Русское образованное общество не знало подлинного Шевченко, пока не были обнародованы его так называемые запрещенные сочинения и различные материалы для его биографии. Приятели и предварительная цензура до неузнаваемости приукрасили его образ. Обнаженный Шевченко был известен лишь немногим, посвященным в тайны его души и быта, как, например, И. М. Сошенко или П. А. Кулишу. Кое-какие запрещенные стихотворения Шевченко («Мария», «Сон», «Кавказ») ходили по Малороссии в списках, но не могли иметь широкого распространения и служили лишь в некоторых кругах удобных орудием для противорелигиозной и революционной пропаганды. Только постепенно выступил наружу звериный лик Шевченко, и все увидели, сколько в этом истинном хаме скопилось ненависти и злобы против Бога, против Русского Царя, против какой бы то ни было власти, против всякого общественного или имущественного неравенства, неизбежного в человеческом общежитии. Шевченко был по духу большевиком задолго до того, как на исторической сцене появилось «болыиевичество» и овладело Россией. Теперь о нем происходит любопытный спор: пресловутый профессор М. С. Грушевский уверяет, что Шевченко — не кто иной, как только заправский украинский социал-революционер, а иудеи из «советов» бьют себя в грудь, доказывая, что Шевченко настоящий коммунист-большевик и должен быть посмертно зачислен в ряды их партии.
Выше мы упомянули, что Шевченко в середине 1848 года был арестован за участие его в Кирилле-Мефодиевском братстве. Это было тайное общество, организовавшееся в Киеве из двух-трех десятков молодых людей, по образцу польского «Славянского общества», основанного в 1854 году в Париже, среди польских эмигрантов, Богданом Залеским. Почти все более выдающиеся братчики слагали свои политические взгляды и убеждения под сильными польскими влияниями. Душой братства был Гулак[46], из полтавских дворян, воспитанник Дерптского университета, напитавшийся революционными идеями от польской молодежи, в большом числе собиравшейся в Дерпте после закрытия университетов Виленского и Варшавского. Из прочих братчиков, кроме Гулака и Шевченко, выделялись еще своими талантами Костомаров[47] и Кулиш. Оба впоследствии внесли богатые вклады в русскую историографию. Члены братства усвоили себе от поляков мнения графа Яна Потоцкого и графа Фаддея Чацкого, будто русские обитатели бывшей Польши это вовсе не русские, а особый народ украинский, не имеющий ничего более общего с русским народом, кроме родства по славянским предкам. Братство в своей программе развивало грандиозные политические замыслы:
1) отменить крепостное право в России;
2) освободить украинский народ из-под русской власти, а прочие славянские племена — из-под ига тех государств, в состав которых они входят;
3) организовать у всех славян национальные республики на основе всеобщего избирательного права; граждане этих республик, кроме равенства перед законом, должны пользоваться правом бесплатного обучения в правительственных школах своих детей и полной свободой слова, печати, собраний и союзов;
4) объединить все славянские республики в одну общеславянскую федеративную республику с общим федеральным парламентом и правительством.
Из опубликованных исторических материалов о братстве не совсем ясно, какими средствами предполагали братчики приблизиться к достижению своих целей: путем ли только мирной пропаганды своих идей или же возбуждением среди тех или других славян вооруженных восстаний.
История оказалась чрезвычайно благоприятной замыслам кирилло-мефодиевцев и осуществила главнейшую их идею — относительно национальных славянских государств: теперь существуют Царство Болгарское, Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, Республики Польская и Чехословацкая. Крепостное право в России было отменено по мановению императора Александра II, но это не предохранило Россию от гибели в 1917 году.
Взамен освобожденных славян оказалась порабощенной Россия.
Кем же? Иудеями! На месте бывшей России пышно расцвело отвратительное иудейское государство. Совершенно утопической мечтой оказалась федерация славянских государств. Какая федерация возможна без России и при существовании таких лютых антагонизмов, как между Польшей и Чехословакией, с одной стороны, и Болгарией и Югославией — с другой! «Самостийна Украина» появилась было на мировой сцене в 1917 и 1918 годах, но быстро исчезла как мертворожденная.
Но мы уклонились в сторону. Мы должны пока отметить, что если «украинский народ» и политический о нем вопрос сочинили польские ученые и писатели, то начало «украинскому движению», то есть стремлению некоторых кругов в Малороссии не только доказывать необходимость отделения «украинского народа» от России и создания для него особого языка, отдельной литературы и самостоятельной государственности, но и практически осуществлять эти задачи в жизни, — положило Кирилло-Мефодневское братство.
Русское правительство того времени, напуганное революциями, разыгравшимися во всех странах Европы, не могло отнестись снисходительно к замыслам кирилло-мефодиевских братчиков. Если бы оно применяло те способы политической охраны своей власти, какие выработали большевистские иудеи в «чрезвычайках», то оно должно было бы расстрелять членов братства. Но царское правительство поступило по-отечески. Одного Шевченко за глумление в стихах над коронованными особами, за богохульство, кощунство и цинизм определили в солдаты, остальных же разослали по разным городам, чтобы они не могли поддерживать общения между собою, предоставив им право служить в местных присутственных местах; Костомарова, например, выслали в Саратов, а Кулиша — в Тулу. Оба не прервали там своей литературной деятельности: Костомаров обработал историческую монографию «Богдан Хмельницкий», а Кулиш — «Записки о жизни Н. В. Гоголя» и дивные свои «Записки о Южной Руси» (1856).
1850-е годы были самым глухим временем в истории украинского движения. Разрозненные кирилло-мефодиевские братчики сидели по своим углам в провинциальных городах, и каждый был занят своим делом. Война с Турцией, а потом Севастопольская кампания отвлекли умы в область международных политических вопросов. После Парижского мира последовала амнистия Для бывших братчиков, и более талантливые из них стали съезжаться в Петербург. Занималась заря 1860-х годов — эпохи, как принято выражаться, «великих реформ», на самом деле плохо продуманных и неразумных, доведших Россию до современной нам эпохи «великих потрясений» и ига иудейского.
В Петербурге поселились Н. И. Костомаров, П. А. Кулиш, брат жены Кулиша В. М. Белозерский[48], Шевченко. К ним присоединились некоторые, проживавшие временно в столице, более молодые земляки: А. Ф. Кистяковский[49], Костенецкий, Честаховский. Образовался кружок, который на средства некоего Катенина начал издавать «украинофильский» ежемесячный журнал «Основа».
Пользовались типографией, которую незадолго до того устроил на свое имя П. А. Кулиш. Руководящие статьи писались по-русски, а в отделе беллетристики помещались стихи и рассказы на полтавско-чигиринском наречии, наиболее широко распространенном из малорусских говоров. Специфического «украинского» языка, искусственно выработанного по плану профессора М. С. Грушевского и его сотрудников в Львове в 1890-х годах, в то время еще не существовало. Даже Шевченко писал по-русски свой незатейливый «Дневник», отрывки из которого печатались в «Основе». Неполных два года (1861–1862) выходила «Основа» и прекратилась за исчерпанием средств к изданию.
Несмотря на легкий оттенок тенденциозности, «Основа» служила выражением нормального и здорового малороссийского патриотизма. Если бы позднейшее «украинофильство» работало свою ткань на основе «Основы», то оно было бы крайне желательным явлением в жизни Южной и Юго-Западной России. Национальное русское самосознание, вследствие необычайной обширности русской территории, немыслимо без горячей любви к ближайшей родине, к ее старине, к исторически сложившимся особенностям ее быта. Необходимо только, чтобы эта любовь была осмысленной и свободной от всякой тенденции, чтобы она правильно оценивала отношение одной ветви народа к целому народному дереву, чтобы она не руководилась какими-либо корыстными целями или извне навязанными предубеждениями.
«Основа» стояла на добром пути. Устами Костомарова она правильно говорила о двух русских народностях, а не о двух народах — украинском и русском, как польские ученые граф Потоцкий и граф Чацкий; правильно говорила о федеративном начале в Древней Руси, представляя эту Русь хотя разделенной на земли, но связанной общей православной верой и единым княжеским родом Рюриковичей, имевших своих представителей на столах всех русских земель; Владимира Святого и Ярослава Мудрого она называла русскими князьями, а не украинскими, как делает это профессор М. С. Грушевский. Если русский националист прочтет от доски до доски все книжки «Основы» в их сиренево-голубоватых обложках (помнится, их вышло двадцать), то его чувство ничем не будет задето и раздражено. Мысли статьи Н. И. Костомарова «О федеративном начале в Древней Руси», чуть ли не важнейшей из статей «Основы», прочно привились в русской исторической науке, вошли в «Курс русской истории» К. Н. Бестужева-Рюмина[50] (1872) и породили обширную литературу областных монографий.
