Однако призывы к единству Италии, исходили они от германских князей или римского агитатора, в любом случае были обречены на провал. Диктаторские полномочия, столь легко доставшиеся Кола, вскружили ему голову. Он устроил себе резиденцию в том, что осталось от Латеранского дворца; принял титул «рыцаря — кандидата[169] Святого Духа»; совершил ритуальное омовение в порфировой ванне, в которой, как считалось, папа Сильвестр крестил Константина Великого[170]; наконец, как сообщают, его увенчали шестью отдельными коронами. И неудивительно, что в 1347 году римская толпа обратилась против Кола ди Риенцо и вынудила его уйти в изгнание. Отлученный от церкви папским легатом, трибун поначалу нашел убежище у fraticelli; затем в 1350 году он перебрался в Прагу, ища поддержки германского короля Карла IV. Здесь, однако, Кола допустил серьезную ошибку: когда Карл увидел его, то счел, что это сумасшедший, отправил на два года в заключение, а затем передал в руки папы. Климент, не имевший прежде возможности должным образом препятствовать Кола, устроил над ним процесс по обвинению в ереси, однако втайне подготовил его оправдание.
Когда в декабре 1352 года папа Климент скончался в возрасте шестидесяти одного года, Кола ди Риенцо все еще томился в заключении в Авиньоне. В следующем году он предстал перед судом, на котором его не признали виновным. Затем в 1354 году преемник Климента Иннокентий VI (1352-1362), который мечтал о возвращении курии в Рим, задумался об отправке Кола обратно в ранге сенатора, считая, что тот сумеет помочь его викарию-генералу испанскому кардиналу Гиль Альваресу Каррильо де Альборносу подготовить все необходимое — восстановить авторитет папы в городе, возглавить оппозицию враждебной аристократии и склонить настроения масс в пользу дела папы. Соответственно Кола возвратился на сцену своих былых триумфов, где встретил сдержанный прием, и его прежние чары утратили свою силу. Толпа, переменчивая, как всегда, выступила против него. Напрасно он поднимался на балкон Капитолия, облаченный в сверкающие доспехи, неся над собой знамя Рима; над ним лишь смеялись еще громче. Переодевшись в лохмотья нищего, он попытался бежать, однако золотые браслеты, блестевшие сквозь рубище, выдали его. Через несколько минут тело Кола было подвешено за ноги на городской площади — мрачная судьба, аналогично настигшая в середине XX века его наиболее удачливого подражателя — Бенито Муссолини.
Иннокентию VI было уже семьдесят лет, однако он отнюдь не утратил энергии. Многим из кардиналов, привыкшим к роскошному образу жизни при Клименте, вероятно, пришлось горько пожалеть о своем выборе. При новом режиме Авиньон пережил крупномасштабные перемены. Исчезли яркость, роскошь, расточительность, парады и процессии; вернулись простота, бережливость, справедливость и дисциплина. Как и во времена понтификата Бенедикта XII, реформы были насущной необходимостью. Новый папа самолично предложил свой дворец в Вильневе на дальней стороне Роны картезианцам, приспособив его для монастырской жизни большей частью за свой счет[171]. Однако при этом он ни на минуту не переставал думать о Риме. И Иннокентий не мог выбрать на роль своего представителя там никого лучше, чем Альборнос. Скорее военачальник, нежели священнослужитель, этот кардинал быстро привел к покорности различных тиранов и феодальных владетелей, которые держали под контролем папское государство. Один за другим пали мятежные города: Витербо, Орвьето, Сполето, Римини, Анкона. Но что особенно важно, он отнял у миланских Висконти Болонью. Не все свои завоевания он осуществлял силой оружия — сыграл свою роль и подкуп (как, например, в Болонье), однако к 1364 году, так или иначе, папское государство вновь полностью признавало понтифика.
Папа прилагал немалые усилия для того, чтобы привести в порядок свой дом, — и в целом успешно. При нем Авиньон выглядел, конечно, более мрачно и неприветливо, нежели при его блистательном предшественнике. Однако наиболее возмутительные злоупотребления были пресечены, счетные книги приведены в порядок. Если говорить о дипломатической сфере, то он продолжал придерживаться дружественных отношений с Карлом IV, который в 1355 году ненадолго посетил Рим, где его короновал кардинал-епископ Остии — даже несмотря на то, что Карл выпустил Золотую буллу[172], в которой регламентировался порядок избрания германских королей, но при этом не упоминалось право папы утверждать кандидатов. Однако его планы организации нового крестового похода потерпели крах (как то уже произошло со множеством других планов такого рода), столь же неудачной оказалась и его попытка преодолеть схизму с Византией. Поскольку он исходил из традиционной папской политики, предполагавшей полное подчинение Византии Риму, провал этой попытки едва ли можно считать неожиданным.
По-видимому, крупнейшим дипломатическим успехом Иннокентия оказались переговоры о мире в Бретиньи в 1360 году, итогом которых стали девять лет относительного мира в разгар Столетней войны. Однако вскоре ему пришлось горько пожалеть об этом. В ходе военных действий наемные армии, из которых в значительной мере состояли силы обеих сторон, получали щедрое жалованье и в основном занимались своим ремеслом, теперь же, когда наступил мир, они неожиданно обнаружили, что остались не у дел. Что оставалось им, кроме как собираться в «вольные отряды» и заниматься грабежом? И где они могли ожидать более богатой добычи, как не в папской столице? В декабре 1360 года, всего через семь месяцев после подписания договора в Бретиньи, они захватили маленький город Понсент-Эспри, в двадцати пяти милях вверх по течению Роны, и отрезали Авиньон от связей с внешним миром. Вскоре и сам город оказался в осаде. И эта осада продолжалась до первых месяцев 1361 года, когда вновь вспыхнула эпидемия. К началу лета умерло 17 000 человек, в том числе девять кардиналов.
И папа Иннокентий, которому было в это время уже под восемьдесят, наконец сдался. Он откупился от разбойников, выплатив им в обмен на их уход значительную сумму денег, которую ему пришлось взять в долг. Конкретные условия соглашения нам неизвестны. Вполне возможно, что предполагалось участие наемников в походе на Италию для поддержки Альборноса в его кампании по умиротворению. Известно, что кардинал нанял несколько таких «вольных отрядов» на свои средства, однако входили ли в их число те, кто осаждал Авиньон? Мы этого уже никогда не узнаем.
* * *
Папа Иннокентий скончался в сентябре 1362 года в печали и разочаровании. Поначалу выбор кардиналов пал на брата Климента VI — они, очевидно, страстно желали вернуть золотые дни, однако тот отказался; не сумев выбрать кого-либо из своей среды, они обратились к монаху-бенедиктинцу Гильому де Гримору, который и стал папой Урбаном V (1362-1370). Благодаря различным поездкам в Италию в качестве папского легата этот прелат обладал определенным опытом в политических делах. Однако он остался человеком не от мира сего, строгих правил и глубокого благочестия. В течение всех восьми лет своего понтификата Урбан продолжал носить черное облачение членов своего ордена, а по ночам спал на голых досках в специально оборудованной монашеской келье. По нескольку часов в день он проводил в размышлениях и молитве. Будучи сам серьезным ученым и покровителем наук и искусств, Урбан щедрой рукой выделял вспомоществование бедным студентам — однажды он, как говорят, оказал поддержку сразу 1400 из них, — помог колледжу в Монпелье и основал университеты не только в соседнем Оранже, но и в весьма отдаленных Вене и Кракове.
Урбаном владели две идеи: первая — крестовый поход против турок, который, как он надеялся, позволит привести восточную церковь в лоно католицизма; вторая — возвращение папства в Рим. Мысль о крестовом походе возникла вновь. Воинство должен был возглавить французский король Иоанн II Добрый, который попал в плен к англичанам в битве при Пуатье. Но недавно его освободили в обмен на нескольких заложников (в том числе и его сына), которые должны были оставаться у англичан вплоть до внесения денежного выкупа. Король прибыл в Авиньон, где поклялся повести армию в 150 000 человек, чтобы освободить Святую землю. Однако прежде чем он сумел сделать это, его сын сбежал из английского плена, и Иоанн, поскольку это было делом чести, добровольно вернулся в плен. Он оставался в Англии до самой смерти.
Что касается долго обсуждавшегося вопроса о возвращении в Рим, то условия его стали более благоприятными, чем это имело место полстолетия назад. Альборнос прекрасно выполнил свою работу. Бернабо Висконти продолжал чинить неприятности Болонье, однако от него наконец откупились, и в папском государстве более или менее наступил мир. И вот в июне 1366 года папа Урбан принародно, к сведению не только своих кардиналов, но и всех правителей Европы объявил о том, что курия намерена покинуть Авиньон и перебраться в Рим. Светские правители могли думать что угодно, но папский двор охватила тревога. К этому времени практически все, кто входил в его состав, от кардиналов до последнего из секретарей, были французами. Их дома, на многие из которых они потратили все свое скромное состояние, находились в Авиньоне или Вильневе. Родным их языком был французский или провансальский. Они не хотели бросать все это ради малярийного зловонного города, который, как они знали, дошел до последней стадии угасания и обветшания, беспрерывно терзаемый распрями между развращенной аристократией и известной своей непредсказуемостью толпой. Однако святой отец сказал свое слово, им оставалось только собираться.
