Будучи заведующим пресс-бюро ЦК, Ингулов в обход своих прямых шефов Стецкого и его заместителя Керженцева — подготовил Сталину подробный доклад о "контрабандистах" на идеологическом фронте. Это была еще не сформулированная самим Сталиным сталинская идея "аракчеевского режима" в идеологии. Сталин воспользовался планом Ингулова, и Оргбюро ЦК в начале сентября 1931 года вынесло два решения:
1. Поручить т. Сталину выступить в печати со статьей об антиленинских вылазках на историческом фронте, заострив внимание партии на необходимости систематически разоблачать устно и печатно троцкистских и иных фальсификаторов истории, систематически срывать с них маски, объявить войну либерализму в литературе, прекратить всякие дискуссии "насчет кровных интересов большевизма".
2. Освободить Керженцева от работы заместителя заведующего Агитпропом ЦК и назначить на его место Ингулова.
Такова история появления в журнале "Пролетарская революция" знаменитого письма Сталина "О некоторых вопросах истории большевизма".
Сталин не пощадил в этом письме даже своего вернейшего помощника по разгрому всех оппозиций — Ем. Ярославского, члена Президиума ЦКК. И это только из-за одного пустякового замечания Ярославского в его книге "История ВКП(б)" о том, что до приезда Ленина из-за границы в апреле 1917 года лидеры большевиков в России — Каменев, Свердлов и "даже" Сталин" — не занимали правильной ленинской позиции по отношению к Временному правительству (условная поддержка Временного правительства). Сталин припомнил это Ярославскому, публично дисквалифицировав его как "большевистского историка".
Письмо Сталина в духовной и идеологической жизни СССР имело такое же значение, как его речь на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 года в жизни российского крестьянства. Хотя письмо Сталина было формально направлено против историков, но его основные принципы были применимы ко всей идеологической жизни страны. С тех пор и началась полная и всесторонняя сталинизация всех общественных наук в СССР. Все области духовной деятельности советских людей: наука, литература, живопись, театр, музыка, кино, цирк — подверглись пересмотру с точки зрения требований "письма Сталина". Эта "аракчеевщина" приняла впоследствии настолько уродливые (даже с точки зрения интересов режима) формы, что из парткабинетов (партийные библиотеки) были изъяты не только всякие подозрительные книги, но и "стенографические отчеты" съездов партии и даже старые статьи, речи, брошюры самого Сталина, Кагановича, Молотова и других членов Политбюро, по указанию авторов. Сообщая об этом местным органам партии, ЦК давал и разъяснение: эти работы вождей партии отражают вчерашний день. Они должны быть вновь отредактированы и комментированы самими авторами, чтобы устранить в них "видимые противоречия" с текущей политикой и практикой партии. Разгадка здесь была простая — в этих речах вождей и стенографических отчетах ЦК (в свое время опубликованных) молодые коммунисты легко могли видеть маневренную демагогию, завуалированные подкопы и рассчитанное двурушничество Сталина и сталинцев в идейной борьбе за власть.
В одних из этих документов Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян, Шверник, Андреев с пеной у рта защищали Зиновьева и Каменева против Троцкого, в других с той же решительностью и с тем же усердием защищали Бухарина, Рыкова и Томского против Зиновьева и Каменева, в третьих категорически отвергали "культ вождей" и объявляли высшим принципом ленинизма в организацонном вопросе — "коллективное руководство" всего ЦК, а не отдельных вождей. Сам Сталин громогласно заявлял в дискуссии с Троцким и Зиновьевым, что это просто смешно думать, что после смерти Ленина у партии может быть только один вождь. "Такого вождя у нас нет и не может быть. Вождем у нас будет только "коллективное руководство".
Так, например, в речи на XIV съезде партии, выступая против Зиновьева и Каменева, Сталин повторно (а потому и подозрительно) заявил, что он против репрессий в отношении вождей партии, какими считались тогда все члены Политбюро, в том числе и Зиновьев, Каменев, Троцкий, Бухарин и т. д.[94]
"Мы против политики отсечения (то есть репрессий. — А. А.). Это не значит, что вождям будет позволено безнаказанно ломаться и садиться партии на голову. Нет уж, извините. Поклонов в отношении вождей не будет… Если кто-либо из нас будет зарываться, нас будут призывать к порядку, — это необходимо, это нужно. Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича, глупо об этом говорить… коллегиальное руководство… — вот что нам нужно теперь".
Сталин запрещал другим вождям партии и "мечтать" о единоличном руководстве, во всеуслышание заявляя, что после смерти Ленина даже "глупо" об этом говорить, но сам, не мечтая и не разглагольствуя, упорно и последовательно шел к этой цели. Понятно, почему были изъяты эти старые работы Сталина и его сторонников. Только после второй мировой войны Сталин и нынешнее "коллективное руководство" решились на их переиздание в виде "сочинений Сталина".
Сталин был уже признанным диктатором. Теперь все видели, что "глупо" было бы и мечтать о "коллективном руководстве", пока есть непогрешимый "гений, учитель и отец".
Все-таки и в этом случае Сталин и сталинцы остались верными себе: "сочинения Сталина" появились в новом издании наполовину фальсифицированными, наполовину переделанными. Наиболее "устарелые" работы (статьи и речи с хвалой Троцкого, как "организатора Октября", статьи и речи в защиту Зиновьева, Каменева, Бухарина и им подобные) Сталин вообще не включил в свои сочинения[95]. Вернемся к работе пресс-бюро ЦК.
Через некоторое время пресс-бюро было превращено в самостоятельный отдел печати ЦК (тогда во главе его был поставлен бывший заместитель Ингулова — Б. Таль), но функции его остались те же. Только права и круг обязанностей были значительно расширены. По своему назначению отдел печати выполнял три самостоятельных функции, это был:
1) орган руководящих указаний для всей партийной и советской печати,
2) орган контроля над печатью,
3) исследовательская лаборатория выработки новых форм, методов и приемов текущей печатной пропаганды.
Вся эта работа проходила по секторам:
1) партийной печати,
2) советской печати,
3) ведомственной печати,
4) военной печати,
5) молодежной печати,
6) национальной печати,
7) профсоюзной печати,
8) печати "братских компартий",
9) иностранной печати,
10) издательский сектор.
На правах самостоятельного сектора в отдел печати входил ТАСС.
Каждый сектор имел помимо своих постоянных штатных сотрудников большой штат нештатных специалистов из руководящих работников разных центральных учреждений и организаций — институтов, Коммунистической академии, Института красной профессуры, редакций центральных органов печати, Государственного издательства, военного ведомства, Национального Совета ЦИК СССР, ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, Наркоминдела (отдел печати Министерства иностранных дел), Коминтерна и т. д.
До того как ЦК выработает "линию поведения" по тому или иному вопросу или развернет какую-нибудь новую пропагандную кампанию, соответствующий сектор проводил одно или несколько совещаний этих специалистов с детальным обсуждением предстоящих задач и целей новой кампании. На этих совещаниях обсуждалось не "что делать" (что делать — это дело ЦК), а "как делать". Как сделать так, чтобы от предстоящей кампании (методы перманентных "кампаний" ведь это неизменный стиль большевистской пропаганды и до сих пор) получить наиболее эффективные психологические и практические результаты. Тут было широкое поле инициативы и для каждого из участников совещаний, и для самих сотрудников отдела печати.
Национальным партийным организациям также предоставлялась такая инициатива применительно к национально-бытовым условиям данного народа. И надо сказать, что местные национальные организации иной раз "переплевывали" столицу в "творческой инициативе" на пропагандных кампаниях. Так, Агитпроп Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б) предложил награждать отстающие республики Средней Азии "крокодилами" (конечно, бутафорскими). Затея эта не была осуществлена из-за вмешательства ЦК. В Среднюю Азию была отправлена телеграмма, чтобы немедленно были убраны "крокодилы" из самого Среднеазиатского бюро ЦК. Но на чем сорвались малоподвижные туркестанцы, вполне преуспели бойкие кавказцы. На отстающих нефтяных промыслах Грозного (Чечено-Ингушская АССР) созывались многолюдные рабочие собрания и им торжественно вручали буйвола с "почетной грамотой": "вы лентяи, а я ваш король!"
Для отстающих колхозов установили "переходящего осла". На осла нацепляли плакат с надписью: "вы ослы — я осел: мы родные братья!"
