Европейские монархи получили к тому же мощную интеллектуальную и эмоциональную поддержку: в конце XII в. была вновь «открыта» аристотелевская «Политика», которую в XIII в. Фома Аквинский адаптировал для нужд христианской ортодоксии. Аристотель рассматривал происхождение и цели государства вне всякой связи с божественной волей:
Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни… Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое…[82]
Эти «природные» основы государства Фома Аквинский оформил в утонченную теорию естественного права, под которым он понимал закон всеобщей и человеческой природы, действующий без вмешательства свыше. Концепция была не нова, но в лице Фомы Аквинского получила новый импульс в истории европейской мысли, сохранив свою актуальность до наших дней. В то же самое время Фома Аквинский заимствовал у Аристотеля понятие «эволюция» и понятие «действительное» – не тождественное идеальным образам реальности. Отсюда он сделал вывод, что «закон можно со всеми основаниями изменять, если меняются условия жизни людей и это требует других законов», признав тем самым возможность улучшения законов и, соответственно, политических и социальных условий. В эпоху Ренессанса люди стали целенаправленно использовать эту теоретическую возможность для разработки социальных и политических «технологий».
Концепция естественного права была, конечно, вполне применима и в религиозной мысли, что Фома Аквинский и продемонстрировал. Для него не существовало принципиальной противоположности между природой и благодатью. «Благодать, – писал Фома, – не устраняет природу, а совершенствует ее». В конце XIII – начале XIV в. публицисты Филиппа IV, придавшие политическим спорам новое содержание с помощью концепции естественного права и аристотелевской теории государства, смогли в такой мере подорвать позиции папства, в какой это никогда не удавалось прежним апологетам имперской власти. Отныне государство стало выступать как рациональная и вместе с тем моральная сила, совершенно независимая от папства, а церковь, это «мистическое тело», «собрание верных», можно было считать даже чем-то полностью подчиненным государству.
Для развития этих идей требовалось время, и в своих наиболее радикальных версиях они не сразу приобрели влияние. Но впервые с XI в., то есть с началом движения за церковную реформу, папству и церкви в целом пришлось занять оборону в интеллектуальной сфере.
В Византии западное христианство всегда считали примитивным и грубым, пригодным разве что для отсталого, полуварварского общества. И действительно, начиная с XII в., по мере того как западное общество богатело, становилось более урбанизированным и образованным, в Европе стали ощущаться новые религиозные веянья, которые вряд ли могли прийтись по нраву церкви и втянутым в систему светской власти феодализированным епископам и аббатам. Клюнийское и цистерцианское движения были отдушинами для тех, кто желал вырваться из обыденной жизни, а невероятная популярность паломничества и крестовых походов давала выход чаяниям тех простых людей, которые не могли найти ответа у приходских священников. Но этими движениями дело не ограничилось.
Францисканцы, доминиканцы и бегинки
В растущих городах новые потребности породили новые религиозные движения, объединенные стремлением придать религиозному опыту большее личностное выражение. Этого можно было достичь либо путем подлинно христианского образа жизни, либо, что годилось для большинства простых людей, путем наблюдения за таким образом жизни, подражания ему и горячего одобрения.
Самым знаменитым из этих движений, очень быстро приобретшим широкую популярность, стало движение францисканцев. Св. Франциск Ассизский (1181 / 2-1226), сын богатого купца, отказался от всего имущества и стал жить и проповедовать в полной бедности, питаясь на подаяние. Начинание св. Франциска, одобренное папой Иннокентием III, несмотря на оппозицию более консервативно настроенных кардиналов, с самого начала вызывало немало нареканий, поскольку братья-францисканцы жили «в миру», среди людей (в отличие от других монахов, обитавших в благоустроенных монастырях).
Едва появившись, движение францисканцев с исключительным успехом привлекало новых сторонников и добилось народного признания. Многие поколения простых людей с сожалением наблюдали обмирщение церкви и тягу высшего духовенства, в том числе и настоятелей крупнейших монастырей, к показной роскоши. Призыв вернуться к бедности, простоте и чистой духовности ранней церкви стал одним из самых действенных пропагандистских средств, которые сторонники императорской власти обращали против папства. Наконец, в рядах францисканцев объединялись и мужчины, и женщины: женский орден «нищенствующих кларисс» основала св. Клара, благородная дама из Ассизы и большая почитательница Франциска. Во главе движения стоял великий святой, живший подлинно христианской жизнью: по рассказам, у Франциска появлялись стигмы, кровавые язвы на тех местах, куда были нанесены раны Христу на кресте. Св. Бонавентура, генерал ордена с 1257 по 1274 г., писал об этом: «Он уподобился Христу, распятому не телесными муками, а настроем ума и сердца».
Через несколько лет после смерти Франциска широкую известность получило собрание историй о его жизни и жизни его последователей, озаглавленное «Цветочки св. Франциска».
Характерным примером включенных в него повествований служит история брата Бернарда.
Так как святой Франциск и его товарищи были призваны и избраны Богом носить в сердце и делах и проповедовать устами Крест Христов, они казались и были людьми распятыми во всем, что касается деяний их и суровой жизни; потому они более жаждали переносить из любви ко Христу стыд и поношения, нежели принимать почести мира, или поклоны, или пустые хвалы. Даже радовались обидам и печалились в почестях и так шли по миру, словно странники и чужеземцы, нося в себе одного лишь распятого Христа… Случилось в начале Ордена святому Франциску послать брата Бернарда в Болонью, чтобы там он принес плод Богу… И брат Бернард, ради своего послушания… пошел и дошел до Болоньи. И подростки, видя его в бедной и необычной одежде, подвергали его многим насмешкам и многим обидам, как сумасшедшего. И брат Бернард терпеливо и радостно переносил все из любви ко Христу; даже ради вящих поношений он намеренно расположился на городской площади… и много дней подряд возвращался он на то же самое место, чтобы сносить подобные вещи…
Богатый и мудрый судья был настолько очарован святостью брата Бернарда, что подарил ему дом для нужд ордена.
И сказал брату Бернарду: Если вы хотите основать обитель, в которой вы могли бы служить Богу, то я, ради спасения своей души, охотно предоставлю вам место… Упомянутый судья с великой радостью… повел брата Бернарда в дом свой и затем отвел ему обещанное место и на свои средства приспособил его и устроил… Тогда святой Франциск, прослушав обо всем по порядку, о деяниях Божиих, через брата Бернарда явленных, возблагодарил Бога, который так начал множить бедняков и учеников Креста, и тогда послал часть своих товарищей в Болонью и Ломбардию, и они устроили много обителей в различных местах[83].
Эта короткая история высвечивает психологическую подоплеку распространения францисканства, но вместе с тем не оставляет в стороне и фундаментальную дилемму, стоявшую перед «нищенствующими» религиозными организациями: ведь в данном случае ордену была подарена собственность. Вскоре разгорелись жаркие споры между двумя течениями францисканцев – братьями-«спиритуалами», требовавшими абсолютного отказа от собственности, и «конвентуалами», признававшими общую собственность, с помощью которой можно более успешно заниматься учеными изысканиями и проповедничеством. В начале XIV в. папы высказались против «спиритуалов», и многие из них даже подверглись суровым гонениям за свои воззрения, способные, по небезосновательному мнению недругов, послужить оправданием для движений народного протеста.
Приблизительно в то самое время, когда св. Франциск Ассизский основал свой орден, испанец св. Доминик (ок. 1170–1221) положил начало «ордену проповедников» – «доминиканцев», или «черных братьев».[84] Подобно францисканцам, они тоже были нищенствующими монахами, жившими на подаяние, но, в отличие от первых, считали своей главной задачей проповедь и борьбу с ересями, за что заслужили прозвище «псов Господних» (лат. domini canes). К середине XIII в. представители двух нищенствующих орденов – францисканцев и доминиканцев – занимали кафедры теологии во многих университетах. Папство, которому эти ордена подчинялись напрямую, обрело в их лице новое сильное оружие.
