...Мультимиллиардер Дэвид Рокфеллер принял меня весной 1975 года на 56-м этаже "Рокфеллеровского центра".
- Да, победа над гитлеризмом была воистину великой победой, - сказал он мне, - и знаменательно то, что мы были боевыми союзниками в борьбе против общего врага. Отношения между нашими странами переживали периоды подъема и спада. Последние годы должны быть отмечены как период подъема. Двусторонние встречи принесли свои плоды. От конфронтации мы перешли к мирным дискуссиям. Я принимал участие во встречах с советскими людьми в Ленинграде, Тбилиси и Киеве, и я доволен этими встречами. Бесспорно, развитие торгово-экономических отношений между нашими странами должно идти рука об руку с разоружением: трудно, а точнее, невозможно одновременно следовать двумя путями - вооружаться и при этом развивать мирную экономику и торговлю.
...Адмирал Дэвиэс отвечает за контроль над вооружениями и разоружением в Государственном департаменте.
- Когда началась война, я ходил с конвоями к Мурманску, - рассказывал он, когда мы встретились в госдепартаменте. - Это была трудная работа: немецкие подводные лодки пробирались в центр конвоя, пускали ракеты, северное, свинцовое море озарялось зеленым светом, и в этом мертвом свете видно было, как пенилась вода, разрезаемая смертоносным телом торпеды.
Я помню, как взрывались наши корабли, как гибли в студеной воде люди молодые американские моряки, которые перебирались из Штатов в Канаду (это было еще до вступления США в войну против Германии) и оттуда отправлялись воевать против Гитлера. Как только эта страна (очень часто американцы говорят о своей родине именно так: "зис кантри". - Ю. С.) вступила в войну, наши молодые моряки сняли канадскую форму и надели нашу, американскую - мы стали вашими боевыми союзниками.
- В первые месяцы войны у вас были сомнения, - спрашиваю я, - выстоим ли?
Адмирал отвечает сразу же:
- У меня сомнений не было - я помнил урок Наполеона.
- Вы бывали в Мурманске?
- Нет. Я только видел этот героический город с моря - мы конвоировали корабли с вооружением и тут же поворачивали назад. Но я был в Ленинграде, уже после войны, я посетил Пискаревский мемориал - это поразительно: люди сражались за каждую пядь земли... да, такого страшного катаклизма, которым пережил мир тридцать лет назад, нельзя допустить более - никогда и нигде.
Вспоминая о тех далеких годах, мы воздаем должное памяти президента Франклина Делано Рузвельта. Воздают ему память и те американцы, которые п о м н я т. В Далласе, после того как я кончил заниматься интересующим меня много лет вопросом о ц е л е н а п р а в л е н н о с т и заговорщиков, убивших Кеннеди, американцы познакомит меня с федеральным судьей С. Хьюдж - той, которая стояла в самолете Кеннеди, а напротив нее был бледный Джонсон, и судья привела к присяге нового президента, и тихо было кругом, и жутко, оттого что случившееся еще не осознаюсь как трагедия и казалось страшным, навязчивым кошмаром.
На стене кабинета федерального судьи - большой портрет Ф. Рузвельта с дарственной надписью.
- Что вы хотите сказать о Рузвельте? - спросил я судью Хьюдж. - Что вы можете сказать об этом великом американце, члене Большой Тройки?
Секунду помедлив, судья Хьюдж ответила:
- Рузвельт - это Рузвельт.
(Сын президента Эллиот Рузвельт писал в свое время: "Мы были очень довольны, что русские приняли план челночных бомбардировок и согласились предоставить свои истребители для прикрытия наших бомбардировщиков... Для русских лозунг "Все для фронта!" означает действительно все для фронта, в самом буквальном смысле слова... У всех нас создалось впечатление, что русские явно стремились сойтись с нами поближе, сотрудничать с нами. Они выражали свое уважение к американцам, к американским машинам и к высокой организации американской промышленности".)
...Память... Мы помним и чтим имена американцев, удостоенных высшей награды США - "Медали Почета". Мы помним бригадного генерала Фредерика В. Кастла: он отдал свою жизнь, но спас членов своего экипажа; мы отдаем должное подвигу сержанта Роберта X. Диаса, погибшего во время уличных боев в Германии; мы восхищаемся мужеством лейтенанта Джимми В. Монтайса-младшего, перерезанного автоматной очередью 6 июня 1944 года около французского городка Кольвиль-сюр-Мер, в дни вторжения союзников на континент... Помнят ли американцы своих, да и наших героев? Отдают ли должное их светлой памяти?
...На этот вопрос, как и на большинство вопросов, относящихся к США, нельзя было отвечать однозначно.
Помню, впрочем, как стало тихо в зале Совета Безопасности, когда постоянный представитель СССР при ООН Я. А. Малик говорил в своей речи о величии победы и о том, чего она стоила советскому народу: "Двадцать миллионов жизней, триллион восемьсот девяносто миллиардов рублей - стоимость войны за четыре года, и 679 миллиардов рублей - ущерб, причиненный на оккупированной врагом территории..."
...Подъехав к Пентагону, увидав барельеф недоброй памяти Форестолла, который выбросился из окна в маниакальном бреду ("идут русские!"), я с особым интересом ждал встречи с заместителем министра обороны США адмиралом Мюрэем.
- Здравствуйте, как поживаете? - встретил меня адмирал Мюрэй нашим привычным вопросом, а не принятым "хауду ю ду?". - Рад видеть, прошу садиться. Жаль, что забыл русский - в той мере, чтобы вести на вашем языке весь разговор...
Адмирал жил в Мурманске во время войны, совмещая в своем лице должности военно-морского атташе, представителя по ленд-лизу, чиновника Государственного департамента и министерства военно-морского флота.
- Было довольно трудно уследить за всеми должностями, - улыбнулся адмирал, - но я был молод, а по профессии я адвокат, так что умел спорить, если надо было. Впрочем, спорить приходилось не так уж часто - чаще надо было работать под бомбами. Нацисты уничтожили две трети города, половина населения была убита вандалами, бомбежки продолжались днем и ночью... У меня были прекрасные отношения с русскими, особенно с адмиралом Головко, - мы, моряки, сходимся легче, чем люди других профессий, потому что приходится много путешествовать, а в путешествиях проще налаживаются добрые отношения... Я хочу помянуть добрым словом моих русских коллег по работе: капитана Новосильцева, Платонова, Сашу Панкратова, Дюгина, Новака, - адмирал задержал руку с фотографией молоденького каплея, - или Новикова? Память, что поделаешь, столько времени прошло... Но я не забыл силу и мужество русского народа в отражении атак нацистов в невероятно трудных условиях. У меня было много друзей среди русских, вместе с которыми я работал во имя нашего общего дела в годы второй мировой войны...
Из Пентагона я сразу же поехал в аэропорт - уходил самолет в Сан-Франциско. Сдав багаж, я купил газету "Аттак" (№34, цена 25 центов; адрес: бокс 3535, Вашингтон, 200007, телефон: 703/525.3223). Раскрыв страницу, натолкнулся на рекламу книг для "патриотических читателей", рекомендуемых издателями "Аттак": "Молодой Гитлер, каким я его знал" (автор Кубичек), "История молодости самой выдающейся фигуры XX века"; "Моя борьба" Гитлера "история борьбы Германии за свободу и философия, на которой базировалась эта борьба"; "Пленник мира" - история миротворца Рудольфа Гесса, варварски осужденного союзниками; "Национал-социалистский мир" - новый журнал национал-социалистов, том 3 и 6 - пять долларов каждый. "Прокурор Эдвард Леви, который будет заниматься делами ФБР, - старый коммунист и паршивый еврей!" Что это? Нацистский листок бесноватого Штрейхера, казненного союзниками в Нюрнберге? Очень похоже. "Образование во имя смерти" - название другой статьи. "Чему учат в школах? Тому, что негры имели свою высокую цивилизацию в Африке? Тому, что черные принимали участие в освоении Запада? Тому, что ниггеры подобны нам, белым? Чему учат в школах? Тому, что вторая мировая война была войной "во имя спасения демократии"?! Тому, что в эру Маккартни были "невинные жертвы"?!" Далее газета повторяет программу своей "националистической организации". Пункт первый - борьба против коммунизма и "неолиберализма" повсеместно: в школах, на улице и в правительстве. Что еще? "Храните оружие это ваше право!" Страну захлестнула волна вооруженных грабежей, бандитизма, похищений. Правительство пытается изъять оружие или хотя бы провести регистрацию: до недавнего времени пистолет в Нью-Йорке продавали по предъявлении водительского удостоверения, а то и совсем без этого. "Аттак" против сдачи оружия: "Оно нужно американцам для самозащиты от ниггеров и красных. Надо объединяться в штурмовые отряды, чтобы защищать Америку".
Свобода слова? Для гитлеровцев? Не мести ли этих фашистских фанатиков, одержимых маниакальной ненавистью к Советскому Союзу, опасаются те американцы, кто просит не называть их в нашей прессе?
- Когда я летал бомбить нацистов, - рассказывал мне американский журналист, который не хотел, чтобы его имя было напечатано, - меня сбили над Германией. Я пробрался во Францию, сражался вместе с маки против гитлеровцев, потом мы решили уходить через Пиренеи в Испанию, а оттуда - в Гибралтар, чтобы снова вернуться в авиацию. Здесь, у границы, нас схватили. Я был в штатском, не знал немецкого, плохо говорил по-французски, и меня бросили в тюрьму в Тулузе, потом перевели в Париж, били, требуя признания, что я - британский шпион. В Берлине, в тюрьме гестапо на Алексе, я смог доказать, что являюсь американским летчиком. Меня отправили в Польшу, в концлагерь близ города Штаргад. Было это в Силезии, сейчас там названия снова стали польскими. Лагерь наш назывался "Шталаг Люфтваффе-4". В нашем лагере было четыре зоны: в одной содержали нас, американцев, в другой - британцев, в третьей - французов, в четвертой - советских. Нас, американцев, унижали, мало кормили, издевались над нами, но это было сущей ерундой в сравнении с тем, что нацисты творили с русскими! Этого я никогда не забуду. Их морили голодом, поднимали в пять утра, и вели в каменоломни, и заставляли ворочать каменные глыбы, и гнали поздним вечером назад, в холодные бараки, а ваши люди - это потрясло меня тогда - шли с песней.
