Но злоумышленников вовремя разоблачили, Ивана Бельского и Воротынских арестовали. Семен Бельский с Ляцким сумели ускользнуть, удрали в Литву. Правда, их не поддержали даже приближенные. Слуги и воины из их свиты, когда их привели на чужую территорию, взбунтовались. Заявили, что не хотят служить предателям. Ограбили своих начальников и ушли на родину. Но Сигизмунд чествовал беглецов как дорогих гостей, пожаловал богатые поместья. Они заверяли короля, что оборона России слаба, большинство знати и народа недовольны правлением Елены. Неприятель без объявления войны вторгся на нескольких направлениях. Пожгли предместья Смоленска, Стародуба, Чернигова, взяли Радогощ.
А в России после раскрытия заговора шли перестановки военачальников, время было потеряно, помощи приграничным городам оказать не успели. Государевы рати выступили лишь поздней осенью 1534 г. Фаворит Елены Иван Телепнев, конечно же, мог получить самый высокий пост. Но он уступил главное командование Михаилу Горбатому. Взял, по своему обыкновению, передовой полк. Лихо ринулись в глубь неприятельских земель. В осады городов не ввязывались, разоряли экономическую базу врага и сеяли панику. Прокатились по окрестностям Орши, Борисова, Полоцка, Витебска, хозяйничали в 15 верстах от Вильно, вогнав в ужас короля и его двор. По весне с большими трофеями возвратились на свою территорию.
Но для противника этих ударов оказалось недостаточно. В 1535 г. они умело сманеврировали. На Рязанщину напали крымские татары, отвлекли на себя основные силы русских. А Сигизмунд воспользовался. Его армии захватили Гомель, после жестокой осады и штурма овладели Стародубом – за стойкую оборону рассвирепевшие поляки и литовцы перерезали все население, 13 тысяч человек. В следующем году, кроме крымцев, на Россию обрушились набеги казанского хана. Татары, ногайцы, башкиры, черемисы полезли разорять окрестности Нижнего Новгорода, Галича, Костромы, Мурома.
Но литовские рати, обложившие крепость Себеж, потерпели сокрушительный разгром. Их загнали на лед Себежского озера. Под тяжестью облаченных в доспехи тысяч людей, коней лед треснул. Наши воины рубили неприятелей, расстреливали из пушек и пищалей. Бегущие тонули. Сорокатысячная армия погибла почти полностью. А наша конница под командованием Телепнева опять прокатилась лихим рейдом до Любеча и Витебска. После таких поражений литовцы уже не могли вести полноценную войну. Сигизмунд запросил мира. Спешил воспользоваться моментом, пока Россия сражается с крымцами и казанцами, – выторговать условия получше. В результате заключили перемирие на тех рубежах, которые достигла каждая из сторон. При этом Сигизмунд постарался сохранить лицо перед сенатом и сеймом – козлами отпущения он сделал предателей, Семена Бельского и Ляцкого. Объявил, что Литву втянули в войну именно они. Спровоцировали своей ложью, будто Россия слаба.
Ляцкий, спасшийся от русской тюрьмы, угодил в литовскую. Но Бельский опять ухитрился сбежать, на этот раз в Турцию. Причем показал себя уже хроническим, «идейным» иудой. По материнской линии он приходился племянником последнему рязанскому князю. Теперь добился приема у султана Сулеймана Великолепного, сообщил, что является законным наследником Рязани и просил помощи забрать свое наследство. Жители Рязанщины, наверное, ни сном ни духом не подозревали, что у них появился такой князь. И тем более им в головы не могло прийти, что Бельский в обмен на помощь отдает их землю… в подданство турецкому султану!
А Сулейман был себе на уме. Воевать с Россией он не собирался. Но от столь жирного подарка не стал отказываться. Признал права Бельского, отправил его в Крым и отписал хану – если появится возможность посадить его на рязанский престол, пускай подсобят. В Москве об этом узнали, встревожились. Бельского пытались выманить. Послали ему грамоту, что по молодости лет его прощают, приглашают вернуться. Обратились и к сопернику крымского хана Ислам-Гирею. Этого разбойника интересовали только деньги, и ему предлагали солидную плату, если он выдаст или убьет Бельского. Но не удалось. Пока деньги и письма везли в Крым, там прикончили самого Ислам-Гирея.
Однако и в Москве предателей меньше не становилось. Сажали одних, убегали другие, но появлялись новые. В конце 1534 г. был заключен в тюрьму самый высокопоставленный член регентского совета Михаил Глинский. Официально его обвинили в том, что он намеревался «овладеть престолом». Хотя, что случилось на самом деле, нам остается лишь гадать. Возможно, он силился подмять племянницу и ее сына под свое исключительное влияние – а для этого требовалось устранить от нее Телепнева, оттереть думских бояр. Или опять посчитал, что его обошли. Намеревался, как и в прошлую войну, передаться к противнику. Хотя нельзя исключать и третий вариант, что Глинского просто оклеветали. Причем оклеветали враги Елены – устраняя деятеля, который в будущем мог стать препятствием для их планов. В пользу этой версии говорит свидетельство одной из летописей, что Глинский пострадал «по слову наносному от лихих людей».
Ну а дядя малолетнего государя, Андрей Старицкий, продолжал сидеть в своем удельном княжестве. По-прежнему накручивал себя обидами, поносил Елену. До поры до времени она терпела. Но Андрей вел себя все более вызывающе. Отказывался приезжать в столицу на заседания Боярской думы, хотя это являлось его прямой служебной обязанностью. Симулировал, объявив себя больным. В войне против Литвы он со своим удельным войском не участвовал. Это выглядело вообще многозначительно. Получалось, что с Сигизмундом враждуют Елена и ее сын, а Андрей сохраняет «нейтралитет». Правительница, конечно же, знала об истинных причинах такого поведения. Объявила, что хочет помочь болящему, и послала к нему придворного врача Феофила. Он нашел князя абсолютно здоровым.
Но Андрей продолжал уклоняться от службы, не без издевки отписывал Елене: «В болезни и тоске отбыл я ума и мысли… Неужели государь велит влачить меня отсюда на носилках?» В 1537 г. правительство решило нанести удар по Казани. Готовили большой поход. Старицкому тоже приказали выступить со своими воинами. Государыня уже позаботилась, чтобы при его дворе имелись «глаза и уши». Соглядатаи доносили, что вокруг Андрея кучкуются недовольные, он поддерживает какие-то отношения с Литвой. А княжеские дружины, хоть и не участвуют в войнах, вооружаются и к чему-то готовятся.
Сперва напросилась версия, что Андрей собирается бежать к Сигизмунду. К нему послали с увещеванием крутицкого епископа Досифея, а одного из старицких бояр, приехавших в Москву, задержали для допроса. Но замышлялся вовсе не побег. Замышлялся мятеж и переворот. Вот только подготовку Старицкий завершить не успел. Арест боярина спугнул его. Он понял, что над ним нависло разоблачение, и выступил раньше времени. Со всем двором, семьей и воинскими отрядами он двинулся из Старицы на запад. Строил планы «засесть Новгород», где у него имелись связи и сообщники. К боярам и дворянам разослал грамоты: «Князь великий мал, а держат государство бояре. И вам у кого служити? А яз вас рад жаловати».
Некоторые откликнулись – в том числе видные воеводы князья Пронский, Хованский, Палецкий, бояре Колычевы. Съезжались к нему. Но, собирая сторонников, он упустил время. Елена же действовала без промедления. Боярин Никита Хромой-Оболенский помчался в Новгород, опередив мятежников и взяв город под контроль. А Иван Телепнев с конной ратью бросился в погоню за Андреем. Изменник заметался. Узнал, что Новгород для него уже закрыт, и повернул к литовской границе. Телепнев настиг его у села Тюхоли, развернулся к бою. Андрей растерялся. Среди его сподвижников пошел разброд. Одни не хотели драться с соплеменниками. Другие размечтались возвести князя на престол, получить награды – но роль изгнанников совсем их не прельщала.
Старицкий понял, что его войско слишком ненадежное, и вступил в переговоры. Соглашался сдаться, если ему гарантируют неприкосновенность. Между прочим, гарантии он просил только для себя. Те, кого он соблазнил и повел за собой, Андрея не интересовали. Ну а Телепнев отнюдь не горел желанием проливать русскую кровь. Дал требуемую клятву. Мятежников привезли в Москву. Хотя в столице Елена выразила гнев фавориту. Объявила, что он превысил полномочия и не имел права давать гарантий без ведома великой княгини и государя.
Действительно ли Телепнев предлагал простить заговорщика? Или он вместе с Еленой преднамеренно разыграл этот сценарий? Скорее всего, получилась «импровизация». Ведь от западных границ воевода никак не мог быстро снестись с Москвой, согласовать решение. Однако в Средневековье не только на Руси, но и в Европе нередко практиковалось, что клятва обходилась по формальным признакам. А формальности были вполне соблюдены. Андрей желал клятвы – и получил ее. Телепнев ее не нарушил. Но он и впрямь не мог предрешать волю государыни, не связанной никакими обещаниями.
