Нам в отряд присылали, механиков-водителей БМП и операторов-наводчиков, из Ашхабадского учебного полка. Они могли завести машину и тронутся с места. Навыков вождения, ни каких. А ведь людей отправляли воевать.
Мы были вынуждены создавать учебные группы и в течение двадцати дней, ежедневно, механики занимались вождением, а операторы-наводчики стреляли. И только после этого, они допускались на боевые операции.
Не многим лучше, была поставка, нам разведчиков из родной бригады. Люди приходили очень слабо подготовленные. Их учили чему угодно, но не тому, что надо на войне. Мы были вынуждены откомандировать в Чирчик своих офицеров. И они сами готовили нам пополнение.
А против своих пьяных колон, приходилось даже проводить спецмероприятия. Однажды нам поступила информация. Что на озере, это в 20-ти км от нашего лагеря, встала на ночёвку, такая, не управляемая колонна.
Операцией руководил мой заместитель, Вячеслав Посохов. Пришлось ждать, пока это воинство заснёт, пьяные, с оружием, они были опасны. Под утро, сняв полусонные посты, ребята их разоружили, слегка помяв им бока.
Все подозрительные колоны мы приводили к своему лагерю, там был сделан специальный отстойник. Я ставил задачу, одной из своих свободных рот разгрузить пять-шесть машин. Дело в том, что такие колоны везли через границу контрабанду, в основном водку и в громадных количествах. Пограничники и таможники были не в состоянии надёжно противостоять им. В колонах, как правило, 70-100 автомобилей и это в основном КАМАЗы. Нагружено в каждую машину до пяти тонн, например угля. Что могут сделать 3–4 таможника, поверхностный осмотр. А под углём два ящика водки, как их обнаружить. Только если разгрузишь. Вот мы и разгружали.
Как только, хотя бы в одной машине, мы находили контрабанду, всё колона арестовывалась. Начальник колоны сажался на гауптвахту, а личный состав колоны приступал к разгрузке всех, без исключения машин. Но под нашим руководством. О задержании колоны я сообщал в Кабул.
Улов бывал и двадцать, и тридцать ящиков водки. Один ящик я, как правило, оставлял себе. Не для того, чтобы её по ночам пить. Дело в том, что ко мне часто, в гости, приезжали представители местной власти, и надо было накрывать стол. А где взять спиртное? В продаже его нет, вот я и выходил из положения. Но взятая водка была под строгим моим контролем.
Всю остальную выносили на плац. Я приказывал построить свой отряд и личный состав колоны. На глазах у них, вся водка выливалась на землю.
Но как-то раз, приходит ко мне дежурный по лагерю, и докладывает, что наши солдаты, пытаются кружками черпать водку из луж. Её было так много, что она не успевала впитываться в землю.
После этого случая, я приказал выливать водку в вёдра, и выплёскивать её на пол солдатского сортира, за одно и дезинфекция.
Как-то после очередной, такой помывки туалета, к нам приехали советники из Айбака. Понюхов воздух они спросили: «У вас, что батальон перепился, вонь водкой на всю округу»? Дело в том, что лето, жара за 40, и пары от водки разнесло на большое расстояние.
Слухи, о нашей специфической дезинфекции туалета, дошли и до Кабула. Звонит мне Тер-Григорьянц и задаёт вопрос, что мы делаем с конфискованной водкой. Когда я ему сказал, что мы используем её для помывки туалета, он возмутился и сказал, что это не государственный подход к делу. Водку надо сдавать в военторг и там её будут реализовывать. Я сказал, что понял, но не разу мы водку в военторг не сдавали. Не черта в Афгане водкой торговать.
В сентябре месяце в отряд приехал начальник разведки Туркестанского военного округа генерал-майор Дунец Василий Васильевич. До этого у меня были встречи с этим человеком, но ещё в мирное время, в основном на каких-нибудь занятиях. Личного контакта не было, в нашей среде он слыл довольно жёстким человеком. Готовясь к встрече, я готовился дать отпор возможным наездам.
К тому же, у меня была некоторая обида, и на руководство спецназа и на руководство разведки округа. Забросили нас в Афганистан и забыли про нас. За год никакой помощи, ни в чём.
Родная бригада отправила нас, и забыла, что мы такие есть. К тому же при отправке, пользуясь полной неразберихой, на отряд повесили два или даже три, сейчас уже точно не помню, комплекта химзащиты. Когда я уже из Афганистана пытался разобраться с этой проблемой, мне сказали: «Ну, что тебе стоит, там же война, спиши на боевые потери». Командование бригады понять было можно, мы стали отдельной частью и уже им не подчинялись, а вот округ уж точно про нас забыл.
Была у меня и личная обида. В течение года отряд провёл массу удачных операций, перечислять их не буду. Была стабилизирована обстановка в зоне ответственности отряда в провинции Джаузджан. Отряд на хорошем счету у командования 40 Армией. Мы начали успешные боевые действия и в новой зоне ответственности. И при всём при этом ни кто даже мне спасибо не сказал, я уж не говорю про представления к правительственным наградам. А в отряде многие офицеры уже имели по две заслуженные награды. Пехота, с которой мы иногда взаимодействовали, и та была вся в орденах.
К наградам личный состав отряда представлял я. После каждой операции собиралось управление отряда и командиры подразделений. Я проводил разбор действий и выслушивал предложения по представлениям к правительственным наградам. В отряде имелся «Статус правительственных наград», возможно, он назывался как-то иначе. В нём было расписано, за какие свершения, что положено. Вот согласно этого статуса, мы и оформляли документы. Посылали их через Кабул, но документы, не понятным образом, часто терялись. Тогда я приказал, делать два комплекта документов, один отправляли в Кабул, а другой напрямую в Ташкент.
По нашим армейским слухам, приняв 40 Армию, генерал-лейтенант Ермаков приложил максимум усилий в наведении порядка по награждению правительственными наградами. Чего греха таить, все знали, что ордена можно купить.
Была ещё одна проблема. Посылаем на одну награду, а приходит другая на ранг ниже. Это имело очень негативные последствия для поддержания у личного состава отряда высокого морально-боевого духа. Мы здесь своей башкой рискуем, выполняя свой воинский долг, а там, в Ташкенте или в Москве, какая-то бумажная крыса, лучше знает, что заслужил тот, или иной солдат, или офицер.
Более того, были случаи, когда приходили отказы в награждении, под совершенно абсурдными предлогами. Например, что этот офицер, три месяца назад, уже получил орден. Но там была одна операция, а здесь совсем другая, там были одни деяния, здесь другие. Это, то же самое, что не дать зарплату за март под предлогом того, что ты в феврале уже получил. Одним словом сволочи, вши на теле Армии.
Так вот один из первых вопросов Дунца, как только он вылез с вертолёта, был, как в отряде обстоит дело с награждениями? После моего доклада, об обстановке в отряде и в зоне ответственности, он скрупулёзно проверил документы на награждения, что-то сказал переделать и снова отправить.
Затем спросил, какие награды получил лично я. Доложил ему, что у меня два ордена, но один получен ещё в мирное время, а другой за спецкомандировку. Дунец приказал мне, срочно оформить документы на два ордена, на орден «Красное Знамя» и орден «Красная Звезда». Я, естественно, отказался, сказал, что сам на себя, ничего делать не буду, и ни какие документы не подпишу. Сейчас уже не помню, кого он вызвал, кажется начальника штаба и прапорщика начальника секретной части. Подготовили документы на оба ордена, Василий Васильевич их подписал, и они были отправлены. Но получил я только орден «Красное Знамя», второй орден пропал в никуда. Если бы был отказ, документы бы вернулись.
Дунец не долго был в отряде, но и этого срока было достаточно, чтобы понять, что он за человек. Крайне жёстким, он видимо, был только с бездельниками, и разгильдяями. Спокойный, уравновешенный человек, который во всём доходит до сути. Я не могу, и не имею право, давать оценку этому человеку. Во первых из-за того, что это мой начальник, и то, что, к сожалению, я его очень мало знал. Но то, что это человек высочайшего чувства долга, это, несомненно. Больше я его не видел.
Спустя два месяца он умер. Как нам довели, от желтухи, так в народе называют вирусный гепатит. Этой дрянью наверняка переболело треть 40 Армии, от неё не умирают, только надо во время начать лечение.
Василий Васильевичу лечится, было некогда, в Афганистане воевала его разведка. Как говорят очевидцы, когда ему становилось плохо, он глотал таблетки и продолжал выполнять свои служебные обязанности.
Я в Киеве встречался с его супругой Валентиной Степановной, она считает, что мужа отравили. Так как в госпитале, он сгорел буквально за два дня.
Похоронен генерал-майор Дунец В.В., в городе Киеве на Лукьяновском воинском кладбище. В дни Афганских дат, мы с ребятами бываем на его могиле.
