Воспрянул я духом:
— Согласен, пошли!
И не зря. Сошлись тогда, в Джикове, наши жизненные пути, чтобы никогда уже не разойтись: вскоре после войны мы с Лидой Тихоновской поженились…
Линия фронта стабилизировалась. Шло накапливание сил перед решительным штурмом вражеского логова.
Возвратились из командировки Покрышкин, Голубев, Жердев, Труд. Они пригнали новые наши самолеты Ла-7 и спарку УЛа-5 — подарок новосибирцев.
Стали наши летчики переучиваться, осваивать первоклассный советский истребитель. Уже многие вылетали на нем. Работаем с аэродрома Стале. Там есть бетонная взлетно-посадочная полоса, которую отступавший противник не успел разрушить.
Но линия фронта близко. Частенько прилетают сюда «подарочки» от фашистов — тяжелые снаряды, посылаемые орудийной установкой большой мощности — «Бертой».
И тем не менее группа летчиков ежедневно отправляется из Джикова в Стале на автомашинах, чтобы совершать тренировочные полеты. Протяженность пути — километров пятьдесят. Поездки доставляют истинное удовольствие уже потому, что совершаем как бы экскурсию близ «своего» города — Сандомира.
Для меня такие поездки особенно желательны, так как путь лежит через Велевес, а там моя невеста — Лида. Порой, получив разрешение командира, пользуюсь «транзитом» и доезжаю с ребятами до Велевеса, а к вечеру, возвращаясь, они забирают меня домой.
…1 ноября весь полк потрясла трагическая гибель Героя Советского Союза капитана Александра Клубова. Отважный воздушный боец, сразивший 31 вражеский самолет лично и 19 в группе, сложил свою голову не в схватке с врагом, не в сражении, а на глазах товарищей во время облета новой машины. На посадке колесо попало в небольшую воронку, присыпанную на бетоне землей и размытую дождем. Истребитель скапотировал — и летчика придавило бортом кабины опрокинувшейся машины. Клубов умер на руках у своего учителя и командира, и эта нелепая утрата явилась как для Покрышкина, так и для всех нас глубоким личным горем.
Хоронил Клубова весь полк. Моему звену было поручено пролететь над траурной процессией и дать прощальный салют.
Выполнив горку, я, Жигалов, Березкин и Руденко дали троекратный залп.
Возвратившись на аэродром, долго не могли прийти в себя, мы не скрывали своих слез и никак не могли, не хотели верить, что нет среди нас этого чудесного человека, отважного бойца.
Клубова похоронили в Тарнобжеге, затем его останки перезахоронены были во Львове, в сквере перед зданием университета, а потом перенесены на Холм Славы.
Позже на его надмогильной плите камнерезу пришлось перед словами «Герой Советского Союза» высечь слово «Дважды»: второй Золотой Звезды Александр Федорович Клубов был удостоен посмертно — через полтора месяца после окончания войны.
Много лет прошло, а Сашу Клубова однополчане не забыли. Встретимся, всегда вспоминаем своих боевых друзей. Помним все — и лица товарищей своих, и их привычки, особенности характера, голоса.
Однажды собрались мы в клубе на концерт. А артисты где-то задержались. Начальник клуба с ног сбился, телефон оборвал. Что делать?
И вдруг на авансцену вышли два Героя Советского Союза — Александр Клубов и Николай Лавицкий. И… заполнили «паузу» импровизацией. Лавицкий хорошо играл на гитаре — играл и подпевал солисту — Клубову.
Целый час выступал этот своеобразный дуэт, исполнил несколько романсов, потом поочередно Николай и Александр читали стихи. Звучали со сцены Пушкин, Блок, Есенин.
Клубов знал на память десятки пушкинских стихов и прочитал несколько. Потом читал Блока — «Русь» и «На поле Куликовом». Затем вдвоем с Лавицким исполнили Есенина… Они пели «Клен ты мой опавший», и многие в зале плакали: здесь были и воины разных возрастов, и эвакуированные, и местные жители — и у каждого был свой клен… Каждый думал о родной земле, о том, что можно сделать еще, чтобы скорее прогнать с нее ненавистных врагов.
17 ноября вызывает меня командир полка майор Речкалов и говорит:
— Жердев назначен комэском вместо Труда, который занял должность начальника воздушно-стрелковой службы вместо Клубова. Комдив утвердил твою кандидатуру на заместителя командира первой эскадрильи.
Прихожу в эскадрилью. Иван Вахненко только глянул на меня — и сразу же спрашивает:
— Отчего такой озабоченный?
Рассказываю. Делюсь с ним своими сомнениями:
— Боюсь, не справлюсь…
— Справишься! — твердо, убежденно произносит Иван. — Не боги горшки обжигают!
Начало 1945 года ознаменовалось крупной наступательной операцией, ставившей целью освобождение польского народа от гитлеровской чумы. Советская Армия выполняла благородный интернациональный долг, великую освободительную миссию.
Первоначально намеченная дата наступления неожиданно была изменена с тем, чтобы ускорить события, быстрее реализовать стратегический замысел, и 1-й Украинский фронт пришел в движение не 20-го, как планировалось, а 12 января.
О причине такой «поправки» мы догадывались: в Арденнах гитлеровские войска прижали наших союзников, и положение англо-американских войск, особенно в районе Саарбрюкена и Карлсруэ, стало критическим.
И Ставка Верховного Главнокомандования, невзирая на неблагоприятные метеорологические условия, принимает решение ускорить подготовку к наступательным действиям и начать их на 8 дней раньше, чем это было вначале запланировано.
Ускоренным темпом велись переброска резервов, сосредоточение боевой техники и живой силы, подтягивались тылы. На направлении главного удара создавалась высокая плотность пехоты, артиллерии, танков. На этом направлении главного удара находились и мы.
Не так уж часто летчиков, да еще истребителей, вывозят на передовую. А тут собрали всех командиров звеньев, заместителей командиров и командиров эскадрилий, руководящий состав полкового и дивизионного масштаба и на машинах группами провезли по боевым порядкам наших наземных войск, показали (разумеется, из укрытий) первую линию вражеской обороны, ориентиры, к которым «привязывается» наша артиллерия. Из траншей и блиндажей, с командных пунктов командиров стрелковых батальонов с помощью стереотрубы, а то и без нее мы наблюдали за вражескими позициями, отчетливо видели даже отдельных гитлеровцев. Нас разделяло расстояние в каких-нибудь 300 — 400 метров. На нейтральной полосе лежали сбитые самолеты «Хеншель-129», «Юнкерс-87», «Фокке-Вульф-190» и два наших — Ла-5 и Ил-2. Даже в ротах побывали — это еще ближе к передовой. Продемонстрировали нам свое мастерство артиллеристы — показали, как ведется пристрелка, что такое «вилка», как поражается цель.
Мы увидели, с какой большой опасностью сопряжена боевая работа артиллеристов и пехотинцев. Поделились ребята мыслями — и пришли к выводу, что нам, истребителям, все же легче, чем им.
Проезжая по сандомирскому плацдарму, увидели много замаскированной боевой техники — танки, самоходные орудия, пушки на огневых позициях. Обратили внимание, что стоят они довольно плотно, в буквальном смысле — «ствол к стволу».
Это было 10 и 11 января. Небольшой мороз, метет поземка. Беспокоимся: погоды нет — летать не можем. Чувствуем: не зря нас вывозили на передний край… Вот-вот начнется!
Заехали также и на один из аэродромов, где нам показали площадку, на которую мы должны перелетать — Боржомув…
Рекогносцировка позволила нам подробнее ознакомиться с районом предстоящих боевых действий. На обратном пути то и дело встречались нам колонны танков, артиллерия на марше, обозы.
Беседуя с командирами полков и батальонов, договаривались о взаимодействии, сигналах и целеуказаниях.
К вечеру 11 января совершили перелет непосредственно к линии фронта — сели на сандомирском плацдарме близ Боржомува. Место знакомое — по рекогносцировке.
Сели, зарулили на стоянки. Комдив уже здесь, начальник штаба тоже.
Итак, на рассвете 12 января загремело, загрохотало вдали, покатился над землей несмолкаемый гул. Но длился артналет недолго, и вскоре наступило затишье.
Все мы находились на аэродроме. Уже второй завтрак привезли, а летчики все еще сидят в кабинах и ждут… у моря погоды. Кто в такую круговерть рискнет выпустить экипажи в воздух? Снегопад, низкая облачность. Противоположный край аэродрома не разглядеть.
И все же чутко прислушиваемся к шороху в наушниках — а вдруг команда, приказ?..
Часов в десять снова послышался нарастающий гул. Грозный и неукротимый. Целый час, а может дольше, грохотал и неистовствовал «бог войны».
Покрышкин ночью возвратился с передовой и теперь информировал нас о боевых действиях наземных войск. Затем поставил задачу. Будем прикрывать наземные войска. Сказал — и улыбнулся:
— Старые знакомые — Тринадцатая армия генерал-полковника Пухова.
Сделал паузу, подошел к карте.
— Район Мотовице, Кельце, — карандаш коснулся одной точки, передвинулся к другой. — Учтите, погода очень сложная, наших войск здесь очень много — весь сандомирский плацдарм насыщен ими, особенно вблизи передовой. Обращаю ваше внимание, — голос командира зазвучал выше. — Линия фронта хорошо обозначена, и за эту черту не ходить: у противника сосредоточено много защитных средств.
