, ни в Москве, поэтому сколотили всего несколько бригад. Тянули жребий — кому что выпадет. Я тянул спичку (кто вытянет укороченную, тот и пойдет на стройку) вместе с парнем по кличке Корнет, — помните белогвардейского корнета Оболенского? — фамилия его была Азаров, до сих пор помню, а прозвище — Корнет.
Мне не повезло. Я вытянул короткую спичку. Корнет попал в обычную учебную группу, на дневные занятия, а я нарядился в спецовку строителя и по заводскому гудку, как обычный работяга, вышел на «объект».
Довольно скоро я освоил две профессии — бетонщика и маляра. Днем работали, а вечером шли в институт на занятия. Нам повезло — для потока строителей, а это были студенты первого и второго курсов, институт выделил лучших преподавателей, и мы шли, что называется, ноздря в ноздрю со студентами-«дневниками».
Кстати, вуз наш назывался Свердловский юридический институт, сокращенно СЮИ. Это моя аббревиатура, я ведь тоже СЮИ: Скуратов Юрий Ильич. Мелочь, конечно. Но приятная. Я понимал, что попал в свой институт — это был некий знак, поданный едва ли не свыше. Хотя все это — обычная чепуха, которая может прийти только в отягощенную предстоящими экзаменами голову. Но тем не менее мне все говорили: ты еще когда-нибудь будешь ректором этого института.
— Почему ректором?
— Да потому, что твои инициалы совпадают с инициалами института.
Тем временем подоспела первая сессия. Честно говоря, я волновался — а вдруг не сдам? Тем более в ходу было расхожее понятие о том, что студентом человек становится не после поступления, а лишь когда сдаст первую сессию. Вот сдаст ее, тогда все, тогда может считать себя полноправным студентом.
Первый экзамен выпал по предмету, который назывался «Организация суда и прокуратуры в СССР». Курс лекции нам читал известный профессор Владимир Михайлович Семенов — проректор института по науке. Забегая вперед, скажу, что этот человек во многом определил мое будущее.
Вопрос, который мне достался, был сформулирован так: «Отрасли прокурорского надзора в СССР». Я довольно легко ответил на билет.
Семенов сказал:
— Молодой человек, я вас сейчас задам дополнительный вопрос, трудный, а потом, если ответите, мы с вами поговорим… Итак, чем отличается отрасль общего надзора в процессуальном смысле, в смысле объема полномочий, от надзора за дознанием, следствием и оперативно-розыскной деятельностью?
Я ответил. Семенову мой ответ понравился. Он сказал:
— У вас есть способности к науке. Я вам советую вступить в научное студенческое общество.
Это была очень важная рекомендация — сродни этакой путевке в научную жизнь — ведь Семенов был руководителем этого общества.
Сессию я сдал на «отлично» — был единственным из шестидесяти студентов-«строителей», сдавших эту сессию на «пять».
Наукой я увлекся серьезно, и после окончания института мне предложили остаться в аспирантуре. Закончил я институт, как и начал, на пятерки — у меня не было ни одной четверки…
Но вот какая беда — в институте не было военной кафедры и мне предстояло пойти в армию. Профессор Семенов не хотел отпускать меня — не «княжеское», мол, это дело, — написал в военкомат одно письмо, потом второе, но это не помогло.
Четырнадцатого ноября 1973 года я надел военную форму. Кстати, мой друг Сережа Ряднов — тоже аспирант и тоже, как и я, «рядовой необученный», ждал, когда его призовут в ряды защитников Отечества. В отличие от меня, за него никто не ходатайствовал. Но он нашел другой ход, куда более эффективный, чем «метод профессора Семенова», — познакомился с девушкой из военкомата, очаровал ее, угостил шоколадкой и парой пирожков. В результате та вытащила его анкету из числа призывников и передвинула далеко-далеко, точнее, совсем задвинула… в ряды участников Великой Отечественной войны. Так ни в какую армию Сережа и не попал.
А я попал. И понял с той поры, что не всегда большой начальник может решить вопрос так, как надо. Порою — и это бывает часто — гораздо больше может сделать обычная сошка, винтик.
Забрали меня в воинскую часть номер 5425, что в переводе на обычный язык означало: 5-й отдельный специализированный батальон милиции. Основная задача бойцов батальона заключалась в охране общественного порядка путем пешего патрулирования. Но до патрулирования надо было два месяца отбыть в учебке, на усиленных тренировках, где были и длинные марши-броски, и борьба, и бег в противогазах на очень приличные дистанции. Последнее было самым трудным. В противогазе зачастую даже стоять нельзя, не то что бежать. Во время бега в резиновой маске скапливается пот, такое впечатление, что в нем плаваешь. Пот ест глаза, ноздри, губы, сбросить маску нельзя. Если сбросишь — роту с финиша вернут на то место, где была сброшена резиновая «кожа», и заставят бежать вновь. Всю роту. А это, как говорится, чревато. Ребята за такие шутки запросто могли накостылять по шее.
Как-то бежали по лесочку, а там гуляла мамаша с малышом. Малыш увидел нас и зашелся от восторга:
— Мама, слоники бегут!
С тех пор мы стали звать друг друга «слониками».
Дедовщины у нас не было, но что такое подловатый командир роты, я познал — был у нас такой. Старший лейтенант Диев. Или Деев, не помню точно. Например, он приводил роту в столовую, рассаживал промокших, продрогших, усталых ребят по столам и через несколько минут командовал: «Рота, приготовиться к вставанию!» А мы успели еще только холодное съесть — кусок колбасы или винегрет, первое еще лишь принесли, но уже прозвучала команда: «Приготовиться к вставанию!» Это означало: все, конец обеду! Старший лейтенант прекрасно это понимал и тем не менее поднимал голодных ребят из-за столов. Что он хотел этим показать? Презрение к своим подчиненным? Научить быстро, по-свинячьи, есть? Ну, научил… А дальше?
Наконец это заметил командир батальона Петр Федорович Красноперов, подполковник, настоящий комбат, и поинтересовался:
— А чего это учебная рота у нас так плохо ест?
Ему объяснили. Красноперов вызвал старшего лейтенанта к себе в кабинет и, судя по всему, врезал по первое число. Больше фокусы с «обедометанием» в учебной роте не повторялись.
Занятия в учебной роте — особенно те, что предполагали физические нагрузки, потом здорово мне помогли.
Помню первое задержание. Мы с напарником несли службу по патрулированию (так это называлось официально, по уставу) в районе гостиницы «Свердловск». При гостинице, как и положено, имелся ресторан этакое теплое шумное место, в котором постоянно затевались драки. Не обошлось без драки и на этот раз. Зачинщик определился сразу — очень ловкий, резкий, со стремительными движениями парень. Он сбил с ног несколько человек, мотнулся в одну сторону, затем в другую, потом раз пять врезал ботинком по упавшим людям… Мой напарник схватил его за руки, но он вывернулся, оттолкнул его и побежал вдоль гостиничной стены. Я побежал следом.
Бежать было трудно. Во-первых, я был в тяжелой милицейской шубе и в валенках, — в Свердловске стояла морозная погода, — к губам еще примерз свисток… В общем, буквально через несколько минут я взмок. Свистнул один раз, другой. Беглец только скорость прибавлял, тем более одет он был куда лучше меня — в легкую курточку. Прохожие вместо того, чтобы помочь мне задержать беглеца, почтительно расступались, образуя коридор.
