Но со времен Сталина были и другие источники появления постановлений: это когда инициатива шла «снизу вверх». Главный конструктор предлагал создать нечто совершенно необычное, эффективное, гарантирующее нашей науке и технике приоритет, но при условии, что будет выпущено специальное постановление ЦК КПСС и Совета Министров. Это было необходимо для финансирования, получения различных благ, привлечения кооперации заводов и т.д. Рекордсменом по выпуску предложений по инициативе «снизу» был генеральный конструктор Челомей. Боевую межконтинентальную ракету УР-100 и тяжелую УР-500 ему приказали разрабатывать только после того, как он сам их предложил и разработал проект постановления. Далее он предлагает «ИС» – истребитель спутников и орбитальную пилотируемую станцию «Алмаз» для космической разведки.
По всем этим предложениям «снизу» выходили постановления, из текста которых неосведомленный человек не мог понять, то ли все видящий, все понимающий мудрый генсек сам догадался, что надо это делать, то ли генеральный конструктор «соблазнил» высшее политическое руководство страны поручить ему эту разработку.
Конкуренция между школами Королева, Янгеля, Челомея, Надирадзе существовала в условиях тоталитарного государства и отсутствия пресловутой рыночной экономики. Была конкуренция и между смежниками – разработчиками систем для головных главных.
В научно-техническом плане такая конкуренция государством поощрялась и приносила свои положительные результаты.
Не только наш опыт, но и опыт Китая, рыночных США, Японии, Англии и Франции показывает, что компетентное твердое государственное руководство и жесткий контроль для создания больших техногенных систем оборонного или крупномасштабного экономического значения совершенно обязательны.
Сферой деятельности заместителей главного конструктора были также неформальные обсуждения в кабинетах Кремля, ЦК и министерствах технической политики по наиболее актуальным проблемам. Для начала полагалось выслушать, какие мы все нехорошие, как много у нас сорванных сроков, в умах нет ясности, в планах – многотемность, в проектах нет перспективы и целеустремленности, на испытаниях – дисциплины, к смежникам не хватает требовательности и, вообще, все наши работы провалены.
Работники аппарата, если в их кабинете не было посторонних, позволяли себе высказывать то, что они на самом деле думали о поведении главного конструктора Мишина или генерального – Челомея. Иногда они намекали, что удивляются нашему долготерпению по поводу вражды между Мишиным и Глушко.
Когда такие разговоры раздражали, я прикидывался простачком и возражал:
– Зачем вы их критикуете заочно? Вы – власть, доложите более высокой власти, наведите порядок, если вам все ясно. Мне и, как я понимал, другим замам объясняли:
– В своем доме вы сами должны наводить порядок. Мы можем только помогать. Управдом должен обеспечить работу мусоропровода, но убирать квартиру должна хозяйка.
Посещение высоких кабинетов удовлетворяет, с одной стороны, чувство тщеславия – «я причислен к немногим людям, которых сюда приглашают», а с другой стороны, испытываешь некий дискомфорт от чувства своей второсортности по сравнению с заседающей здесь элитой. Аппарат признает твой талант, высокие ученые и прочие звания, но дает тебе почувствовать, даже при самой радушной встрече, что он, аппарат, все-таки стоит над тобой.
Новый 1971 год был богат совещаниями, на которых снова обсуждались пути развития космонавтики. Готовилось совещание в ЦК по перспективам орбитальных станций и состоянии работ по H1. Мы предварительно собрались у Мишина для выработки платформы, с которой следует выступать. На «репетиции» я попытался сформулировать мысли, которые излагал минут тридцать, пока
Мишин меня не перебил: «Ты говоришь много правильного, но это для студентов. Устинову говорить такие истины бесполезно. Дядя Митя теперь уже не тот, что прежде».
Что же я успел сказать?
Вот что сохранилось в записной книжке:
«Более года мы работаем над созданием первых орбитальных долговременных станций. ДОС-1 в ближайшие дни будет отправлена на полигон, ДОС-2 прибывает в КИС для прохождения заводских испытаний. Более чем годовой опыт работы дает возможность сделать ряд важных выводов и предложений. После окончания работ над ДОСами № 1 и №2 мы должны сосредоточить усилия на следующем, более совершенном поколении станций. В сотрудничестве с филиалом ЦКБМ, институтом Иосифьяна, НИЦЭВТом, зеленоградским центром микроэлектроники, академической наукой, военными институтами и всей остальной кооперацией мы должны создать станцию, которая может выполнять основные задачи „Алмаза“ и в то же время проводить работы в интересах фундаментальной науки и народного хозяйства. Первое требование – работоспособность в космосе не менее одного года, малый расход рабочего тела при точной ориентации – пять-десять угловых минут в орбитальной системе и одна-две угловые секунды при точной ориентации по звездам.
Благодаря своей бескарданной системе точной ориентации и сверхточной стабилизации научных инструментов такая станция будет выполнять широкий спектр научных задач. Если мы создадим такую станцию в 1973-1974 годах, она будет использоваться для отработок в космосе основных систем будущей МКБС.
МКБС следует планировать на 1975-1976 годы. За 1971 год мы должны понять, что мы хотим от МКБС. ДОСы № 1, № 2, а затем № 3 дадут богатый опыт. Кардинальным вопросом будет проблема искусственной тяжести. Пока можно утверждать, что если человек сохраняет работоспособность в невесомости в течение 20-30 суток, то этого достаточно для обеспечения работоспособности станции. Надо ввести сменность экипажей. При хорошей подготовке на Земле 90% задач можно решать автоматическими или полуавтоматическими средствами. Я не вижу оборонных задач, требующих постоянного присутствия человека на орбите.
Другое дело – научные задачи. Вынос в космос большой и хорошо оснащенной лаборатории с квалифицированными учеными-исследователями может привести к фундаментальным открытиям, которые обеспечат приоритет нашей науки и, возможно, приведут к далеко идущим последствиям по использованию космического пространства.
В наше время трудно быть пророком по новым научным открытиям. Однако опыт истории науки учит, что недооценка возможности быстрого практического использования результатов фундаментальных исследований может привести к трагическим последствиям.
В 1933 году патриарх ядерной физики Резерфорд высмеял мысль о практическом использовании ядерной энергии. Это охладило пыл многих ученых. А всего через семь лет Эйнштейн в своем знаменитом письме к Рузвельту потребовал немедленно начать практические исследования в широких масштабах с целью создания атомной бомбы. Мир был спасен только потому, что ученые, доказавшие экспериментально возможность возникновения цепной реакции, бежали из фашистской Германии, Италии и Венгрии.
Спор о роли или преимуществах человека и автомата в космосе зачастую носит субъективный или схоластический характер. Намного дешевле на Луну отправлять автоматы на луноходах. Но даже «Луна-16», будь она три раза успешно повторена, не способна дать тех сведений и произвести те наблюдения, которыми человечество обогатилось после того, как с Луны вернулись шесть человек.
Очень велик и приоритетный политический фактор. Человек должен привыкать и учиться существовать в космосе, в новой для него среде. Никакие автоматы не способны были заменить людей на первой станции «Северный полюс-1» в 1937 году. После Великой Отечественной войны скептиков по освоению Арктики не осталось. Теперь мы гордимся достижениями в деле освоения Арктики.
Необходимо решить и проблему искусственной тяжести. Гораздо выгоднее воспользоваться естественным спутником – Луной и ее естественной тяжестью. На ней проводить длительные исследования в широком аспекте военных и научных проблем, вместо того чтобы ломать голову над конструкциями искусственной тяжести на МКБС. Мы накопили свой богатый опыт, но нельзя игнорировать и американский опыт. Пора вернуться к идеям долговременных лунных баз. Такая задача ставилась еще во времена Королева и записывалась в постановлениях ЦК КПСС и Совмина.
На лунную базу исследователей можно отправлять на два-три месяца, а может, и на полгода. Эта идея вполне реальна для современного уровня техники. Основная трудность, вероятно, будет не в создании самой базы, а в транспортной системе, в первую очередь, надежном носителе.
А что делать на Луне до этого?
Уже в 1972 году надо соединить программу Л3 с программами луноходов и создать проект «Лунная орбитальная станция – лунный корабль – луноходы». Для этого нужно преодолеть психологический барьер – соединить разные программы, разных главных, как мы поступали, соединив программы ДОСа, «Алмаза» и «Союза».
