Нетрудно заметить, что в числе ближайших друзей и родственников, получивших назначения и «дачи», отсутствует старший из братьев Василия III, Юрий Дмитровский. Для него это было фактическим объявлением опалы. Надо признать, Юрий Иванович вполне ее заслужил. В свое время он демонстративно проигнорировал церемонию крещения наследника Ивана. Очевидно, рождение старшего племянника стало сильным ударом для честолюбивых планов Юрия. Неудивительно, что его заключили под стражу уже через восемь дней после смерти Василия III. Детали ареста ясно указывали, что из тюрьмы Юрию Дмитровскому уже не выйти. Во-первых, его демонстративно поместили в «ту самую палату», где закончил свои дни внук Ивана III, Дмитрий Иванович. А во-вторых, вместе с Юрием арестовали всех его бояр. В те времена это было вернейшим признаком серьезных намерений правительства. Так же решительно Елена действовала и дальше: очень скоро в тюрьме оказался Михаил Глинский. Правительница обвинила дядю в попытке захватить престол, повелела заковать в кандалы и ослепить. Меньше чем через год он умер.
Следом за Глинским в темницу отправились князья Иван Вельский и Андрей Шуйский. Таким образом, из тех, кому Василий III доверил опеку наследника, у трона осталась лишь сама Елена. Зато резко пошел в гору фаворит вдовой государыни Иван Овчина. Уже в 1534 году он получил чин боярина, а вслед за этим и московские полки под начало. Из тех, кто мог оспорить права Елены на регентство, дольше всех продержался на воле слабохарактерный Андрей Старицкий. Вел он себя «тише воды, ниже травы», практически не выезжал из своего удела, в дела управления страной не лез. Впрочем, до 1537 года Елену от младшего деверя отвлекали бои на западных границах России…
* * *
В тот момент, когда умер Василий III, у России действовало кратковременное перемирие с Литвой. Причем срок договора истекал уже через 22 дня. Для обсуждения вопросов войны и мира Сигизмунд I отправил в Москву своего посланника Клиновского, но тот уже не застал Василия III в живых. Некоторое время дерущимся за власть боярам было не до переговоров. Король относился к этому с пониманием. Но месяц шел за месяцем, и уже через полгода положение «ни мира, ни войны» литовскую сторону устраивать перестало.
Летом 1534 года гетман Юрий Радзивилл с помощью союзных татарских войск опустошил окрестности Чернигова и Брянска. Затем осенью в Северскую землю вторглись литовские отряды Андрея Немировича и Василия Чижа. Они взяли и сожгли Радогощ, но потерпели поражение под Стародубом и Черниговом. Армия Александра Вишневецкого, посланная королем к Смоленску, вернулась в Литву несолоно хлебавши. В то время как гарнизоны русских городов отбивали атаки врага, главные московские силы недвижимо стояли под Серпуховом. Во-первых, сбору войск сильно мешали внутренние распри и смуты. А во-вторых, неспокойно было на южной границе. И набегов из Крыма воеводы в это время боялись больше, чем ударов со стороны Литвы.
Сигизмунд поначалу старался действовать малыми силами, чтобы не мешать «русским усобицам». До него доходили слухи, будто московские бояре так сильно конфликтуют друг с другом, что временами у них доходит до поножовщины. Следом за этими новостями в Литву явились и первые беглецы — князья Семен Вельский и Иван Ляцкий. Король их щедро наградил. Он ждал массового исхода из Москвы аристократов и детей боярских[7]. Однако эти надежды не оправдались. И вместо новых перебежчиков к концу октября 1534 года в Литву двинулась вся московская рать. Передовым полком командовал фаворит государыни Иван Овчина. Большой полк вели князья Михаил Горбатый и Никита Оболенский. С севера на соединение с главными силами шли новгородские отряды во главе с князем Борисом Горбатым. Но если летом «в поле» не было московских войск, то теперь от генерального сражения уклонился Сигизмунд I. Русские полки опустошили литовские области чуть ли не до самого Вильно. Так и не встретив за все это время королевскую армию, воеводы с богатой добычей ушли восвояси.
На следующий год русские снова попытались вызвать противника на «прямой» бой. Заблаговременно узнав о подготовке королевских отрядов к походу, навстречу им отправилась главная московская рать. Большой полк на сей раз вел в бой князь Василий Шуйский. А передовой снова возглавил Иван Овчина. Этой армии поручили взять Мстиславль, в то время как псковские и новгородские ратники должны были построить город на литовской территории у озера Себеж.
Однако королевкие воеводы, как и в 1534 году, рисковать не стали. Пройдя южнее Мстиславля, армия Сигизмунда I нанесла удар в район Гомеля, Почепа и Стародуба. Гомель сдался без боя, а гарнизон Стародуба во главе с князем Федором Овчиной сопротивлялся отчаянно. Однако немецким инженерам удалось незаметно подвести подкопы. Когда взорвались фугасы, в стене образовался широкий пролом. Ворвавшись в город, литовские отряды перебили не только ратников, но и многих мирных жителей. Из военных в плен взяли одного воеводу, понадеявшись на богатый выкуп. Городок Почеп, не надеясь его удержать, русские покинули и сожгли до прихода литовцев. Осмотрев пепелище, королевское войско повернуло назад.
А в это время главная русская армия безуспешно пыталась взять Мстиславль. Посад захватили быстро, но цитадель последовательно отбивала атаки. Через несколько недель, опустошив окрестности, московская рать ушла восвояси. К этому времени новгородцы и псковичи под руководством дворецкого Бутурлина успели построить укрепленный город, получивший то же название, что и озеро, на берегу которого его возвели, — Себеж.
Сигизмунду I, естественно, не понравилось появление на его землях русской крепости. И уже в феврале 1536 года к себежским стенам подошли отряды воеводы Андрея Немировича. По зимнему пути литовцы легко подвезли осадную артиллерию. Однако их пушки не смогли разрушить крепостные укрепления. Немирович приказал увеличить пороховые заряды, но это привело лишь к разрыву нескольких орудийных стволов. А вскоре русский гарнизон сам перешел в атаку. Литовцы бежали через озеро. Лед под ними провалился, и вода поглотила часть отступающих в беспорядке воинов.
Весной и летом того же года последовал ответный удар. Московская армия вторглась в литовские земли. Русские воеводы разорили множество сел и деревень, разграбили и сожгли посады Витебска и окрестности Любеча. Домой они вернулись с богатой добычей. В то же самое время вторая русская рать, вдохновленная прошлогодним успехом под Себежем, построила в литовских пределах еще две крепости: Велиж в Торопецком уезде и Заволочье в Ржевском. Кроме того, были восстановлены покинутые литовцами Почеп и Стародуб.
Успехи русских полков ясно показали Сигизмунду I, что московские неурядицы подошли к концу. А значит, с надеждой на легкую победу пора прощаться. И пусть воеводам Ивана IV не удалось навязать королю генерального сражения, чаша весов с каждым месяцем все явственней клонилась в сторону России.
В июле 1536 года с мирными предложениями в Москву прибыл кревский наместник Никодим Техановский. Переговоры шли долго и непросто. Только 18 февраля 1537 года сторонам удалось прийти к соглашению. Договор об очередном перемирии подписали на пять лет, начиная с 25 марта 1537 года. По нему Гомель остался за Сигизмундом I, зато русские получили контроль над спорными городами по левой стороне Днепра: Кричевом, Рославлем, Мстиславлем и Черниговом. Новопостроенные крепости Себеж и Заволочье тоже остались в руках Москвы.
Устранив угрозу со стороны Литвы, Елена вернулась к вопросам внутренней политики. Когда 26 августа 1536 года умер в заточении Юрий Дмитровский, последним живым дядей шестилетнего Ивана IV остался Андрей Старицкий. Вел он себя достаточно тихо, но как-то неопределенно: то смиренно бил челом Елене и просил прибавки к уделу, то публично оплакивал судьбу брата Юрия и неосторожно хулил правительницу.
Конец этим метаниям наступил в начале 1537 года, когда Елена пригласила деверя приехать в Москву на совет. Андрей Иванович, естественно, заподозрил недоброе и принялся отговариваться болезнью. Поступивший следом категорический приказ — ехать немедля — лишь усилил подозрения удельного князя. Прихватив жену и сына, он двинулся из Старицы в Новгород. По дороге Андрей рассылал «мятежные грамоты» к горожанам и детям боярским. «Великий князь — младенец! — писал он. — Вы служите всего лишь боярам! Идите ко мне — я буду вас жаловать!» Адресаты вели себя по-разному. Кто-то согласился помочь Андрею Старицкому в борьбе за престол. Но многие просто переслали его грамоты в Москву.
Правительство Елены действовало быстро и решительно. Иван Овчина с московской ратью настиг мятежников около Старой Руссы. Андрей Иванович вел себя как обычно: трусливо, бесхребетно и глупо. Сначала он согласился на переговоры, потом поверил клятве Овчины, что если они вместе поедут в Москву, то там ни один волос не упадет с головы Старицкого-князя. Очевидно, Елена очень любила своего фаворита, потому что она не допустила нарушения клятвы. Более того, выполнила ее условия буквально: когда князя Андрея заковали в цепи, на голову ему надели «тяжелую шляпу железную», предшественницу знаменитой «железной маски» времен Людовика XIV. Через полгода Андрей Иванович умер в темнице, так и не уронив на каменный пол не единого волоса со своей мятежной головы. В отношении его бояр, советников и слуг Иван Овчина обещаний не давал, а потому их пытали и казнили без церемоний. К примеру, тех детей боярских, что явились на зов Андрея Старицкого, повесили как изменников на Новгородской дороге.
