Как преданный шахматист, я признаюсь в легкой симпатии к этому человеку, но мой решающий интерес был направлен на листовки. Взвесив все обстоятельства, я решил сам допросить его, для чего решил привезти его в Берлин. И когда последовало распоряжение сделать это, воцарилось оцепенение не только в офисе прокурора, но также и в гаулейтунге.
Я посадил его в один из специальных подвалов для особо важных политических заключенных, с которыми мы бы хотели сотрудничать. Надо сказать, это не обычный неприятный подвал. У него хороший туалет, окно и приличная кровать. Племянничек не мог покидать помещение, но смею заметить, что после шести месяцев в исправительной тюрьме это должно было казаться ему похожим на люкс в отеле «Кайзерхоф». Плюс приличная еда. На следующий день, когда я закончил с некоторыми делами, его привели ко мне в кабинет.
Он выглядел более худым, чем на фотографии, и его бритая голова не красила его, но в остальном он произвел на меня хорошее впечатление: он не раболепствовал, он просто сел на стул перед моим столом и смотрел прямо на меня. Я ценю это в людях. Я начал говорить с ним в достаточно дружелюбной манере. Я думаю, вы знаете, насколько дружелюбным я могу быть иногда, не так ли?
С. О да, когда вы чего-то хотите или когда вы только что воткнули в меня нож.
М. Я действительно добрый и веселый человек. Когда могу. И, дождавшись, пока я не закончу свою небольшую речь, он сказал, что знает, что меня не интересует его осуждение и что я хотел бы знать о листовках. Поэтому он сказал об этом своей тете, надеясь, что она скажет мне.
Я сказал, что у него было хорошее путешествие, и хороший сон, и если он собирается разыгрывать меня, он почувствует, что не должен был этого делать. Он сказал, что сразу начнет говорить о том, что я хочу услышать. Я оценил четкость и ясность его изложения.
Короче, у него было два друга, с которыми он учился в школе. Один из них – родственник Вагнера, а второй – сын армейского полковника. Обыкновенная школьная дружба, но он был личностью, не похожей на других, и не имел много друзей. Год назад пришла полиция и забрала его по подозрению в краже.
Он говорил в полиции, что ничего не знает о краже, и когда они расспрашивали его, его вдруг осенило, что он видел одну из украденных вещей на стене в комнате своего друга. Тогда перед ним возникла дилемма. Хотя он утверждал, что понятия не имеет о краже, он не мог предать друга. И, к его чести, он хранил молчание до тех пор, пока не узнал, что на него указали именно его прежние друзья, у одного из которых был обнаружен шикарный пистолет. «Это у меня от него», – сказал он, и кто будет сомневаться в словах человека, у которого в политическом мире большие связи? Для меня стало очевидно, что единственной целью полиции и прокурора было осудить этого молодого человека быстро и четко и тогда это дело не привлечет дополнительного внимания.
С одной стороны, адвокат, который знал, где ему намажут хлеб маслом, благоговеющий перед судом, амбициозные полицейские чиновники, с другой – молодой человек, который отправился в тюрьму. А тем временем его друзья продолжили высшее образование в безопасной удаленности от линии фронта, получив освобождение от призыва.
Коррупция и несправедливость, конечно, типичны для любого правительства в любое время. Привилегии мистера Менкена, как вы сказали. Я уверен, что вы также имеете подобный опыт в вашей абсолютно свободной стране.
С. Значит, он был невиновен?
М. Он был человеком, который, возможно, будет помогать мне в деле с листовками. Он сказал, что его так называемые друзья, которые, как выяснилось, были ворами, учились в университете в Мюнхене и знали некоторых студентов, которые, по всей видимости, были втянуты в антиправительственную деятельность. Студенты часто бывают недовольны правительством и его политикой. Вопрос в том, кто были это недовольные люди. Родственник Вагнера тоже принадлежал к ним? Знает ли человек, сидящий напротив меня, подобных людей? Каковы были его связи со студентами Мюнхенского университета? Нет, он никогда не встречал этих людей, или по крайней мере он не был представлен никому, кто был вовлечен в распространение листовок. У него не было денег, чтобы идти в университет, и он работал, чтобы поддержать свою мать, которая жила на пенсию после смерти во Франции мужа.
Он мог бы, конечно, получить ссуду, но его мать настояла на том, чтобы он работал. Она была прекрасной матерью. Как только у ее сына начались проблемы с законом, она отказалась от него.
Но к делу. В университете было огромное количество студентов, и гестапо в Мюнхене просто не могло следить за ними всеми.
Я оценил мой источник информации – я рассматривал его теперь как источник. И наше общение с ним больше походило на разговор, чем на допрос.
Он казался умным, с ясной головой и полный решимости не только не возвращаться в тюрьму, но и отомстить тем, кто его туда отправил.
Я прямо спросил его, станет ли он мне помогать, просочившись в одну из этих студенческих групп, дабы узнать о людях с листовками. Я сказал, что он будет условно свободен и должен будет докладывать обо всем мне и моему человеку в Мюнхене. Как вы понимаете, ректор университета был человеком СС, так что мы без проблем могли определить его в учебное заведение.
Я объяснил ему, что, если он нам поможет, я бы сделал его свободу постоянной, а его судимость была бы аннулирована. Я также сказал, что, если он хорошо справится с работой, я позабочусь о том, чтобы он закончил учебу в университете.
С. Я полагаю, он согласился?
М. Что еще он мог сделать? Но он по-прежнему хотел прояснить некоторые пункты.
Я сказал, что если мы, заметьте, я использовал здесь множественное число… это указывало на мое сотрудничество с ним… если нам удастся доказать, что он невиновен, мы освободим его от судимости, и если мы сможем доказать, что другие виновны, я позабочусь о том, чтобы они были наказаны, но моим способом, а не его.
Ведь не мог же я нападать на родственников одного из сподвижников фюрера, не так ли?
Короче говоря, он согласился, и когда его волосы немного отросли, мы внесли его в списки учащихся университета. Сначала ему надо было объяснить его друзьям, что он освобожден по амнистии фюрера, потому что его отец героически сражался во Французской кампании. Затем он должен помириться с ними, сделав вид, что поверил их лжи о том, что их били в гестапо, чтобы они обвинили его. Мне приятно отметить, что он был не только общительным со студентами, для этого мы давали ему деньги, но и хорошо успевал на занятиях. Я ценю тех, кто сам движется вперед, поверьте мне. Он держал слово и скоро познакомился с теми, кто был связан с листовками.
Так, он посещал курс философии профессора Губера, гражданина Швейцарии, и начал выступать против правительства, философски обоснуя это. Это привлекло Губера, который в конце концов решил, что мой человек подходит для того, чтобы ввести его в маленький круг активных студентов. Причем, отмечу, что внедриться сверху была его оригинальная идея. Он сказал мне, что в пивных барах Швабинга имя Губера упоминается как духовного и интеллектуального врага правительства и почему бы не начать с него.
В середине февраля 1943 года банда начала разбрасывать по университету пораженческие и изменнические листовки.
В это время наш человек идентифицировал десять или около того конспираторов, но, это довольно забавно, университетский вахтер был одним из тех, кто видел, как они распространяли листовки, и донес на них сразу же. Мы взяли почти всех. Между прочим, эти люди из «Белой Розы» имели прямую связь со Штауффенбергом в Берлине и через него с группой «Свободная Германия» в России.
С. Их всех повесили, насколько я понимаю.
М. Нет, некоторым отрубили голову. Некоторые были очень молоды, и им смягчили приговор и одного вообще отпустили. Как ни странно, это был юный Карнак, чей старший брат был одним из тех, кого я привлек вместе с компанией «Красная Капелла» и который был казнен. Фрайзлер[73] решил, что младший брат достаточно страдал и, кроме того, был политически лоялен по отношению к государству. Его отпустили, другие получили очень легкие приговоры, и некоторые потеряли свои головы в Штадельхайме. В конце концов, это очень быстрый способ умереть. Грязно, но быстро.
С. А ваш фальшивый студент?
М. Неверно: мой настоящий студент. Он прекрасно учился в университете, и я сдержал слово. Все документы его дела были уничтожены, даже последняя фотография и комплект отпечатков пальцев. Вы знаете, что я держу слово, не так ли?
С. Я могу в это поверить. Что произошло с родственниками Вагнера?
М. Родственники? Ох, с теми? Их выбросили из университета, и как-то я определил их в часть СС, которая сражалась на Восточном фронте. Преподал им урок, но он на самом деле был очень коротким.
