Продолжая военные действия после поражения гитлеровской Германии, Япония исходила из того, что она имеет в своем распоряжении сильную сухопутную армию — более 7 млн. человек, свыше 10 тыс. самолетов, около 500 боевых кораблей. К тому же почти не пострадала сравнительно развитая японская военная промышленность в Маньчжурии и Корее. Японией была оккупирована большая часть Китая. Главное командование Японии спешно готовилось к длительной обороне.
Правительства США и Великобритании хорошо понимали, что исход войны на Тихом океане зависел от разгрома сухопутных сил Японии. Они справедливо полагали: если Советский Союз не выступит против Японии, то им для вторжения на Японские острова потребуется армия примерно в 7 млн. человек. При этом война продлилась бы еще не менее года, а может быть, и дольше. В докладе, представленном 9 февраля 1945 г. Объединенным комитетом начальников штабов Рузвельту и Черчиллю на Крымской конференции, так и говорилось: «Мы рекомендуем, наметить ориентировочную дату окончания войны с Японией — через 18 месяцев после поражения Германии». Этот срок и был отражен в плане операций американского командования: вторжение на о. Кюсю в ноябре 1945 г. и на о. Хонсю в марте 1946 г.
На Крымской конференции был принят документ, который, однако, оставили в секрете. Его содержание было предметом наисекретнейших переговоров, которые вели, в сущности, два человека — Сталин и Рузвельт. Речь шла о вступлении СССР в войну против Японии. Американские генералы полагали, что капитуляция Японии — перспектива весьма отдаленная. Единственное, что могло сократить срок, как и размеры жертв и материальные затраты, это вступление СССР в войну. Потому этот вопрос обрел, по крайней мере для Америки, первостепенное значение.
Высказывалось робкое мнение, что после поражения Германии Япония сложит оружие, но и эта перспектива была ненадежной. Единственное, что было реально и обещало надежные перспективы — вступление Советской страны в войну против, Японии. В Ялте Сталин подтвердил: обязательство, данное еще в Тегеране: через два-три месяца после поражения Германии советские вооруженные силы выступят против Японии.
Совершенно очевидно, что США и Великобритания в 1945 г. были не в состоянии своими силами принудить Японию к капитуляции. И не случайно, видимо, столь информированный человек, как командующий подводными силами США на Тихом океане вице-адмирал Локвуд, писал, что «большинство людей с нетерпением ждали вступления России в войну на востоке». 13 марта 1945 г. Макартур отмечал: «С военной точки зрения мы должны предпринять все усилия, чтобы вовлечь Россию в японскую войну до того, как мы дойдем до Японии, иначе нам придется принять на себя всю тяжесть удара японских дивизий и понести соответствующие потери…».
Доклад Объединенного разведывательного комитета о положении Японии подвергся обстоятельному обсуждению во время Потсдамской конференции. Его тщательно проанализировали начальники штабов США и Великобритании. В докладе подчеркивалось, что вступление СССР в войну на Дальнем Востоке может окончательно убедить Японию в неизбежности поражения.
Военные деятели США опасались, что отборные соединения японских войск Квантунская армия — в случае высадки американских вооруженных сил на Японские острова смогут принять участие в боях на собственно Японских островах или оказывать длительное сопротивление в Маньчжурии, «если только Россия не вступит в войну и не вовлечет эту армию в бои». Ясно было одно: вступление СССР в войну с Японией предрешало быстрое ее окончание без применения США атомного оружия.
Американской пропаганде пришлось немало потрудиться, чтобы оправдать решение правительства США прибегнуть к атомной бомбардировке японских городов. Так, Г. Стимсон утверждал, что это решение определялось стремлением сократить сроки войны и тем «спасти человеческие жизни, как американские, так и японские». Сразу же после окончания войны в американской литературе были предприняты попытки не только оправдать бессмысленную атомную бомбардировку японских городов Хиросимы и Нагасаки, но и изобразить это чудовищное преступление, вызвавшее сотни тысяч жертв среди мирных людей, чуть ли не как «высший акт гуманизма». Так, американский автор Роберт Д. Поттер цинично утверждал, что «бросать неповинное ни в чем гражданское население в концентрационные лагеря и умерщвлять людей голодом и пытками не лучше, чем уничтожить их с помощью атомной бомбы».
Американские стратеги торопились пустить в ход оружие массового уничтожения, чтобы подкрепить этим свои притязания на гегемонию в послевоенном мире. Еще на Крымской конференции было решено, что не позже чем через три месяца после капитуляции Германии Советский Союз вступит в войну против Японии. И хотя США и Великобритания многократно нарушали обещание открыть второй фронт в Европе, тем не менее у них не было оснований сомневаться в верности СССР взятым в Крыму обязательствам и в своевременном выполнении их.
В ночь на 9 августа, когда под ударами советских танков в Маньчжурии обратилась в бегство Квантунская армия, Вашингтон перенес срок второй атомной бомбардировки с 12 на 9 августа. Создать иллюзию, что не удар Советской Армии, а американские атомные бомбы вынудили Японию капитулировать, продемонстрировать устрашающую мощь нового оружия — такова была цель воинствующих кругов США. Однако даже Черчилль писал в своих мемуарах: «Было бы ошибочным полагать, что судьба Японии была решена атомной бомбой».
Г. Трумэн утверждал, что атомная бомбардировка была осуществлена в соответствии с законами, войны, так как она касалась военных центров. «Мы это сделали, — объявил Трумэн по радио, — и мы повторим это, если понадобится…»
Майор К. Изерли был одним из первых, кто увидел размеры совершенного злодеяния.
Друзья называли его «Покер фэйс» — человек с лицом игрока в покер, потому что в самых драматических ситуациях он сохранял спокойствие и лицо его оставалось неподвижным. Благодаря своим железным нервам, он стал одним из лучших летчиков в американской авиации в годы второй мировой войны. Именно поэтому ему и было дано особо ответственное задание: провести над Хиросимой последнюю воздушную рекогносцировку и навести самолет, несущий атомную бомбу, на цель.
Он сохранял спокойствие и 6 августа 1945 г., когда под крыльями его самолета Хиросима превратилась сначала в ослепительный, огненный шар, а затем исчезла, скрытая фиолетовым атомным облаком.
Когда в 1947 г. Изерли вернулся на родину, его ждали слава, обеспеченность, семейный уют, покой. Его чествовали на банкетах, засыпали подарками. Был снят кинофильм «Герой Хиросимы».
Но вскоре «героя» стала мучить совесть. Он спрашивал себя; зачем надо было сбрасывать бомбу, когда война уже шла к концу? Спрашивал и не находил ответа.
Тогда Изерли стал собирать все, что было опубликовано о погибшем городе; фотоснимки людей с обожженными лицами; отчеты очевидцев о том, что после взрыва в кипящей воде реки плавали трупы детей; свидетельства о том, что, спустя пять лет после взрыва атомной бомбы тысячи японских матерей рожали мертвых детей, детей без глаз, с волчьей пастью, с руками, похожими на крылья летучих мышей.
Когда Изерли слышал слово «Хиросима», он оборачивался, словно его окликали по имени. Хиросима стала его двойником. Вернее, он стал двойником Хиросимы. По ночам его стали преследовать кошмары. Изерли отчетливо помнил другой день — 9 августа 1945 г. — роковой день для Нагасаки.
Он скоро понял, что будущее для него скрыто за фиолетово-зеленой вспышкой взрыва. В 1950 г., после заявления Трумэна о ведущихся в США работах над созданием водородной бомбы, Изерли покушается на самоубийство.
Майора Изерли демобилизовали и направили в военный госпиталь для нервнобольных. Часами отсутствующим взглядом смотрел он на небо, неожиданно вскакивал, когда вдали слышал гул моторов, и убегал с криком: «Они идут! Они сбрасывают бомбы!» Это была мания преследования. Лечение не помогало. Невозможно было изгладить из памяти прошлое, усыпить совесть.
После выхода из госпиталя «национальный герой» превратился в уголовного преступника: он совершал подлоги, кражи со взломом, вооруженные ограбления. Однако он не думал скрываться и не интересовался добычей. Мучимый раскаянием, чувствующий себя ответственным за содеянное, Изерли не мог вынести, что его чествуют как национального героя. И он решил навсегда сбросить с пьедестала скомпрометированный образ.
Венский философ Г. Андерс, вступивший с Изерли в переписку и много сделавший, чтобы привлечь к его делу внимание общественности, отмечал, что «парадокс Изерли» в том и состоит, что ненормальными были признаны именно те поступки и реакции Изерли, которые с точки зрения разума, понятий о справедливости, человечности, совести как раз и являются единственно правильными и естественными. И Андерс подчеркивал, что ненормально в данном случае само общество, которое не понимает или не хочет понять Изерли, его правоту.
