Революционное бродило
На Украине возвращение продразверстки и введение комбедов тут же привело к росту численности повстанцев. Махновское движение вновь набирало силу. Бывшие повстанцы опять готовы были поддержать Махно, которого теперь зовут все больше не "батька", а "малой". Он по-прежнему верен идее вольного советского строя: "Мы сражались и будем сражаться за действительно неограниченную свободу, за вольный строй... – говорится в махновской листовке. – Если тебя твои комиссары гонят на нас, не стреляй, а присылай своих делегатов и узнавай, кто мы... Не верь комиссарам... Мы боремся за вольную жизнь без насильников-комиссаров, чекистов... Бросайте винтовки и переходите в братские объятия махновцев"[564]. И переходили.
С местным населением красные вели себя грубо, воскрешая недавние картины господства белых. В то же время набранные из крестьян красноармейцы не проявляли энтузиазма в борьбе с махновцами: "Красноармейцы не очень сильно протестовали и быстро сдавали оружие, начальники же защищались до последнего, пока их не убили", – говорится в “дневнике жены Махно”[565]. У командиров были основания отбиваться до последнего. К этому времени махновцы начали уничтожать всех носителей власти – командиров, чекистов, руководителей продразверстки, милиционеров, коммунистов, председателей комбедов.
Крестьяне снова пошли к Махно. Его мобильный отряд в случае необходимости обрастал многотысячной армией, которая внезапно нападала даже на крупные соединения красных. В феврале 1920 г. махновцы отбивались от частей трех дивизий (общей численностью около 20 тыс.). 21 февраля махновцы снова захватили Гуляй-Поле. 1 марта после небольшого рейда по округе батька опять застал в Гуляй-Поле красных и разгромил их. "Пленных же, предупредив, чтобы в третий раз не попадались в Гуляй-Поле, ибо живыми не отпустят, распустили"[566].
Конечно, не всегда махновцы были столь добродушны. Красный и махновский терроры сплетались в единую вендетту: "Прибывши в Раздоры, узнали, что здесь красные отомстили невинным раздорцам за то, что нами было убито здесь пять коммунистов, – они расстреляли председателя, старосту, писаря и трех партизанов"[567]. "Кавалерия бросилась в село, пехота осталась далеко сзади. Вскоре нам сказали, что наши захватили человек сорок. Мы въехали в село и на дороге увидели кучку людей, которые сидели, а некоторые и стояли, и раздевались. Вокруг них крутились и на лошадях, и пешие, наши хлопцы. Это были пленные. Их раздевали для расстрела"[568]. Интересна реакция населения на казнь членов карательного отряда: "Селяне стояли и смотрели. Смотрели и радовались. Они рассказывали, как эти дни этот отряд хозяйничал в их селе. Пьяные разъезжают по селам, требуют, чтобы им готовили лучшие блюда, бьют нагайками селян, бьют, и говорить не дают"[569]. Описание безобразий махновцев в Гуляй-Поле 7 марта более невинно.
В махновской армии поддерживалась дисциплина, достаточная для ведения эффективных боевых действий. Типичными провинностями считались самовольная расправа с пленными, раздевание убитых, подмена лошадей, самовольные отлучки. Типичными наказаниями, в зависимости от вины – спешивание, изгнание, расстрел. Наказания накладывались после обсуждения бойцами, по резолюциям частей[570]. Однако нервное напряжение махновцы иногда снимали и алкоголем. Аршинов одобрительно пишет о готовности Махно выпить с бойцами, а Галина Кузьменко пишет о загуле мужа с осуждением (его психологический срыв в начале марта был связан с гибелью брата и тяжелым положением отряда)[571].
Главным судебным органом махновцев после разоблачения попытки убить Махно в июне 1920 г. была комиссия Реввоенсовета в составе С. Каретникова, Д. Попова (активного участника левоэсеровского выступления в Москве в 1918 г., с 1919 г. – анархиста) и Г. Кузьменко. Комиссия выносила решения на основе опросов жителей: "Арестовали по доносу трех человек, но греки стали их горячо отстаивать, и мы их освободили"[572]. Если позволяло время, процедура суда была еще более длительной: "Взятые в плен красноармейцы и командиры должны были пройти через руки комиссии в тесном контакте с членами культпросвета – которые выступали на митингах и последних агитировали. Что касается остальных лиц совработников, то комиссия решала на свою ответственность убедить подсудимых"[573]. Конечно, такие суды-митинги с убеждением и оправданием подсудимых были редкостью, но сами оправдания по результату опросов населения – довольно типичны, что признает даже такой пристрастный свидетель, как И. Тепер[574]. Желающих красноармейцев принимали в махновскую армию. В боевой обстановке пленных красноармейцев раздевали в целях снабжения махновских отрядов и для лишения противника боеспособности. Иногда, в озлоблении от неудач, в отместку пленных расстреливали[575]. Махновцы иногда преследовали и бывших повстанцев, решивших воспользоваться большевистскими амнистиями[576].
Счет расстрелянных махновцами шел на десятки человек в месяц (красный террор был более "массовидным"). Сам Махно признавал: "Да, мы агентов по продразверстке убивали, да, мы председателей комнезаможних кое-где по пути расстреливали, как расстреливали мы также и только кое-где милиционеров... Следовательно, поскольку мы боролись с большевистской системой власти, мы боролись и с ее носителями, с агентами этих носителей и со всей их вооруженной защитой"[577].
Фактически в районе существовало двоевластие. Органы и большевистской, и махновской властей действовали на подпольном положении. Местные большевистские органы докладывали: "Положение в Александровском уезде неблагоприятное. Вследствие постоянной угрозы Махно в некоторых волостях ревкомы работают нелегально. Были случаи убийств комиссаров, красноармейцев и разоружения воинских частей. Анархизм свил здесь крепкое гнездо и проявляется во всех волостях за исключением десяти (из сорока трех)... Количество "батек" и атаманов в некоторых местах превышает количество волостей, но все они ориентируются на Махно"[578].
В число носителей власти Махно включал членов комитетов бедноты, хотя сам создавал такие комитеты в 1917 г. Причина такой перемены – функции, которые теперь возлагала на комнезамы власть. Комитеты должны были помогать выявлению запасов хлеба у крестьян и быть опорой власти в деревне. За это они получали часть хлеба. Такая структура не могла прийтись по вкусу Махно. Он рассылает председателям комнезамов такого рода послания: "Рекомендую немедленно упразднить комитет незаможних селян, ибо это есть грязь"[579]. Тех, кто не выполнял эту "рекомендацию", махновцы уничтожали. Не удивительно, что весной 1920 г. на I Всеукраинском съезде комнезаможей из 165 волостей Екатеринославской губернии были представлены только 26[580]. Влияние комнезамов в махновском районе было символическим. Они могли отчитаться только за 134 отобранных у крестьян винтовки на всю Екатеринославскую губернию (в Харьковской губернии этот показатель составил 1918 винтовок, в Полтавской – 1002, в Одесской – 27050)[581].
За "преступления этой части бедноты другая, не пошедшая за большевизмом-ленинизмом часть бедноты должна была быть беспощадна к ней, – объясняет Махно свое отношение к комбедам, – беднота, как класс трудящихся, должна не только уметь сохранить силы своих рядов, но и уважать, и защищать в них принципы жизни – и в первую очередь из них принцип свободы и равенства мнений"[582].
Вскоре махновская терпимость к иным мнениям подверглась неожиданному испытанию. С "батько" захотели заключить союз белые. К этому времени руководители отступившей в Крым части белого движения начинали понимать, что они ведут борьбу не с мифической анархией, а с четко организованной и упорядоченной силой большевизма, уничтожающей любое свободомыслие. Следовательно, в борьбе с этой грозной силой необходимо было объединиться со всеми антибольшевистскими движениями. Представитель штаба Врангеля при Крымской группе полковник Нога докладывал: "После Юшуньских боев противник отступил от Перекопского перешейка на север, и мы почти потеряли с ним связь; объяснение этого: на Украине в тылу красных поднялось восстание крестьян во главе с Махно, есть много и других партизанских отрядов, которые не дают покоя красным. И генерал Шиллинг, и генерал Слащов смотрят на эти явления весьма доброжелательно, но, не зная, как на это смотрит Ставка, конечно, мер по контакту с восставшим Махно и другими, естественно, не принимают... По-моему, сейчас настолько серьезный момент, что нашим девизом должно быть: "Кто против красных – все с нами"[583]. Белый режим в Крыму предпринял несколько попыток установить контакт с Махно. Но когда врангелевские посланцы попадали к нему, Махно приказывал их казнить, чтобы крестьянская масса не заподозрила его в контактах с "помещиками".
