Итак, мы исходим из того, что Автор-3 существенно переработал не только «Летописец Сильвестра», но и «Повесть Нестора». «Летописец» пополнился новыми сведениями, главным образом новгородскими, и историей ослепления Василька Теребовльского; некоторые его статьи были сокращены, другие дополнены; ряд материалов подвергся тасовке. Но еще большим оказался вклад Автора-3 в несторову «Повесть», едва ли не большим, чем вклад самого Нестора. После переработки Автором-3 мифологическая часть «Повести» по объему выросла в несколько раз, причем переработка «Повести Нестора» шла сразу по нескольким направлениям.
Во-первых, Автор-3, располагая более полным текстом «Хроники Амартола», существенно пополнил географию Нестора, расширив краткие цитаты из «Хронографа». Его географические экскурсы затронули как дальние страны, так и «ближнее зарубежье». В частности заметно расширился перечень славянских племен: в нем появились отсутствовавшие у Нестора дулебы, уличи, тиверцы, радимичи и вятичи. Но не только «Амартол» послужил Автору-3 источником географической информации. От участников походов 1116 года на Дунай киевлянам стало известно о существовании тезки их города, дунайского Киевца, и перевозчик или охотник Нестора превратился в «князя» Кия, сходившего «к царю» и оставившего после себя городок на Дунае. Царь, то есть византийский император, в данном случае остался безымянным, так как «Амартол» не удостоил вниманием «похождения Кия» вследствие мифичности «князя». Но для Автора-3 это не стало препятствием, поскольку смелостью фантазии он ничуть не уступал предшественнику, а размахом даже превосходил его настолько же, насколько цитируемая им «Хроника Амартола» была полнее единственно доступного Нестору «Хронографа». Кроме того, в отличие от затворника Нестора Автор-3 возможно сам немало попутешествовал. Ареал путешествий, гипотетически приписываемых ему М. Алешковским, весьма широк: в него помимо Новгорода и Киева вошли Ладога, Галиция с Волынью и даже Польша.
Во-вторых, Автор-3 ввел в «Повесть» договоры Олега и Игоря с греками. Откуда он их взял и что это были за договоры, — это отдельный серьезный вопрос, далеко выходящий за рамки настоящей компиляции, хотя вернуться к нему у нас еще будет повод. Но благодаря этим договорам137произошло то, чего не могли предусмотреть ни Нестор, ни Сильвестр: мифическая часть «Повести», которую никто до Автора-3 и не пытался выдавать за летопись ввиду ее очевидной сказочности, вдруг обрела летописные черты на якобы документальной основе (как же, вот они, настоящие юридические документы!). С этого момента благодаря Автору-3 русская историческая мифология начала превращаться в русскую мифическую историю.
В-третьих, работая в Андреевском монастыре, само сооружение которого отразило пришедшую в начале XII века из Византии на Русь моду на ап. Андрея, Автор-3 ввел в «Повесть» путешествие по Руси «своего» святого, Андрея Первозванного, направив его в Рим через Киев и Новгород, то есть, пользуясь современной поговоркой, «в Малаховку через Владивосток». Соответственно, он же, вероятный выходец из Новгорода, отодвинул в далекое прошлое реалию своего времени — «путь из варяг в греки», чтобы по нему прогнать апостола через родные новгородские края. А потом с легкой руки Автора-3 по этому пути, да и всей «Повести», начали гулять варяги. Заметим, что у Автора-3 варяги — не обязательно скандинавы, а в более широком плане западноевропейцы или даже скорее христиане-католики, и отношение к ним Автора-3 гораздо более лояльное, чем у Нестора138. Соответственно смещаются акценты «Повести». Теперь свет истинной веры восточным славянам несет не ап. Павел, косвенно через их западных собратьев Норика и Иллирии, а лично ап. Андрей и непосредственно на Киевщине да Новгордчине, причем Андрей Первозванный — брат основателя римской церкви ап. Петра — свой окольный путь держит все-таки в Рим, благо туда, как известно, ведут все дороги. Вследствие варяжско-римской ориентации Автора-3 первая мифическая «соборная» церковь св. Ильи из «списка с договора Игоря с греками» появляется на Руси как церковь варяжская, «так как много было христиан-варягов». Первыми страдальцами за христианскую веру на киевской земле задолго до первых русских святых Бориса и Глеба также оказываются два варяга, отец и сын, замученные местными язычниками. Наконец, даже первый русский инок, впоследствии св. Антоний, как бы перенимает духовную эстафету не только от греческого Афона (Святой Горы), где он принимает постриг, но одновременно и от варягов через приобщение к вырытой теми «малой пещерке» в Берестове139.
В-четвертых, в контексте «варяжского нашествия» на «Повесть» и учитывая его новгородское происхождение, Автор-3 вполне мог оказаться создателем легенды о призвании князей, которая потянула за собой в «Повесть» также миф об Аскольде с Диром и целый комплекс мифов о Вещем Олеге.
В целом, пожалуй, Автора-3 можно назвать величайшим фальсификатором истории Киевской Руси. Если поверить М. Алешковскому, то этим великим фальсификатором был поп Василий. Вот только боюсь, слишком много приписывает Алешковский своему попу. Этот шустрый батюшка один махом наворотил больше, чем до него десятилетиями вымучивала целая когорта летописцев вкупе с выдающимся фантастом своего времени и вследствие этого тоже невольным фальсификатором Нестором. Не по Сеньке шапка! Но мы уже договорились, что Автор-3 у нас — имя условное. За ним может скрываться другая когорта или даже целый легион летописцев, да еще как минимум один выдающийся средневековый фантаст. Без него нам никак не обойтись, ибо «Повесть», особенно ее начальная часть, восходящая к «Повести Нестора», представляет собой такое нагромождение мифов и легенд, фантастики и чудес, ошибок и недоразумений, которое превышает возможности одного человека, даже невероятно талантливого, будь то Нестор или неизвестный Автор-3.
Выделение исторических слоев «Повести» и выявление авторов тех или иных ее компонентов остается одной из постоянных проблем, терзающих историков и терзаемых историками. Какие только критерии не шли в ход: и чисто внутренние сопоставления противоречий отдельных частей «Повести», и их хронометрический контроль, и сквозной лингвистический анализ, и сопоставления с другими историческими произведениями, как отечественными, так и иностранными. К этому перечню можно добавить еще один неожиданный критерий для разделения компонентов «Повести Нестора» и творчества Автора-3 — подборку курьезов в тексте «Повести».
Как уже отмечалось выше, Нестор за листажом не гнался. Его произведения невелики по объему, написаны ясным лаконичным языком и, можно сказать, не содержат ничего лишнего, необязательного. Зато все, что написано, даже откровенные фантазии, тщательно продумано, взвешено и сбалансировано. У Нестора практически нет внутренних несоответствий и явных нестыковок. Зато их полным полно у Автора-3, для которого вообще характерна некоторая «безалаберность», которая, впрочем, отчасти может являться следствием того, что за абстрактным Автором-3 стояли несколько реальных авторов.
У собственно Нестора бросается в глаза только один уже отмеченный выше явный ляп об отроке, знавшем печенежский язык, хотя печенеги впервые появились под Киевом. Более того, у этого отрока под рукой даже оказалась печенежская уздечка, которой он размахивал, пока бежал к Днепру через вражеское становище. Но здесь у Нестора есть возможность оправдания. Давно отмечено, что вся легенда об освобождении Киева от печенежской осады в «Повести» представляет собой совмещение двух преданий, в одном из которых город спасает воевода Претич, а в другой — забежавший из Болгарии домой Святослав. Вследствие явной противоречивости двух вариантов у них должны быть разные источники, и следовательно у Нестора здесь был соавтор, за счет которого можно списать эту несуразицу.
Тексты же Автора-3 буквально напичканы нелепицами и курьезами. Мы не будем трогать глобальные проблемы расхождения утверждений Автора-3 с теми данными, которыми располагает современная археология: (1) что Рюрик с братьями призываются в 862 году в несуществующий еще Новгород; (2) что в IX веке нет самого Киева, который поочередно захватывают Аскольд с Диром и Вещий Олег; (3) что точно также нет еще Чернигова, Переяславля, Ростова и Любеча, для которых Вещий Олег берет дань с греков; (4) что путь «из варяг в греки» начинает функционировать спустя почти полвека после того, как по нему проходят Аскольд и Дир, не говоря уже об ап. Андрее. Это перечень можно продолжить, но мы здесь уделим внимание не менее многочисленным и более интересным для нас собственным внутренним нестыковкам в текстах Автора-3, а затем и противоречиям его фантазий фантазиям Нестора.
