– Это наш удел, – сказал Фетара Манук, и его конь раздвинул грудью тростники Мецамора и поднялся на дыбы, готовый помчаться стрелой.
– Возьмем крепость и поселимся здесь, – добавил Борода Каро, опуская руку на плечо Чоло.
Взвился конь и под Орлом Пето. Все всадники, стянув с себя шапки, помахали ими в воздухе.
Никто больше, только наш отряд сасунцев должен был взять эту крепость. Вот почему наши кони, спустившись с Бартохянских высот, встали на берегу озера Мецамор.
Раздувая ноздри, кони в последний раз жадно опустили морды в потемневшие воды Мецамора.
Решающее слово было за Фетара Ахо. Он должен был сказать, какой нас завтра ждет день. Если погода будет неблагоприятная, поражение неминуемо. И Фетара Ахо отделился от нас на своей лошади, отъехал в сторону, чтобы ничто не мешало ему сосредоточиться.
Ахо понимал, почему, к примеру, лошадь прядет ушами, почему квакает лягушка и пищит комар. Если на небе появился ястреб – значит, будет неудача в деле, если сороки на закате летят к лесу – жди дождя, если они прижались друг к другу, сбились в кучу – разразится буря. Лошадь фыркает – к грозе. Не было такого явления в природе, которое бы Фетара Ахо не понял.
Отъехав от товарищей, Ахо повернул коня мордой к югу и, спрыгнув на землю, внимательно стал вглядываться, как поведет себя конь. Потом поглядел на горы – определить хотел, в каком направлении движутся облака. Легкий ветерок прошел над озером. На воде показался бобер, на него тут же вспрыгнула сорока, бестолково хлопая крыльями.
Но тут запел какой-то сверчок в тростниках, лягушка что-то сказала на своем лягушачьем языке, и на природу снизошел удивительный покой.
Фетара Ахо долго прислушивался к этим звукам. Потом еще раз наклонился к воде. Тревога его прошла.
– Прекрасная будет завтра погода, – объявил он гайдукам и взлетел в седло.
Я разделил своих конников на три крыла. Одно крыло отдал Фетара Мануку, другое – Бороде Каро, а третье мы с Ахо взяли.
К юго-западу от Верхнего Талина есть гора, называется Большая Артени. Это вулканическая гора, сухая, медно-красного цвета. Манук должен был напасть на крепость со стороны этой горы, Каро – со стороны станции Кармрашен, а мы – со стороны села Ашнак.
Пятого мая выдался прекрасный день, как сулил накануне Фетара Ахо. Мы оседлали коней еще ночью. До железнодорожной станции Кармрашена мы все шли вместе.
По дороге нам встретился толстенький коротышка в синей форменной шапке, в руках зеленый фонарь и два флажка – красный и желтый. Это был начальник станции. Вид всадников, должно быть, удивил его.
– Вы куда это, люди добрые? – спросил он, останавливаясь.
– Идем брать крепость, – ответил ему Фетара Манук.
– Несчастные люди, – вздохнул начальник станции, почесав затылок. Потом сказал Мануку: – Куда ж ты их ведешь на верную гибель?
И он рассказал, как дважды александропольцы, взяв войско с тыщу шестьсот человек да пушек несколько штук, пытались завладеть этой крепостью, но без толку. «А вас – раз-два и обчелся, перебьют мигом», – пожалел он нас.
– Да я одного нашего всадника на твои тыщу шестьсот не обменяю! – заносчиво сказал Фетара Манук. – Ты не смотри, что мы в лохмотьях, на вид наш не гляди!
– Переждите хотя бы несколько дней, – посоветовал кармрашенец.
– Если сегодня не возьмем крепость, завтра – хоть твой дед придет, хоть мой – ни за что уже не сможем взять. Мы море перешли, так что же теперь – в ручье захлебнемся? – ответил бывший гайдук и погнал коня.
Уже до рассвета Фетара Манук со своими всадниками стоял на вершине Артени. К его отряду по пути примкнули еще несколько беженцев на конях, среди них – семалец Галуст.
Когда солнце коснулось чела Масиса, Фетара Манук, семалец Галуст и другие сасунцы-гайдуки с громогласным «ура!» полетели на конях с горы вниз, к Нижнему Талину. Громче всех кричал семалец Галуст. Одновременно направили наших коней к крепости и мы, я – с юга налетел, Каро – со стороны Ашнака.
Ибрагим-хан поднял на ноги всех жителей и конечно же всю стражу, татарскую и персидскую, – нас встретили сильнейшим пушечным огнем. Но что могло устоять перед натиском горцев, потерявших родину? Борода Каро и Фетара Ахо со своими воинами влетели на горячих своих конях в окопы, и пушки Ибрагима-хана замолчали. Когда я доехал до ворот, всадники Фетара Манука уже вышибли ворота и ворвались в крепость.
Враг бежал через северные ворота. Хозяин крепости замешкался – он тащил эа руку молодую турчанку, а та упиралась, не хотела идти. Это была та красавица, которую когда-то подарил хану губернатор Карса.
– Идем, Ядигам, – взмолился хан и обнял девушку, коснувшись ее обнаженной груди своей редкой, подкрашенной хной бороденкой.
– О храбрый эрмени, спаси меня! – крикнула турчанка одному из наших всадников, тому, что был ближе.
– Стой, Ибрагим-хан, твоя жизнь в моих руках! – И Фетара Ахо, спрыгнув с коня, выхватил маузер из-за пояса и склонился над ханом.
– Девушка мне, крепость тебе, – залопотал испуганно Ибрагим-хан.
– И крепость нам, и девушка! – прогремел Медный Ахо.
Тут подлетел на коне Чоло, посадил пленницу-турчанку на свое седло и так же стремительно выехал из крепости.
Мои всадники выбросили из крепости всю стражу Ибрагима-хана. Двух-трех стражников Орел Пето и Фетара Ахо закололи штыками; некоторые, чтобы спастись, прыгали с крепостных ворот, их на лету сбивали мои всадники.
В полдень крепость Нижнего Талина была наша. Враг понес большие потери, а у нас было всего шесть убитых и тринадцать раненых.
Ибрагим-хан бежал. Последней покинула крепость ханская жена, которая вместе с дочерью спряталась в подполе. Красивой была дочка хана, из-за нее в воротах крепости вспыхнула драка. Двое наших солдат чуть друг друга не убили. Чоло выхватил саблю, кинулся разнимать их:
– Ребята в бою гибнут, а вы тут из-за ханской дочки драку затеяли!
Ахо, с налитыми кровью глазами, бросился на Чоло. Чтобы унять страсти, я приказал Фетара Мануку доставить девушку к ее престарелому отцу.
Прямо в это время пришел гонец от Андраника – андраник призывал меня и всех таронцев идти в Лори. Гонцом был Андреас – наш старый фидаи.
«Османец прет, ребята» – сказал Андреас и попросил нас не мешкать. Еще он сказал, что на александропольской дороге наши перехватили гонца-татарина, который спешил сообщить решение Ереванской городской думы командующему турецкой армии Шехви-паше.
– Все в Лори! – крикнул Андреас и вскочил на коня. Я приказал своему конюху проводить его и решил отправиться к Андранику с отрядом в несколько сотен таронцев и хнусцев. Мы уже готовы были тронуться в путь, и вдруг выяснилось, что моего конюха Барсега нигде нет. Что с ним случилось, почему он не вернулся, проводив Андреаса? И времени уже не было заняться его поисками. Я был уверен, что если он жив, то вскоре сам объявится, но ведь могло быть и так, что он героически пал в какой-нибудь навязанной врагом перестрелке…
К ущелью Вайоц Я со своими всадниками присоединился к вернувшемуся из Джавахка отряду Андраника, и мы вместе через горный перевал Карахача поднялись в Лори.
Первым населенным пунктом на нашем пути была Воронцовка. Это было вытянутое в одну линию село, все жители ее были молокане. Когда мы проходили через это село, в нас несколько раз выстрелили с чердаков. Андраник повернул голову и говорит: «Смотри, долгое село, ежели я сюда еще вернусь, не сдобровать тебе».
Из Воронцовки мы пришли в Джалалоглы. До нашего прихода здесь шли жаркие споры между разными армянскими группировками. Андраник, обратившись к местному армянскому гарнизону и вышедшему нам навстречу народу, сказал: «Я слышал, здесь был большой спор. Группировки группировками, но мы прежде всего должны вместе подумать о том, как нам сохранить свой народ».
В Джалалоглы было много армянских сирот. 23 мая мы всех их посадили к себе на седла и спустили в Колагеран; там мы сдали их начальнику станции, велев ему переправить детей в Тифлис, а сами поднялись в Дсех. От высшего командования Андранику пришел приказ, чтобы он со своим войском оставался в Дсехе и защищал эту ветку железной дороги. Но через несколько дней мы оставили Дсех и взяли курс на Дилижан. Только мы дошли до лесов Марца, начался ливень с градом, который продолжался до самой ночи. Что за гроза была, содрогались вековые дубы, молния, осатанев, металась в листве. 29 мая мы вошли в Дилижан. Беженцы сбились в какую-то беспорядочную груду в Дилижанском ущелье. Пришло известие о том, что на берегах Аракса произошло большое сражение, и хотя армяне одержали в этом бою победу, но Национальный совет 28 мая провозгласил Армению независимой республикой, заключив в Батуми мир с турками и разрешив им идти через Дилижан в Баку.
Противник потребовал распустить отряд Андраника, а самого полководца арестовать и сдать на его суд.
