Ленин очень спокойно воспринял эти протесты и отставки, поскольку был уверен, что заблудшие овцы снова вернутся в стадо, что в конце концов и произошло. Куда еще им было идти? Социалистические партии от них отвернулись, либералы, приди они к власти, отправили бы их в тюрьму, а правые, без сомнения, — повесили. Само их физическое выживание зависело от успеха Ленина.
Решения, принятые большевистским Центральным Комитетом, означали, что большевики готовы были делить власть только с теми партиями, которые согласятся на роль младшего партнера и будут беспрекословно утверждать большевистские резолюции. За исключением четырех месяцев (декабрь 1917-го — март 1918 г.), когда большевики допустили левых эсеров в состав Совнаркома, так называемое «советское» правительство никогда не отражало реального состава Советов: оно было и оставалось правительством большевиков, а Советы использовались лишь для прикрытия и маскировки.
Ленину удалось отбиться от угрозы раздела власти с соперничающими социалистическими партиями, но все еще приходилось иметь дело с требованием ЦИКа, чтобы ему, как советскому парламенту, подчинялись народные комиссары.
ЦИК, избранный большевиками в октябре, претендовал на роль социалистической думы, уполномоченной осуществлять надзор за действиями правительства, формировать кабинет и издавать законы. [Pietsch W. Revolution und Staat. Koln, 1969. S. 63. Старый ЦИК, разогнанный большевиками, продолжал собираться, иногда в открытую, иногда тайно, вплоть до конца 1917 г. (Революция. Т. 3. С. 90-91).]. На следующий день после переворота он начал вырабатывать собственный устав, предполагающий разветвленную структуру пленумов, президиумов и комиссий всякого рода. Ленин считал эти парламентские потуги смехотворными. С первого же дня он игнорировал ЦИК и в издании декретов, и в назначениях на руководящие посты. Вот, например, как был избран новый председатель ЦИКа. После отставки Каменева Ленин решил, что более всего на этот пост подходит Свердлов. У него не было причин опасаться, что ЦИК не одобрит его выбора, но, поскольку не было и абсолютной уверенности, он хотел его обойти. Ленин вызвал Свердлова. «Яков Михайлович, — обратился он к нему, — я хочу просить вас быть председателем ВЦИКа, что вы на это скажете?» По-видимому, Свердлов согласился, поскольку Ленин заявил, что после одобрения партийным ЦК необходимо «тщательно» провести эту кандидатуру большевистской фракцией ЦИКа. Ленин поручил Сверлову пересчитать «заранее все голоса» и лично проследить, чтобы все входящие в ЦИК большевики присутствовали на голосовании31. Все прошло по плану, и 8 ноября Свердлов был «избран» девятнадцатью голосами против четырнадцати. [В описываемом случае левые эсеры голосовали против него (Революция. Т. 6. С. 99)]. Находясь на этом посту вплоть до своей смерти в марте 1919 года, Свердлов всегда обеспечивал утверждение ЦИКом всех партийных постановлений после условного обсуждения.
Сходным образом Ленин проигнорировал ЦИК, подбирая кандидатов для замещения освободившихся (после отставки наркомов) постов в правительстве: он назначил их 8-11 ноября после короткого обмена мнениями с другими большевиками из ЦК и не испросив одобрения ЦИКа.
Однако ему все же приходилось считаться с тем решающим обстоятельством, что ЦИК обладал законодательной властью и правом одобрения или вето при издании правительственных декретов.
В первые две недели нового режима председатель ЦИКа Каменев сумел изолировать Совнарком от Исполкома, не объявляя заранее о его созывах и не оглашая заблаговременно повестку дня. Совнарком издавал декреты, не беспокоясь о том, чтобы заручиться одобрением ЦИКа. Вообще процедура работы правительства была в то время так не отработана, что некоторые большевики, даже не будучи членами кабинета, издавали декреты по своей собственной инициативе, не ставя в известность ни Совнарком, ни Исполком. Два таких декрета привели к конституционному кризису. Одним из них был декрет о печати, принятый правительством в первый же день своего существования 27 октября. Под декретом стояла подпись Ленина, хотя текст подготовил Луначарский (видимо, по инициативе и с одобрения Ленина). [Декреты Т. 1. С. 24—25. Об авторстве Луначарского упоминает Юрий Ларин (Народное хозяйство. 1918. № 11. С. 16-17)]. В этом примечательном документе говорилось, что «контрреволюционная печать» (термин не был определен, но, очевидно, относился ко всем газетам, не признавшим законности Октябрьского переворота) наносит вред и что поэтому необходимо ввести «временные и экстренные меры для пресечения потока грязи и клеветы». Все газеты, выступавшие против новой власти, должны были быть закрыты. «Как только новый порядок упрочится, — следовало далее, — всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода».
Страна уже стала привыкать к произволу, творимому с февраля 1917 года над газетами, к разгрому типографий. Вначале подверглись нападкам и были закрыты «реакционные» издания, вслед за тем, в июле, та же судьба постигла большевистскую прессу. Придя к власти, большевики эту практику узаконили и стали широко использовать. 26 октября Военно-революционный комитет организовал погромы в редакциях оппозиционных органов печати. Было закрыто проводившее твердую антибольшевистскую линию «Наше общее дело» и арестован редактор Владимир Бурцев. Та же судьба постигла меньшевистский «День», кадетскую газету «Речь», правое «Новое время» и право-центристские «Биржевые ведомости». Типографии, в которых печатались «День» и «Речь», были конфискованы и переданы большевистским журналистам32. (Многие из закрытых изданий вскоре стали выходить вновь — под другими названиями.)
Декрет о печати делал заявку на большее: он полностью упразднял независимую печать в России, традиции которой восходили к Екатерине II. Возмущение, вызванное декретом, было чрезвычайным. Дошло до того, что в Москве контролируемый большевиками Военно-революционный комитет декрет аннулировал, объявив 21 ноября, что экстренные меры отменяются и печать вновь пользуется полной свободой33. В ЦИКе Юрий Ларин осудил Декрет о печати и предложил резолюцию о его отмене34. 26 ноября 1917 года «Союз Русских писателей» выпустил одноразовую газету, названную «Газета-протест», на страницах которой крупнейшие русские литераторы излили гнев по поводу этой беспрецедентной попытки подавить свободу слова. В.Г.Короленко писал, что, читая ленинский указ, «краснел от стыда и возмущения»: «кто и по какому праву лишил меня, как читателя и члена местного общества, возможности знать, что происходит в столице в эти трагические минуты? И кто заявляет притязание закрыть мне, как писателю, возможность свободно высказывать согражданам свои мысли об этих событиях без цензорской указки?»35
Предвидя, что эта и подобные меры, особенно в области экономики, вызовут сильное сопротивление Съезда Советов и ЦИКа, большевики приняли еще один закон, регламентирующий взаимоотношения между правительством и Советами. Декрет под названием «О порядке утверждения и опубликования законов» закреплял за Совнаркомом право действовать в качестве законодательного органа: полномочия ЦИКа сводились к ратификации или аннулированию уже вступивших в силу законов. Этот документ, полностью отменяющий условия, на которых Съезд Советов всего за несколько дней до того уполномочил большевиков формировать правительство, был подписан Лениным. Однако из воспоминаний Юрия Ларина, меньшевика, который в сентябре 1917 года перешел на сторону Ленина и сделался его самым влиятельным экономическим советником, нам известно, что подготовил и выпустил декрет именно он, под свою ответственность и даже не поставив Ленина в известность: последний узнал о новом законе, лишь прочтя о нем в официальной «Газете»36.
Декрет Ларина — Ленина должен был действовать только вплоть до созыва Учредительного собрания. До этого момента, говорилось в нем, все законы будут составляться и публиковаться Временным рабочим и крестьянским правительством (Совнаркомом). За Центральным исполнительным комитетом оставлялось право «приостановить, изменить и отменить» эти законы задним числом. [Декреты. Т. 1. С. 29—30. Дату, когда был подписан декрет, нам установить не удалось, в большевистской прессе текст появился 31 октября или 1 ноября 1917 г.]. Этим декретом большевистский Совнарком присваивал себе право законодательной деятельности, аналогичное тому, что даровалось царскому правительству статьей 87 Основных законов Российской империи от 1906 года.
Такая упрощенная процедура, избавлявшая правительство от парламентской «обструкции», могла бы порадовать И.Л.Горемыкина или любого иного консервативного бюрократа старого режима, но вовсе не этого ожидали социалисты от «советского» правительства. ЦИК с возрастающей тревогой следил за развитием событий; он протестовал против нарушения своих полномочий бесконтрольным «хозяйничаньем» Совнаркома и против издания декретов от имени ЦИКа, но без его утверждения37.
