23) 9. 2. 1923 г. N 55. "Православный Церковный календарь на 1924 год", с. 38.
24) Разве не было для них социальной базы?
25) Сколько беспризорников могли бы найти здесь приют?
26) Во имя чего? Это тоже "сивуха"? "Революция и Церковь". 1919. N 9-12, с - 104. См. Зыбковец В. Ф., с. 75.
27) Гольст Г. Р., "Религия и закон". Изд. "Юридическая литература" М., 1975, С. 35.
28) Там же, с. 27.
29) "Революция и Церковь". 1920. N 9-12, с. 63.
30) Титлинов Б. В., проф., с. 117.
РЕКВИЗИЦИЯ МОНАСТЫРЕЙ
Вскоре после издания декрета от 20 января 1918 года большевики приступили к повсеместной конфискации монастырских имуществ и "национализации" самих монастырей. Эта акция на деле вылилась в разбойничий поход против монастырей.
На начало 1918-го года в России было 1.253 монастыря. Сюда входили, кроме собственно монастырей, архиерейские дома (82), подворья (50), мелкие скиты (75). [1]
Специального декрета о упразднении монастырей советская власть не принимала. Планомерное осуществление этой цели началось задолго до издания декрета об отделении, а наиболее интенсивно происходило в 1918-1919-ом годах.
По поводу закрытия монастырей и монастырских храмов прекрасные слова написал в то время член Собора проф. Н. Д. Кузнецов.
"Монастыри начали возникать в России вскоре после ее крещения и существуют уже 1000 лет. По отчету обер-прокурора св. Синода за 1914 год в России находилось 550 мужских и 475 женских монастырей. Многие из них, как например. Соловецкий, Валаамский, Лавра Киево-Печерская, Троице-Сергиева и Почаевская, приобрели известность и за пределами России. Что же, все они обязаны своим вековым существованием, полной их ненужности для народа и стремлениям монахов собирать с народа деньги? Неужели же русский народ настолько глуп, что в течение 1000 лет не мог понять всего этого и может сделать это только теперь с появлением в России людей, назвавших себя народными комиссарами?..
Кто способен думать о целой России и о себе самом не под влиянием затуманивающей ум классовой ненависти и алчности, тот, хотя бы он был и малообразован, должен понимать, что вопрос о таких вековых явлениях, как монастыри, не только легкомысленно, но и преступно решать с плеча, слушая лишь людей, наполненных враждой и злобой к монастырям.
Каждый благоразумный человек, особенно призванный к государственной деятельности и строительству, обязан по всем таким вопросам обращаться к истории и спросить, что свидетельствует она". [2]
А свидетельствует она не в пользу большевиков. У цитированного автора и у многих других, назовем историка В. О. Ключевского, есть глубокие, научные, монументальные работы о неоценимом общественном значении монастырей России. Большевикам до этого дела нет. Закрывали и уничтожали все церковное.
Начиналось с национализации монастырских имуществ.
В связи с национализацией монастырских имуществ весьма примечательный запрос в ноябре 1918-го года поступил из Ярославля. Местный отдел по ликвидации церковных и монастырских имуществ запрашивал Наркомюст, может ли он (отдел) самостоятельно производить обыски в храмах, а также в кельях монастырей "на предмет поисков благородных металлов"? [3] Наркомюст на этот запрос ответил утвердительно.
Судьба монастырей, этих "нелепых и уродливых анахронизмов", как и в случае с храмами, полностью зависела от усмотрения местной власти. [4]
Монастырские храмы с самого начала подлежали ликвидации на общих основаниях." [5] Некоторые губадотделы ("губернские административные отделы") вообще приравнивали монастырские храмы к домовым (?), что значительно ухудшало их перспективы на будущее. [6]
И все же в течение 1918-го года национализация монастырских имуществ, как в центре, так и на периферии Советской России, проходила медленно.
К концу года поступили сведения лишь из некоторых губерний, в том числе из Костромской, где национализация монастырских имуществ началась за несколько месяцев до издания инструкции НКЮ от 24-го августа 1918-го года и даже до издания декрета 20-го января. [7]
Якобы в целях "упорядочения церковных дел" и осуществления национализации церковных и монастырских имуществ (скорее всего ради именно этой цели) в многих губерниях в то время была учреждена должность "комиссара по монастырям".
Они несли явные военно-диктаторские функции, во избежание "антисоветских" выступлений монашествующих. Осуществляли контроль хозяйственной жизни монастыря [8] подписывали приходные и расходные хозяйственные документы; визировали заявки на доставку Дров, разрешения на отпуск церковной утвари из ризниц монастырей во временное пользование в других близлежащих приходских храмах; следили за движением монастырского населения, за распределением жилой площади и т.д.
Словом, "комиссар был полномочным представителем советской власти в монастыре, осуществлявшей административный и политический надзор за бытом и деятельностью монастырского населения", [9] т.е. фактически руководил всеми сторонами монастырской жизни.
Это явное и беспардонное вмешательство и регламентация светской властью церковной жизни продолжалось, к счастью, не так уж Долго. Институт "монастырских комиссаров" не получил широкого распространения, хотя, по мнению советских историков, он сыграл положительную роль. [10]
В силу ряда обстоятельств национализация монастырских имуществ растянулась на несколько лет и завершилась в основном только в 1921-ом году, хотя первоначально исходили из того, что ее можно осуществить в течение нескольких месяцев. [11]
В 1918-ом году национализация церковных имуществ была проведена лишь в нескольких губерниях.
Обеспокоенный этим, VIII Отдел НКЮ в декабре 1918-го года напомнил губисполкомам, что в инструкции по проведению в жизнь декрета предписывалось провести национализацию церковных (в том числе и монастырских) имуществ в двухмесячный срок со дня опубликования инструкции (30-го августа 1918-го года), а между тем от большинства губисполкомов на то время не поступило никаких сведений о "проведении этой акции". [12]
Подогретая директивой центральной власти, местная власть закатала рукава.
Начало 1919 года. Калужский отдел юстиции сообщил, что из всех 16 находящихся в пределах губернии монастырей и общин монахи и монахини выселены. [13]
Курский отдел юстиции также сообщал, что монахи и монахини постепенно выселяются из занимаемых ими помещений. [14]
Монастырское имущество передавалось учреждениям просвещения, здравоохранения, социального обеспечения. Трудоспособных монахов, зачисляли в "трудовые формирования", нетрудоспособных - в дома призрения. [15]
Пермский губисполком дошел в своей ревности до того, что на полном серьезе запросил VIII Отдел НКЮ: "Должен ли в дальнейшем существовать монашеский институт? "[16] (Если нет - выполним!?).
В Москве из большей части монастырей монахи были выселены к середине 1920-го года. [17]
По решению Моссовета все бывшие монастырские помещения должны были поступить исключительно в пользование Отдела народного образования. [18]
Но на практике монастыри использовались для самых различных нужд, общежительные корпуса занимались, как правило, под учреждения, "имеющие общеполезное значение".
В богатейшем Спасо-Андрониевском монастыре, например, были устроены пролетарские квартиры для рабочих Рогожско-Симоновского района, Новоспасский монастырь превращен в концентрационный лагерь. Страстной монастырь занят Военным комиссариатом, в Кремлевском Чудовом монастыре разместился кооператив "Коммунист". [19]
Была закрыта (за "активную контрреволюционную деятельность") Троице-Сергиева Лавра в Сергиевом Посаде, который переименовали в Загорск. [20]
В общей сложности к концу 1920-го - началу 1921-го года по сведениям VIII Отдела НКЮ в Советской республике было ликвидировано 673 монастыря, [21] в 1921-ом году - еще 49, т.е. всего - 722 монастыря. [22] Монахи большей частью из всех монастырей были выселены.
В большинстве из них, несмотря на распоряжение, обязывающее использовать монастыри исключительно для нужд народного образования, расположились советские (в 287) и военные учреждения (в 188). [23]
Национализация монастырских имуществ и ликвидация монастырей признается советской прессой (иногда), как "сложный и во многом драматический процесс". [24]
Национализация монастырских имуществ и ликвидация монастырей, скажем мы, - одна из самых жутких, кровавых и антихристианских акций.
Большевики не гнушались никакими мерами. Кощунство, наглость, алчность и насилие - всегда были орудием революционеров. Здесь они нашли себе полное применение и выражение.
В целях выживания в таких условиях монастырям необходимо было найти новую форму существования. Ненадолго она была найдена. Это - "монастырские коммуны".
Многие монастыри в начале 20-х годов пытались противостоять процессу "социализации", реорганизуя свои общины в трудовые коммуны на общих со всеми основаниях.
