Этот мир исчез, растворился.
Но странная сила заставила меня теперь искать пути к нему, совсем в другое время.
Итак, восьмидесятый год. Вспомним вместе с Василием Макаровичем, что было с нами после того, как я постучал в его окно далёким июньским утром.
Да, Панины. Он их знал. Отъезд и хлопоты. Билет на самолёт в кармане, я знакомлюсь со Славой Дождевым, который едет поступать в Тульский механический. Мы летим над морем. Оно серое, угрюмое, потом — у Сахалина — синее, почти ласковое. Я вижу белый маяк, притоки Амура, деревянные дома Николаевска.
В восьмидесятом я не мог понять одного: верил ли сам Василий Макарович тому, что было записано на нескольких листах писчей бумаги, наверное, рукой штурмана Никольского, или нет. Я снова и снова расспрашивал его, но окольно хотел разузнать о его настроении, о том, как он сам относился к находке. Ответы на многие вопросы я знал заранее, настолько хорошо представлял случившееся. В моем воображении возникал аэродром, лётное поле было покрыто стальными листами с круглыми отверстиями — так делали тогда покрытия на временных полевых аэродромах. Самолёт не дотянул двухсот километров до него. Может быть, кончалось горючее, и решено было сделать вынужденную посадку.
Главное для меня было заключено в целлофановом конверте штурмана. Понимал ли это Василий Макарович, человек начитанный, удивительно самостоятельный, дошедший своим умом до многого и многого из того, что может дать современное образование? Откровенно говоря, я не решился бы тогда говорить на эту тему ни с кем, кроме него.
— Василий Макарович, вы ведь сразу переписали текст и даже разобрали те места, которые пострадали от влаги, значит, это показалось вам правдой?
— Не обязательно… — прогудел он, подумав. Говорил он с выговором на «о», но передать на письме это трудно. — Я был намного, намного моложе, мне было наверное, столько, сколько тебе сейчас. И память об этих лётчиках… память. Они годились бы мне в сыновья, я был почти молод, но не очень — сорок лет. Эти ребята, лётчики, водившие «дугласы» на запад, видели то, что не видел я, мне самому попасть на фронт не довелось, из-за возраста, из-за работы на прииске, которая считалась тогда не менее важной, чем окопы. Все это… память о них я оставил у себя, переписал текст, поправил его кое-где, потом иногда перечитывал. Документы же их мы выслали близким — и это было нелегко, выводить их адреса на конверте.
— А потом?
— Что потом? Потом жизнь, лесное житьё-бытьё… охота, рыбалка, ягоды. Посёлок ты помнишь небось. Это сейчас я в городе, стар стал по сугробам на лыжах бегать. Да и в посёлке сейчас, как в городе, неинтересно таёжному человеку. Близ реки, поди, видал во время своей поездки — горы гальки, бульдозеры нарыли. Всю долину прошли по разу, потом по второму. Пески промывают. Пейзаж, как на Марсе, жизни там уже нет. То золотишко, что раньше не брали, сейчас как раз под стать. мне скоро семьдесят семь вот…
— Но вспоминали про лётчиков?
— А как же!
— Ну а… — я замялся, опять на языке вертелся вопрос о пакете.
Нет, нельзя понять настроение другого человека, не побывав, так сказать, в его шкуре. Нельзя, к сожалению. И тут ничего не поделаешь.
Я учился, работал в столице. Василий Макарович с его лесной жизнью оставался очень далеко. И пакет тоже. Все воспринималось как фантастическая история. Или это я был таким легкомысленным? Как это проверить? И я снова задаю вопросы.
У него синие холодные глаза, косматые брови, белая окладистая борода. Говорит медленно, правильно. Порой не говорит — изрекает. Ему веришь. Даже сейчас, в приморском городе с театром, неплохими столовыми, кафе, современными домами, телевышкой, Институтом проблем Севера, человек этот ходит в унтах, волчьей шапке, в единственной его комнате, как встарь, на стенах развешаны сухие пучки трав, вырезанные из дерева фигурки, чучела местных птиц с белой совой во главе. Напротив меня — шаманский бубён, подарок якутского друга.
Текст в пакете оглашён по радио — свидетельство самих инопланетян.
Штурман Никольский тогда был ещё мальчиком, и жил он в небольшом городке под Смоленском. Радио тогда было редкостью, хотя детекторные приёмники и трансляция уже не удивляли. Какая у нас с Василием Макаровичем общая мысль? Вот какая: пакет — из Америки, Никольский записал там этот текст с чьих-то слов или переписал его с английского оригинала и перевёл. Где оригинал? Никто не знает о нем. Я пробовал наводить справки: результата пока нет.
Читать и перечитывать без внутреннего содрогания это нельзя, если понял текст, если веришь записи, если… много «если», но делу это не помогает. Это та грань, на которой человек склонён отказаться от логики и доводов, забыть, что был Коперник, что Бруно готов был бы, наверное, вторично сгореть на костре — за одно лишь право защитить это обращение, если бы оно стало ему известно каким-нибудь образом. Итак, это обращение было передано по радио. Но это не серии радиосигналов, пойманные Карлом Штёрмером, которые так нашумели примерно в то же время. Нет, это не импульсы, которые надлежит расшифровать, а прямая передача. На английском, русском и ещё двух языках. Когда я был юн, то относился к этому с нигилизмом юности. Даже непонятно, как это миновало главные центры моего сознания. Доказательства подлинности логичны, и я много раз корил себя за легкомыслие.
А Василий Макарович?.. Нет, у него не было этих доказательств. Было чувство долга: он сохранил эту память о штурмане Никольском, о наших лётчиках, делавших невозможное, немыслимое дело — перегонявших самолёты на фронт через весь Азиатский материк в его самой недоступной части.
* * *
Я зашёл к нему тогда рано утром. Из окна его комнаты я видел залитый солнцем город, спускавшийся к морю, к бухте. Дома здесь старые, много деревянных, улицы первозданные, ещё со времён репрессий, а также пионеров и первопроходцев. Одно из моих любимых занятий — метаистория, как я это называю. Так вот, согласно моим метаисторическим розыскам, русы на Днепр пришли из Фракии несколькими волнами: одна из волн — после походов Александра Македонского, тогда же часть галлов ушла на территорию современной Франции; другая волна — после начала экспансии Рима во Фракии и на Дунае. Связь событий давних и недавних я выразил так:
Четыреста тысяч светловолосых и светлооких фракийцев Ушли от натиска Рима Из солнечной Эгеиды на Днепр, Давая тем самым начало Киеву, затем и Москве, Оттоле — Сибири и Владивостоку…
Причалы и прииски Колымы и Чукотки Берут начало в рескриптах эпохи Императоров Августа и Траяна.
Но вернёмся в настоящее. Читатель найдёт полный текст обращения в следующей главе.
К разумным жителям Земли, к расе, именующей себя Человечеством, обращается Коалиционный Отряд Наблюдателей (КОН). Настоящее обращение КОН к землянам является третьим по счёту, контрольным.
Первое обращение КОН передал в 576 году до Рождества Христова жителям крупнейшего в то время на Земле города Анурадхапура.
Второе обращение КОН передал в 711 году от Рождества Христова жителям крупнейшего в то время на Американском материке города Ткаэцеткоатль.
Настоящее обращение КОН к землянам в главном идентично первым двум по содержанию, составлено на основных из сегодняшних языков Земли: английском, китайском, русском, испанском. Текст откорректирован с учётом современного уровня знаний и заблуждений жителей Земли. Целью обращения является предложение о проведении в будущем переговоров между представителями Человечества и представителями Коалиции (текст передан по радио).
I
К настоящему времени Человечество составило себе представление о Вселенной в целом более правильное, чем во времена первого и второго обращений. Действительно, Земля не является плоской и не находится в центре Вселенной.
Действительно, Солнце не находится в центре Вселенной, а является одной из звёзд, входящих в состав Галактики.
Действительно, последними из превращений энергии, поддерживающих деятельность звёзд и, соответственно, Солнца и дающих возможность существования жизни на Земле и сходных с ней планетах, являются термоядерные реакции.
Действительно, разумная раса землян не является единственной во Вселенной.
В остальном большинство ваших космогонических догадок являются ошибочными. Является заблуждением вера ваших учёных в существование каких-то, пусть даже не ещё открытых, незыблемых законов Вселенной и постоянство мировых констант. Так, гравитационная постоянная заметно меняется и в пределах вашей Солнечной системы, не говоря уже о более крупных масштабах, что привело к существенным ошибкам в определении вами размеров Галактики и расстояния до других Галактик и вызвало появление ошибочных теорий замкнутой Вселенной и, в этом году, теории разбегающейся Вселенной.
