Всегда собирается под видом преподавателя на дому, завешивает окно, замыкает квартиру и вместо назначенных мужчин приходят иностранцы, и неизвестно о чем они беседуют. И говорил 100 рублей дал бы, если бы давал кто на 5–7 часов ночью квартиру в глухом месте.
Очень много записок рвал. После полета на парашюте он в нескольких экземплярах на немецком языке писал о прыжке. Я спросил, он ответил в иностранную корреспонденцию объявлю.
Шмидт ходит все время в церковь, имеет тесную связь с митрополитом Сергеем и с Лосяковым Сергеем, который в данное время арестован.
О чем я поставил в известность НКВД. Второе заявление уворовали у меня в трамвае».
Никто из трех граждан, просигнализировавших о подозрительном иностранце, ни на секунду не усомнился: сегодня-завтра за Шмидтом приедут ребята в штатском.
Слава богу, наши органы – щит и меч революции – надежно стоят на страже завоеваний Октября. Сколько уже врагов – скрытых и явных – повычистили!
Однако время шло, а Рудольф Шмидт по-прежнему наслаждался жизнью. Он ходил по дорогим ресторанам, посещал выставки и театры. И даже – о ужас! – встречался с иностранными дипломатами.
То и дело агенты НКВД докладывали своим кураторам о подозрительном немце, настроенном явно антисоветски. Их донесения скрупулезно оседали в лубянских закромах, да и только.
Инженер Рудольф Шмидт казался заговоренным. Вопреки всей мыслимой и немыслимой логике, с головы его не падал ни один волос…
…Долгие годы о работе органов безопасности писать в СССР было не принято. Кого из разведчиков (и контрразведчиков) знали широкие массы?
Провалившихся Кима Филби? Гордона Лонгсдейла (он же Ко-нон Молодый)? Полковника Абеля? Рихарда Зорге?
Вот, пожалуй, и все. Некоторое раздолье наблюдалось лишь в ареопаге чекистов, снискавших славу на полях Великой Отечественной, самым известным из которых был, конечно, Николай Кузнецов.
Советская пропаганда немало потрудилась для канонизации его образа. Но тут – сказать действительно нечего: Кузнецов был настоящим героем.
Он хладнокровно одного за другим уничтожал в немецком тылу высших фашистских чинов: имперского советника Гелля и его секретаря Винтера, заместителя рейхскомиссара Украины Даргеля, президента верховного суда Функа, вице-губернатора Галиции Бауэра. Средь бела дня похитил из Ровно командующего карательными войсками генерала фон Ильгена и личного шофера га-уляйтора Украины Коха.
Немцы, знающие Кузнецова, никогда бы не поверили, что кавалер двух Железных крестов, отличный парень и завсегдатай пивнушек, обер-лейтенант Пауль Зиберт – советский разведчик.
Кузнецов превосходно говорил по-немецки и выглядел как наглядное пособие к теории о расовом превосходстве арийской нации.
Фашисты полностью доверяли «фронтовику» Зиберту. Не таясь, обсуждали в его присутствии секреты рейха. А «фронтовик» моментально переправлял полученную информацию в Центр.
Именно Кузнецов первым сообщил о том, что гитлеровцы готовят покушение на глав правительств «Большой тройки» (Сталина-Черчилля-Рузвельта) в Тегеране, где должны были пройти исторические переговоры.
Он же весной 1943-го получил сведения о подготовке противником крупной операции под Курском, где немцы рассчитывали оглушить нас новейшими «тиграми» и «пантерами».
К сожалению, до победы разведчик не дожил. В марте 1944-го, пробираясь к линии фронта, он погиб на Львовщине в бою с бендеровцами. Звание Героя Советского Союза было присвоено ему посмертно.
Я сознательно рассказываю о подвигах Кузнецова так схематично. Его военная биография достаточно известна.
А вот о том, как складывалась судьба героя до его заброски в немецкий тыл, знают лишь посвященные.
В энциклопедиях и книгах предвоенная жизнь Кузнецова описана предельно кратко.
Родился 27 июля 1911 года в Свердловской области в крестьянской семье. Окончил школу и лесной техникум. В 1934-м переехал в Свердловск, где работал конструктором на Уралмаше и учился в Индустриальном институте. В июне 1941-го попросился на фронт. Учитывая языковые способности Кузнецова (часто общаясь с немецкими специалистами, он научился говорить на языке Гёте как истинный ариец) и внешние данные, было решено использовать его для выполнения спецзаданий в тылу врага.
Столь же лаконично описывал судьбу своего боевого соратника прославленный командир партизанского отряда «Победители», Герой Советского Союза Дмитрий Медведев, под чьим началом действовал Кузнецов. Единственное, о чем указывал он в многочисленных книгах («Это было под Ровно», «Сильные духом», «На берегах Южного Буга») – что до войны Кузнецов работал инженером.
Откуда такая скупость? Где воспоминания друзей и сослуживцев, трогательные рассказы о конструкторе, с юности отличавшемся честностью и бескомпромиссностью? Где вся та милая чепуха, столь любимая советскими биографами?
Ее нет и быть не может. До недавнего времени жизнь Николая Кузнецова оставалась страшной тайной, надежно укрытой в стенах желтого здания на Лубянской площади.
У этого человека было много имен. Иностранные дипломаты, аккредитованные в Москве, знали его как Рудольфа Шмидта. Для офицеров Ровненского гестапо он был Паулем Зибертом. Николаем Грачевым называли его бойцы партизанского отряда «Победители». «Колонист», «Ученый», «Кулик» – под такими псевдонимами значился он в оперативных учетах ОГПУ-НКВД-НКГБ.
Даже крещен он был не тем именем, под которым впоследствии войдет в историю. При рождении его назвали Никанором, но в 1931 году он переменил не модное уже имя на более современное – Николай.
Никанор-Николай Иванович Кузнецов появился на свет в глухой деревне Зырянка на Урале. Отец его был кулаком и даже… белобандитом. По крайней мере именно так он писал в чекистских анкетах.
Сын за отца не отвечает – это знаменитое изречение Сталина было только красивой фразой. Папа-белобандит не давал покоя бдительным борцам за чистоту рядов.
Сначала Кузнецова исключают из комсомола, не дав даже окончить Талицкий лесной техникум. В 1932 году приговаривают к году исправительных работ за «особо опасные для Союза ССР преступления против порядка управления» по статьям 59 и 11 УК РСФСР.
Правда, после многочисленных апелляций в ЦК, Кузнецов в комсомоле был восстановлен. Но, думаю, произошло это отнюдь не потому, что в Москве свято блюли социалистическую законность.
Просто в том же 1932 году Кузнецов становится агентом госбезопасности. Завербовал его Коми-Пермяцкий окружной отдел ГПУ.
«Я, нижеподписавшийся гр-н Кузнецов Николай Иванович, даю настоящую подписку Коми-Пермяцкому окр. отд. ОГПУ в том, что я добровольно обязуюсь сообщать о всех замеченных мной ненормальных случаях как политического и так же экономического характера. Явно направленных действий к подрыву устоев сов. власти от кого-бы они не исходили.
О работе моей и связи с органами ОГПУ и данной мной подписке обязуюсь не кому не говорить в том числе своим родственникам. В случае нарушения своей подписки подлежу к строгой ответственности внесудебном порядке по линии ОГПУ.
10 июня 1932 г.» (орфография сохранена).
Как много значит в нашей жизни случайность! Не придрались бы к происхождению Кузнецова, не припаяли бы ему год исправ-работ – вряд ли он стал бы агентом ОГПУ. И, значит, не гремела бы по земле слава бесстрашного разведчика.
Но произошло то, что произошло. Из простого помощника таксатора по устройству лесов Кудымкара он превратился в агента ОГПУ «Кулика».
В те годы в Коми жило много ссыльных эсеров. Их-то «Кулику» и было поручено разрабатывать. Он скрупулезно фиксировал все сказанное «врагами», передавая затем чекистам.
Уже тогда в крестьянском юноше просыпается уникальный талант – тот, что десятилетием позже сделает его знаменитым на всю страну. Кузнецов был самым обычным лингвистическим гением.
Иностранные языки даются ему на удивление просто. В считанные месяцы он – чистокровный сибиряк – в совершенстве способен выучить любой язык, да так, что и в голову никому не придет, что язык этот – для него не родной.
Еще в школе, интереса ради, Кузнецов овладел международным наречием эсперанто. Увлекся немецким (через несколько лет увлечение это изменит всю его жизнь). Оказавшись же в Кудым-каре, столице Коми-Пермяцкого округа, он берется за язык, на котором говорят его новые друзья – коми.
Вскоре Кузнецова невозможно уже отличить от природного коми-пермяка. Разумеется, его кураторы из ОГПУ не могут пройти мимо таких восхитительных возможностей агента.
В 1934 году Кузнецова-«Кулика», как агента-маршрутника направляют в Юрлинский район. Незадолго до того здесь прошли два крестьянских восстания – Пожинское и Юрлинское – и чекисты хотели убедиться, с корнем ли выкорчеваны вражеские гнезда.
Кузнецов ходит по селам и выдает себя за кулака, сбежавшего с поселения или (по ситуации) за учителя-эсера. В помощь ему был список людей, уже арестованных за контрреволюцию. Их имена при случае надлежало упоминать в разговорах.
