(Поэтому, кстати, всеобщее равное избирательное право было введено только Конституцией 1936 г., а до этого практиковалось и лишение избирательных прав, и непропорциональное избирательное право: от рабочих, которые, по теории, считались базой ВКП(б), избиралось больше депутатов, чем от крестьян.)
Во-вторых. Министры-коммунисты — это еще не вся система власти, кроме министров для власти требуются и сотни тысяч чиновников-специалистов. Своих чиновников у большевиков не было, а царские отнюдь не собирались в одночасье стать коммунистами и отказаться от алчности и стяжательства. То есть какие бы коммунистические законы Верховный Совет ни принимал, аппарат управления страной не спешил организовывать население на исполнение этих законов.
Поэтому практически немедленно после взятия власти большевики были вынуждены установить за чиновничьим аппаратом России (от аппарата армии до аппарата пенсионного обеспечения) контроль. Сначала при помощи представителей коммунистического правительства — комиссаров. Но это была полумера, поскольку комиссары действовали в одиночку и им не на кого было опереться.
И вот тогда большевики вынуждены были пойти на единственно возможную меру: они реорганизовали свою партию во всеобъемлющую организацию контроля за властью. Если отвлечься от причин, по которым они вынуждены были на это пойти, и рассматривать это академически, in vitro (в пробирке), то это было двойным преступлением — и против власти, и против партии. Но другого выхода не было.
Почему это преступление против власти? Потому что основа любой власти — единоначалие. Только при единоначалии у власти есть ответственные. При двух начальниках над одним делом — официальном и контролере за ним, — называй их хоть тысячу раз ответственными, ответственность за дело исчезает. Не поймешь, кто отвечает: то ли тот чиновник, кому поручил дело, то ли тот контролер, который указывал чиновнику, как дело делать. Контроль — это наиболее яркий признак бюрократизации системы управления (при делократической системе управления исполнителя контролирует тот, для кого он делает дело)7. Однако в те годы, то есть сразу после взятия большевиками власти, на коммунистических контролеров за чиновниками можно было пойти, и не только потому, что большевики, как, впрочем, и остальные, ничего не знали о делократической системе управления. Дело в том, что большевики несли в то время единственную и полную ответственность за результаты своего правления, а чисто государственные чиновники — нет!
Поясню. Вот, к примеру, в ходе Гражданской войны 1917–1920 гг. чиновники железнодорожного ведомства России на службе у большевиков. Скажем, из-за плохого управления ими станцией или дорогой войска Белой армии, противника большевиков, или восставшие крестьяне захватят эту местность, эту станцию или дорогу. Что сделают белые или мятежные крестьяне с железнодорожниками? Да ничего, железнодорожники будут точно так же работать на своих местах и при белых, и при мятежниках. А что они сделают с контролировавшими этих железнодорожников коммунистами? Правильно — повесят! Для большевиков-контролеров наступит момент очень большой ответственности за собственную плохую работу и за плохую работу контролируемых чиновников. Поэтому в тот момент истории России именно такое двоевластие было оправданным, поскольку контролеры-коммунисты отвечали за дело в большей мере, чем его исполнители. Но отвечали по факту, а не по осмысленным государственным законам, повторю, по конституциям страны такой контроль коммунистов над органами Советской власти не был предусмотрен. Прошу читателей это запомнить.
Двойная система управления вела к следующему: как только минуют исторические условия для двоевластия, как только быть коммунистом станет делом безопасным, уродство двоевластия — безответственность — немедленно проявит себя и со временем разрушит всю систему управления страной. Поэтому я и назвал контроль ВКП(б) — КПСС за органами Советской власти преступлением против власти как таковой.
Почему превращение партии в контрольный орган было преступлением против партии? Потому что по своей основе партия — это интеллектуальная и моральная элита страны, ведущая весь народ вперед. Как мечтал Сталин, партия коммунистов должна быть чем-то вроде ордена меченосцев — фанатиков святой веры. Но для этого каждый коммунист должен был очень много знать обо всем в мире, чтобы на основании этих знаний составить представление о будущем — о том, куда коммунисты ведут людей. А много знать обо всем — это не столько трудно, сколько многим неинтересно. (Им интересно знать, как побольше хапнуть, как поменьше работать и т. д.)
Так вот, контролеру при его спокойной и безопасной жизни можно знать только о том, что он контролирует, а при полном обюрокрачивании системы управления — и этого не надо. Быть контролером в тысячи раз легче, чем работать самому, чем быть тем коммунистом, о котором мечтал Сталин. А поскольку реально в партии места контролеров — это места партийных начальников, то превращением ВКП(б) в контролирующую партию Ленин и Сталин над всеми коммунистами навесили дамоклов меч: при первой же возможности управление партии, ее номенклатура, превратится в сборище тупых, ленивых и алчных мерзавцев.
Но опять-таки для того момента истории это было не страшно из-за той смертельной ответственности, которая нависала над партфункционерами в случае потери ими власти. И они это знали, они знали, что мерзавцы в партии могут погубить всех, поэтому партия регулярно чистилась от мерзавцев (недостойные изгонялись из партии) и делала это при всем народе, на открытых собраниях, чтобы завоевать у населения уважение и доверие к себе — к членам ВКП(б).
Итак, для контроля за властью в стране ВКП(б) реорганизовалась и выстроила параллельную официальной (конституционной) власти структуру. Номинально считалось, что это структура управления только самой партией (повторю — в Конституции такая структура не была предусмотрена как орган госуправления), но фактически структура управления партией, контролируя конституционную власть, управляла и этой властью, и всей страной.
При таком положении сложилась довольно комическая ситуация: лидер партии, а не конституционный глава страны являлся вождем СССР. (С точки зрения Конституции — «никто».) Правда, в нашем случае это был действительно Вождь.
Дело в том, что в ВКП(б) «лидеров» было хоть пруд пруди, и Сталин стал лидером не столько, как полагают, в конкурентной борьбе, сколько в конкурентном труде на благо ВКП(б), а это благо тогда было неразделимым с благом СССР.
Технически параллельное управление СССР происходило по следующей схеме.
Элита страны, ее лучшие люди, готовые на труд и бой за страну и ее идеальное справедливое будущее — Коммунизм, вступали в ВКП(б). (Мерзавцы тоже, но речь пока не о них.) Эта элита избирала себе руководителей первичных, районных, областных, республиканских организаций и всей партии прямо или через делегатов съездов. Формально высшими руководящими органами партии были собрания или съезды, но фактически партией (и страной) руководили избираемые этими собраниями и съездами постоянно действующие органы: парткомы, райкомы, обкомы, центральные комитеты. Центральные комитеты (ЦК) избирались республиканскими компартиями и всей ВКП(б), но постоянно действующими они были формально, поскольку фактически они в лучшем случае собирались на пленумы три раза в году. А непрерывно ВКП(б) руководили избираемые Центральным Комитетом ВКП(б) Политическое бюро (Политбюро) и несколько (обычно 5) секретарей партии (одного из секретарей ЦК назначали «генеральным»), в республиках — только секретари, один из которых назначался «первым».
Любой мало-мальски важный вопрос, требующий вмешательства государственной власти СССР, поступал сначала к секретарям и в Политбюро, там рассматривался, и если он мог быть решен Политбюро на основании действующих законов, то Политбюро его решало, и его решение передавалось
Правительству СССР для исполнения. Кстати, официальный глава страны — председатель Совнаркома (Совмина) всегда был членом Политбюро и председательствовал на его заседаниях. Поэтому получалось, что он перед тем, как рассмотреть вопрос со своими министрами, сначала рассматривал его с товарищами по партии. Членами Политбюро при Сталине, как правило, были наиболее выдающиеся на тот момент государственные деятели (поскольку в то время партийных и государственных деятелей невозможно было разделить — это было практически одно и то же).
Если вопрос требовал изменения законов Советского Союза, то решение Политбюро адресовалось в Президиум Верховного Совета, и Президиум издавал соответствующий указ либо изменял или принимал новые законы, утверждая их впоследствии на сессии Верховного Совета. А Председатель Президиума Верховного Совета тоже всегда был членом Политбюро, т. е. фактически получалось, что и он тоже перед тем, как рассмотреть вопрос в Президиуме Верховного Совета, рассматривал его с товарищами по партии.
