Отбились. Огонь прекратился. Лазуткина отвезли к медикам.
«Последний патрон был в пряжке автомата…»
Александр Грачев, командир отделения разведывательной роты, старший сержант:
– Бывали моменты, когда жизнь висит на волоске… В одном бою у меня кончились патроны. Мы должны были ждать, когда пройдет колонна. Просидели ночь. А потом пришлось пострелять. Не рассчитал. Последний патрон был в пряжке автомата… Я знал, что контрактников в плен брать не будут, а если и возьмут, то чтобы издеваться. Не прельщала перспектива сидеть с отрезанной башкой, поэтому тоже положил последний патрон в пряжку автомата. Был такой момент, ночью… Уже начали петь прощальную песню… «Темная ночь… Только пули свистят…» Тут наша колонна подоспела. Тяжело вспоминать… Вот тогда я действительно испугался. Жена была беременная. Как представил, что она ребенка без отца будет воспитывать… Настрелялся я за эту командировку столько, что с 2000 года ни разу не брал в руки автомата. Не могу больше, так надоело…
Однажды полезли в горы, недалеко от расположения полка в Урус-Мартане. Работали со спецназом ГРУ, где-то в конце августа. Половина роты сопровождала колонну, а половина – с ГРУ. Снайпера поймали, помню его имя – Рамзан, я вез его в расположение. Тогда мне дали медаль «За воинскую доблесть» 1-й степени, за то, что снайпера поймал. Случайно. Сидели в засаде. Кто-то сказал, что там снайпер иногда постреливает. Решили сходить посмотреть. Пошли. Нашли место, где он лежал. Поковырялись в земле – гильзы. Решили устроить здесь засаду. Он пришел, как стемнело. Сделал выстрел, тут мы его и взяли. Просто подошли: «Ну что, братан, пострелял?» – «Да…» – «Ну, пошли…» Пока шли, немножко отработали с ним рукопашный бой, чтобы ему трудней было идти и не убежал. В машине ехали – я ему двухсотлитровой бочкой ноги прижал, чтобы не сбежал от меня. Их, пленных, в машине тогда трое было, а я один… Второй был – сопровождающий этого снайпера, а третьего нам пехотинцы на блокпосту закинули в «ЗИЛ-131». Пленный этот был выше меня на голову, отъевшийся такой.
Когда в разведроте брали пленных, мы с ними устраивали спарринги. Оттачивали свое мастерство рукопашного боя. Они были всякие – и быки, и доходяги. И у нас были разные весовые категории. Смотришь, кто поздоровей – берешь его, прикидываешь, стоит ли с ним биться. Разведчик должен был биться всегда в боксерских перчатках, а пленный – без них, чтобы ты получал удары сильнее. Это Якуба такое новшество ввел, он и перчатки с собой взял в Чечню. Привезешь пленного ночью – куда его? В яму запихнешь. Утром придут из роты: «Пленные есть?» – «Да, вон двое…» – «Доставай. Вроде ничего». Такие бои не поощрялись, если бы в штабе полка узнали, по башке бы надавали за такой ринг с пленными.
«Плакал, скулил…»
Глеб Н., командир взвода разведроты полка, старший сержант:
– Помню, что в саперной роте была дедовщина. Даже среди контрактников.
Ямы для провинившихся были, но меньше, чем в первую кампанию, по разговорам бывалых. Кого-то за бухло туда сажали… Случались и ЧП. Одна БМП поехала за водкой и провалилась на блиндаж. Кто-то погиб. Один парень из батальонной разведки перед самым дембелем стал показывать молодому, как ногами перезаряжать автомат. Показал – пуля себе в лоб…
Танкисты на танке за водкой поехали. Рубля не хватило, водки им не дали поэтому, и они прямой наводкой – в ларек…
Был случай, что майор из строевой части продал боевикам адреса сорока разведчиков за пять ящиков водки. Брали его мы, мы его и пытали. И допрашивали мы, «фэбос» (сотрудник ФСБ. – Авт.) полковой присутствовал. Майор – помню его в лицо прекрасно. Видно, что выпить не дурак. Плакал, скулил… С ним конкретно разбирался полковник Юдин. Мы ездили на этот адрес, куда он слил информацию, взяли там «чехов». Информации от них было очень много, этот майор им сливал ее постоянно. А когда взяли «чехов» с адресом, мы только начали их допрашивать, приехали «фэбосы» и их увезли на вертолете.
«Фэбосы» у нас менялись то и дело. Помню – идем, стоит их «шестерка» без номеров, рядом четверо наших «фэбосов» полковых, в затылках – дырки. Их отстреливали, как-то вычисляли: нередко у них были дешевые понты. Наши ездили на белой «шестерке» без номеров, двое, и два солдата охраны. Все чеченцы эту «шестерку» знали. Судя по тому, что убиты в затылок – взяли их по-глупому, без сопротивления. Возможно, ехали на какие-нибудь переговоры.
«Родные пять месяцев не в курсе, где я…»
Александр «Оккупант», сапер инженерно-саперной роты полка, сержант контрактной службы:
– Летом поехали на полковое ВМГ, в какой-то поселок, где была рыбная ферма или совхоз. Пока разбивали КНП, разведка глушила гранатами мелкую рыбешку. Наконец-то, все подготовив, пошли и мы посмотреть, что за рыба и пруды. Там еще вагончик стоял, где сторожа живут. Посмотрели, прикольно. Взяли от «саушки» снарядик (в «Урале» одно время возили на всякий случай). Снарядили его 75-граммовой шашкой вместо взрывателя и поставили замедлитель на 50 секунд. Разделись с Эмилем из Орла, отплыли немного и на дно установили этот снаряд вертикально. Дернули замедлитель и погребли на берег. Секунд 20–25 еще ждали за бугром с ребятами, потом как рванет – фонтан метров на тридцать вверх. Рыбу собрали в два мешка из-под сахара и в ящик от гранат.
А помните, как САУ в артухе рванула? Забыли? А как поехали со вторым батальоном, и между Танги и Ярусами в нашей колонне БМП подорвалась, 15-я или 16-я по счету. Тогда Булавинцев, Бай и я с ребятами на первой ехали, с флагом. Там еще ребята погибли, а мы Танги обстреляли и в Урус ворвались со стороны гор и покатались тогда, в темноте чуть воина не потеряли. Тогда еще чеченцев без документов набрали, уж не помню сколько.
А у кого на зенитке было написано: «Разгоню любой сходняк!»… Да, всякое бывало…
Как-то орловские ребята собирались на дембель, и за день-три посылают на проверку дороги, как обычно, до Алхан-Юрта. Эмиля тогда чуть не взорвали на мосту, а эту школу, что слева была, когда колонну обстреляли, вообще снести надо было: оттуда иногда постреливали. Я потом у Розы спросил, чтобы она у местных послушала разговоры. Она сказала, что тогда тренировались щенки лет по 16–18. А тебя, Эмиль, чуть не прибили перед домом твои же единоверцы…
Помню, как один раз летом с колонной в Ханкалу ездили. Там еще говорили, что если трофей телевизионщикам дать, то они разрешат домой по спутнику позвонить. У меня с весны ножик был трофейный. Думаю, дай схожу, а то мои родные пять месяцев не в курсе, где я. Ребятам говорю: «Пойдем домой звонить». Моя сестра на телевидении работает. Приходим к телевизионщикам, говорю: «Здорово, славяне! Дайте домой звякнуть, а я вам за это ножичек красивый». Они не разрешили. Думаю: «Ну и хрен с ним». Поворачиваюсь к ним и спрашиваю: «Кто из вас в ближайшее время в Москву поедет, в студию?» Один откликнулся. «Передай привет моей сестре, она там работает». И пошел к «бэхам». Меня старший окликнул: «Как сестру зовут?» Я сказал. Он мне: «Иди, звони». Тогда все, кто с нами был, все позвонили. А ножик все-таки он забрал. Я ему еще осенью, когда на базе встретил, четки подарил черные, крупные, на 99 шаров.
Один раз за Рошни-Чу залегли в засаду с разведкой на ночь. Ночь прошла, стали собираться. У меня всегда с собой все принадлежности в квадратном рюкзаке были, и на этот раз я тоже МОНку поставил с фланга на провода с тычком. Сидим с Романом, собираемся, один парень из нового пополнения отлить пошел, и аккурат в то место, где МОНка стояла. Я ее снял, и потому в кустах провода лежали с электрическим детонатором. А у меня бухта и тычек. Льет паренек себе спокойно, я Роме говорю: «Смотри на своего», и по тычку хлоп рукой. Там в кустах взрыватель от МОНки и сработал. Пацан к нам бежит, кричит: «Там в меня стреляли!» – «Ну да, там всегда чеченцы в зассанцев стреляют». Похохотали все вдоволь.
На хребты гоняли нефтяников ловить. Ребята поймали двоих-троих чеченцев даже на трактор. Командир полка подполковник Рыжков тогда многих отблагодарил. О командирах могу только хорошее сказать. И Юдин, и Рыжков – отличные офицеры. Да и вообще все молодцы, кто не забздел на деле.
Я же сам два раза в яме посидел. Плохо себя вел, наверное.
«Свои! Не стреляйте!»
– Как я попал в яму… Нас, троих «кротов» – меня, Старого и Эмиля, – придали двум взводам пехоты и на ночь отправили в засаду между Урусом и Алхан-Юртом. Там летом Тверской, а потом Ярославский ОМОН на блоке стоял. Менты – все такие боевые, у них комендантский час с двадцати двух до пяти утра. Мы втроем заняли левый фланг у дороги в арыке (он там мелкий и широкий) ближе к Алхан-Юрту. Один взвод прикрывал тыл, второй на правом фланге к Урусу, страхуем, если прорыв. До блокпоста метров 200–150. Если что, то отойдем туда.
