Жан Жак Руссо в своей «Исповеди» информирует читателей, как он вместе со своим другом на пару (чтобы дешевле обошлось) «купили» у матери ее одиннадцатилетнюю дочь в целях воспитания в духе разврата, чтобы потом из нее прекрасную любовницу сделать, но настолько привязались к малютке, что кроме держания ее на коленях и невинных ласк, никакого разврата по отношению к ней себе не позволяли.
А вот герои Бальзака так щепетильны и нравственны не были. У него «крысы» — молоденькие, недоразвитые девчушки — вполне конкретным развратным прихотям кавалеров отвечали.
Такие притоны были почти в каждом большом городе Европы. Граф Дю Барри решил очень дорого продать свою подопечную, да не кому-нибудь, а самому королю, Людовику XV. Конечно, через его верного сводника — камердинера Лебеля. Дю Барри было приказано хорошо подготовиться к свиданию с королевским камердинером.
Как мы уже упоминали, Людовик XV находился в то время в весьма мрачном настроении. Умерла маркиза Помпадур, умерла его жена полька Мария Лещинская. Не особенно хорошо процветал «Олений парк», хотя резвились еще там «серны» типа Терселен, Морфиз, Фукэ, Генно, Робер, Давид, Смит, Жиамбони, Ленорман, Варниэ, Милеи. Перечисляем их, дорогой читатель, к сведению тех историков, которые с пеной у рта доказывают нам сейчас на страницах своих опусов, что больше одной любовницы Людовик XV в «Оленьем парке» не имел. Имел, во множестве и постоянно беременных. Как-то с грехом пополам с этим фактом справлялись, одних вовремя выдав замуж, других удалив, третьих быстро сделав любовницами других вельмож. Мадемуазель Жиамбони, Морфиз и Морфи, подаривших детей Людовику, выдали замуж за «покорных рогоносцев», обеспечив хорошим приданым. Варниэ сделалась дорогой любовницей женевского банкира, а Давид — князя де Роган. Каждая из отставленных любовниц получала по 200 000 ливров пожизненного дохода. На всех этих красоток из королевской казны выдавалась огромная сумма: десять миллионов ливров ежегодно. Но, хотя и так баснословно дорого стоил Людовику XV «Олений парк» и оборудован он был по последнему слову эротической техники, включая порнографические картинки на стенах и садистическую мебель, наслаждения королю он уже не давал. Его крайне извращенное чувствование нуждалось в чем-то неизведанно пикантном, а все эти эротические блюда, преподносимые выученными проститутками, утомляли только короля и усиливали его скуку, которая грозила черной меланхолиеи, стрессом, как сейчас говорят. Словом, перед Лебелем была непростая задача: найти королю новое, изысканное «вкусное» эротическое блюдо. Как-то раз, сидя за карточным столом у своего приятеля графа Дю Барри Лебель пожаловался: «Обшарил все уголки предместий и столицы, но ничего подходящего для короля не нашел. Не знаю, что и делать, ведь государственные дела от меланхолии короля страдают». Дю Барри загадочно усмехнулся: «У меня есть лакомый кусочек, достойный короля», — с уверенностью он сказал.
Вошла мадемуазель Ланж в спальню короля и больше из нее не вышла. Вышла, конечно, но уже могущественной красавицей графиней Дю Барри. Думаете, кто на ней женился? Граф Дю Барри? Конечно, он бы не против, но он, как говорится, «некоторым образом был замужем».
Господин граф Дю Барри женат, обременен детьми и законными и внебрачными, и любовницами, одна даже с его незаконнорожденной дочерью Аделаидой в одной комнате живет и неизвестно как они ложе делят, когда любовник и отец в одном лице их навещает. Господин Дю Барри предложил в мужья Жанне Ланж своего брата, который, правда, внешне выглядит, как бурдюк с вином и сам от вина не просыхает, но будет вполне лояльным добровольным рогоносцем и, дав супруге свое имя, ничего взамен существенного от нее требовать не будет. А за это он получит пять тысяч ливров и хорошую должность, дающую большие доходы. Брачный контракт про всем правилам был оформлен у нотариуса, молодых же обвенчали 1 сентября 1768 года в церкви святого Лаврентия. Газеты подали осторожную, но весьма недвузначную информацию: «В Компьене появилась некая графиня Дю Барри и произвела настоящую сенсацию своей наружностью. Говорят, что она пользуется большим успехом при дворе и что король принял ее очень благосклонно».
Более радикальные из газет не удержались от острот: «Графиня Дю Барри — лучший скороход Парижа, так как она одним прыжком попала с Нового моста в Трон». Новым мостом называли квартал в Париже, населенный проститутками, которых во Франции времен Людовика XV было видимо-невидимо и только в самом Париже зарегистрированных официально насчитывалось тридцать две тысячи.
Все во дворе знали истинное происхождение новоиспеченной графини. Светские дамы, несмотря на заинтересованность короля графиней, не оказывали ей ни малейшего почтения, и как зачумленную чурались ее. Она в дверь, они гурьбой в другую. На балах и во время карточной игры держались особой стайкой и к графине не подходили.
Графиня Дженлис, жившая при дворе Людовика XV, пишет в своих воспоминаниях: «Когда она вошла (Дю Барри. — Э. В.), рее женщины, которые стояли в дверях, бросились от нее в противоположную сторону, чтобы не сесть рядом с ней, так, что между нею и последующими женщинами оставалось четыре или пять свободных мест. Она сделала вид, что не заметила это явное к ней пренебрежение. Ничто не смутило эту нахальную особу. Когда под конец карточной игры показался король, она улыбнулась ему, а он сейчас же начал искать ее взглядом».
Король поместил ее в замке Фонтенбло, и вначале она свое скромное место знала. Ей нельзя было появляться с королем на прогулках, сидеть с ним за одним столом, бывать у королевских детей. В определенные дни, чаще, вечерком, король навещал ее в замке и никогда вместе с ней ни в карете, ни вообще на людях не показывался. Словом, положение Дю Барри было гораздо сложнее, чем у Помпадур, когда та очаровала королевский дворец. Низкое происхождение маркизы Помпадур было намного выше графини Дю Барри, образование вообще никакого сравнения не выдерживало. Уличная девка с рубашечными манерами, неправильным французским языком, в который все время вплетала просторечивые народные словечки, далека была от стереотипа светской дамы.
Но такова уж неистребимая сила сексуального чувства, если все препятствия смела Дю Барри на своем пути «легкой рученькой» и стала абсолютно необходима королю. Шестидесятитрехлетний развращенный король испытывал с ней ни с чем несравнимое физическое наслаждение и неоднократно свой восторг выражал перед придворными. Чем покорила его Дю Барри? Пусть нам на этот вопрос ответят сексопатологи. Какая такая дикая, необузданная сила заставляет могущественных королей, отринув все разумное и логическое, устремиться в вихрь безумия? Никто никогда по-настоящему еще не исследовал силу сексуального чувствования, хотя литература и история наполнены фактами, морозящими кровь в жилах. Для безумных в сексуальном чувстве — нет никаких ни пределов, ни преград. Они не подвластны нашему пониманию. Это какой-то неуправляемый вулкан, вылившийся потоком разгоряченной лавы, и потушить этот жар никто не в состоянии. Достаточно сказать, что ни одна из многочисленных любовниц короля, включая двадцатилетнюю связь с маркизой Помпадур, которая к концу своего владычества стала уж просто неприятна физически королю, не овладевала королем так полно, так самозабвенно. Все, абсолютно все импонировало и восхищало в Дю Барри короля, включая ее неправильный выговор, ее необразованность, ее вульгарно-рубашечные манеры, когда она могла запросто сказать великому королю, принесшему ей самолично сваренный кофе: «А ну валяй, Франция, отсюда со своим кофе». Дю Барри сочетала в себе, кажется, несовместимое: огромную развратную распущенность при почти явной невинности. Она не стесняясь присутствия аббата — духовника, могла совершенно голая встать с постели, подать ему для поцелуя ножку, сказав с невинным зевком: «Это я для Вас встала», на что подобно аббат парировал: «А ложитесь для другого?» Она ввела в обиход короля все недозволенные приемы любви, включая флагелляцию, и очень часто Людовик XV с наслаждением смотрел, как она или бичуется сама, или бичует свою даму.
Я заставал в публичных домах привязанных мужчин, которые приказывали пороть себя.
Марэ, полицейский надзиратель Парижа, 1814 г.
слуга эта, дорогой читатель, называется флагелляцией. И мы вслед за господином Марэ, полицейским надзирателем города Парижа, стражником нравов, заглянем в такой дом. Его владелицей является Тереза Беркли.
Входит клиент в это роскошное заведение, полное странных, как во времена инквизиции, предметов, предназначенных для пыток. За «прилавком» симпатичная и приветливая хозяйка — Тереза Беркли. «„Чего желаете?“ — спрашивает она клиента. — Ассортимент у нас весьма обширный, да и цены умеренные. Итак — порка ремнем два луидора, тростью немного дороже, два с четвертью, она искусства особого от проститутки требует, плеткой или хлыстом совсем пустяки, всего полтора луидора. За специальную дополнительную плату вы можете получить изысканную порку „с узелками“. Посмотрите, как плеточка искусно сделана, а узелки на ней завязывал истинный мастер своего дела, скажу я вам, большой талант. На десерт мы можем вам предложить: прокалывание иглой, душение, трение жесткой щеткой или сечение пучком крапивы. Что вас больше устраивает?»
