- Завтра, Петрович, с утра поднимай конных! Пойдете вроде передовой заставы. Вперед дозорных вышли. А я с остальными двинусь следом. Поселимся на новой заимке, в Брысинском лесу, за болотом. Там на бугре сохранились старые охотничьи землянки. Поправим их и перезимуем. Коли и там нас отыщут, уйдем в Полуяновский бор. И еще далее...
Тебе, Анисим, наказ: утром ступай к большаку. Пощиплешь там бар или купчишек... Шум подними. Пускай думают, что весь отряд озорует на большаке. Да и деньги нам нужны. Крестьянам за харч платить, иначе озлобим их. И на покупку пороха деньги требуются. Возьми с собой трех-четырех бывалых. Потом с ними в Брысинский лес пробирайся. После отдыха отпущу на Иркутский тракт. Может, и сам с вами пойду. Потешимся!
На следующий день, на зорьке, с заимки вышли Анисим и еще трое. Все с ружьями, за поясами - топоры, на спинах - котомки. За мужиками увязалась игривая лайка. Раза два ее шуганули. Она не отставала.
- Нехай бежит! - махнул рукой Анисим.
5. В пути
Наступил день отъезда. После завтрака Марья Дмитриевна велела Паше и Мите надеть курточки. Вдруг поднимется ветер? А пыли и в затишье хватает. На случай дождя взяли зонты и плащи.
Багаж был уложен накануне. Однако братья вновь и вновь проверяли содержимое чемоданов: не забыты ли рыболовные снасти, мешочки с "бабками" гладкими блестящими игральными костями, гербарии и чучело бурундука, сделанное дедом Никодимом. Суета, препирательства между мальчиками, прощание с собакой Стрелкой...
Наконец, подана неказистая, но прочная бричка. На ее козлах красуется Ларион. На сей раз он облачился в найденный в чулане ямщицкий кафтан, который ему явно мал и уже расползся по шву на широкой кучерской спине. Ларион натягивал вожжи, как бы сдерживая лошадей, хотя те вели себя смирно.
Проводить управляющую в город собралось десятка два мастеровых и слуг. По случаю воскресенья мужчины облеклись в белые рубахи из тонкого холста, подпоясались красными или синими кушаками. Двое или трое в черных картузах... Женщины надели разноцветные ситцевые платья и домотканые сарафаны. В повседневной одежде аремзяне выглядели скромнее.
Марья Дмитриевна - в серой накидке и таком же капоре - вышла из дома, села в бричку, в которой ее ждали сыновья, и обратилась к мастеровым:
- Извините меня: плату вам за месяц задолжала. Самую екатеринбургские купцы подвели. Как получу с них долг, сразу рассчитаюсь.
- Не тревожься, матушка, - откликнулся Сергей Маршанов, - нас огороды, скотинка и охота прокормят. Счастливой дороги!
- Ты, Ларя, будешь в овраг съезжать - коней придержи, там спуск склизкий, - посоветовал кучеру Епифан Мальцев.
- Сам не маленький, не учи ученого... - буркнул Ларион.
- Вот язва... Я ему от души, - заворчал Мальцев.
- Нашли время спорить, - заметила Марья Дмитриевна, - Едем. Христос с вами!
Малиновый звон колокольцев огласил округу. И вот уже мелькают спицы экипажа. Бричка нырнула в овраг, в низине свернула направо и вскоре показалась на противоположном склоне. Менделеевы обернулись: с горы им махали.
Потом село скрылось за вековыми деревьями. Лес вздымался стеной по краям дороги и лишь временами расступался, освобождая место опушкам, полям ржи и овса. Он то подступал к дороге, то отбегал на версту-другую. Потом снова надвигался на тракт. Кедры, сосны, ели удивляли Митю мощью, прямизной, хотя встречались и их зачахшие собратья, утратившие хвою или листву. "Отчего они такие? - гадал мальчик. - Погибли от избытка влаги? Или здесь была паль?"
Мерный бег лошадей, плавное покачивание брички, пейзаж однообразный, но полный неизъяснимого очарования... Люди встречались редко. Только возле деревни Ровдушка Менделеевы увидели богомолок в черных платьях и платках. В руках у женщин были посохи, за плечами - берестяные короба. Потом повстречался лесоруб, шагавший рядом с повозкой, груженой жердями.
Езда стала привычной, убаюкивающей. Раза два общее оживление вызвали зайцы, ускакавшие с дороги при появлении экипажа.
- Ату-ату, косой! - оживились Паша и Митя.
Затем мальчики успокоились и начали дремать. И каково было их изумление, когда впереди неожиданно, словно сказочное видение, возник воинский разъезд. Картинно рысили кони, как влитые плыли в седлах пять жандармов.
- Стой! - пропел вахмистр, воздев руку в белой, испачканной грязью перчатке. Он натянул повод, и конь под ним присел на задние ноги. "Как красив!" - восхитился Митя. А вахмистр с казенной любезностью обратился к Марье Дмитриевне:
- Прошу прощения, сударыня. Не встретили ли в пути подозрительных лиц?
Мальчики смотрели на жандарма с любопытством. Он был рослый, с бакенбардами и усами. На боку у него колыхалась сабля в поблескивающих ножнах.
- Ничего странного мы не видели, - спокойно ответила Марья Дмитриевна. - Разрешите ехать?
- Следуйте, - разрешил вахмистр и козырнул. - Извините. Служба-с...
- Трогай, Ларион, - распорядилась госпожа Менделеева, и бричка покатила.
Мальчики привстали, глядя вслед удаляющемуся разъезду. Затем в один голос спросили:
- Кого они ищут?
- Успокойтесь. Я знаю столько же, сколько и вы.
Мать откинулась на спинку сиденья. Миновали Ровдушку. Ветер доносил от крестьянских дворов запах навоза, дегтя и дыма. На поле бабы жали серпами рожь, вязали снопы. Позади жниц высились золотистые копны. Поодаль виднелось гумно. Из его распахнутых дверей долетали звуки молотьбы.
За Ровдушкой тянулось редколесье, сменившееся чащей. Менделеевская бричка догнала громоздкий рыдван, влекомый четверкой битюгов, запряженных попарно цугом. На правой передней лошади ехал верхом мальчонка-форейтор, облаченный в красный суконный мундирчик с блестящими пуговицами и синие канифасовые панталоны. Рядом с возницей на козлах сидел мрачный слуга в черкеске и ружьем за плечами. К поясу охранника был прикреплен кинжал.
Занавеска в окне кареты отодвинулась, и выглянуло лунообразное мужское лицо, снисходительно поздоровавшееся с Марьей Дмитриевной.
Когда рыдван остался позади, Митя полюбопытствовал:
- Маменька, кому принадлежит сия колымага и кто этот толстяк?
- Сосед наш дальний, заводчик Нефедьев Аристарх Григорьевич. Кажется, в Тобольск выбрался, - ответила Менделеева, и по ее тону нетрудно было догадаться, что владелец рыдвана ей малосимпатичен.
- Судя по экипажу и прислуге, он - важный барин? - спросил Паша.
- Да, богат, а спесив еще больше! - усмехнулась мать. - Его считают человеком ограниченным. Впрочем, обдирать своих крестьян у Нефедьева ума хватает...
Марья Дмитриевна смолкла: позади, за поворотом дороги, раздались шум, треск упавшего дерева, крики. Грохнуло несколько выстрелов. Залилась лаем собака. Мальчики встревожились. Марья Дмитриевна перекрестилась и толкнула кучера:
- Вперед!
Ларион взмахнул кнутом. Он и сам сообразил: что-то случилось. С четверть часа раздавался мерный стук копыт. Кони шли рысью, пока не притомились. Кучер их больше не понукал. Снова стал слышен стрекот кузнечиков.
Братья рассмеялись. Улыбалась и мать. Однако она владела собой и посоветовала сыновьям прекратить смех.
- Вроде, выстрелы послышались? - спросил Митя.
- Да, в лесу стреляли! - согласился Паша. - Это охотники. Я слышал лай собак: наверное, гончие напали на волка. Как бы я хотел участвовать в подобной облаве!
Марья Дмитриевна велела Лариону:
- Погоняй лошадей. Они уже отдохнули.
Бричка поехала быстрее.
...А в придорожном лесу пели птицы. Временами глухо постукивал дятел. Юркая белка сноровисто цепляясь лапками за ствол кедра, соскользнула на тропу, обняла шишку и стала ее лущить. Внезапно зверек навострил уши и взметнулся на нижнюю ветку дерева. Там белка застыла в сторожкой позе. Затем вскарабкалась выше и исчезла в густой хвое.
Тревога зверька не была беспричинной. По лесной тропе, в сторону от большака, ехали верхами на конях-тяжеловозах четверо мужиков. На голове переднего белела свежая повязка. Всадник временами хлестал упрямившегося коня хворостиной. Все двигались молча и спешно. Наконец, один из наездников окликнул передового:
- Передохнем, Анисим. От большака ушли...
Вожак спешился, привязал лошадь к дереву. Так же поступили его спутники. Возле тропы, на сухой прогалине, они расположились поесть, достали из торб ржаной хлеб, луковицы, вяленую рыбу. Поснедали, запивая водой из родничка.
- Что же, браты? Мы наказ атамана выполнили, - довольно изрек Анисим. Шум на большаке устроили. Деньгой и лошадьми разжились. Во, какой кошель у барина отобрал...
Вожак показал кожаный мешочек. Потом вздохнул:
- Зря ты, Спиря, его пришил. Можно было бы выкуп взять. Да и душу, хотя и поганую, загубил...
- Он на меня пистолет нацелил, - оправдывался Спиридон.
- Не попал бы барин в тебя, - заметил один из мужиков. - Я - иное дело: не ударь охранника топором, он бы меня кинжалом пропорол...
