17-го июля я пришел на дежурство в 8 часов утра; предварительно я зашел в казарму и здесь увидел мальчика, состоявшего в услужении при царской семье (Леонида Седнева). Появление мальчика меня очень удивило, и я спросил: “Почто он здесь?” (почему он здесь). На это один из товарищей – Андрей Стрекотни, к которому я обратился с вопросом, только махнул рукой и, отведя меня в сторону, сообщил мне, что минувшей ночью убиты Царь, Царица, вся их семья, доктор, повар, лакей и состоявшая при царской семье женщина.
По словам Стрекотина, он в ту же ночь находился на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа и видел, как в его смену (а он должен был дежурить с 12 часов ночи до 4 часов утра) сверху привели вниз Царя, Царицу, всех царских детей, доктора, двоих служителей и женщину и всех их доставили в ту комнату, которая сообщается с кладовой.
Стрекотни мне объяснил, что на его глазах комендант Юровский вычитал бумагу и сказал: “Жизнь ваша кончена”. Царь не расслышал и переспросил Юровского, а Царица и одна из царских дочерей перекрестились.
В это время Юровский выстрелил в Царя и убил его на месте, а затем стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев.
Из рассказа Стрекотина я понял, что убиты были решительно все.
Сколько было выстрелов произведено во время расстрела, не знаю, не спрашивал.
Нет, припоминаю, что в разговоре заметил Стрекотину: “Пуль ведь много должно оставаться в комнате”, и Стрекотни мне ответил: “Почто много? Вон служившая у Царицы женщина закрылась от выстрела подушкой, поди в подушке пуль много застряло”.
Тот же Стрекотни, между прочим, сказал мне, что после Царя был убит “черноватенький” слуга: он стоял в углу и после выстрела присел и тут же умер.
Других подробностей касательно расстрела я не знаю.
Выслушав рассказ, я сказал: “Сколько народу перестреляли, так ведь крови на полу должно быть очень много”. На это мое замечание кто-то из товарищей (кто именно, не помню) объяснил, что к ним в команду присылали за людьми, и вся кровь была смыта.
В этот раз беседовать дольше мне не пришлось, так как нужно было идти на караул. Отбыв дежурство, я вернулся в казарму, и тогда мне объяснили, что, вероятно, нам придется идти “на фронт”. Я сказал, что на фронт не пойду, так как “не рядился” на это, а рядился только служить в караульной команде при доме особого назначения.
Поговорив немного об этом, снова свели речь про убийство Царя и его семьи; находившийся в это время в казарме шофер Люханов объяснил, что всех убитых он увез на грузовом автомобиле в лес” добавив, что кое-как выбрался: темно да пеньки по дороге. В какую сторону были увезены убитые и куда девали их трупы – ничего этого Люханов не объяснил, а я сам не спросил.
Тогда я заинтересовался еще узнать, как вынесли убитых из дому, полагая, что опять-таки при переноске окровавленных тел должно оставаться много кровяных следов; кто-то из команды (кто именно – не помню) сказал, что вынесли трупы через черное крыльцо во двор, а оттуда – на автомобиль, стоявший у парадного крыльца; говорили, что тела выносили на носилках; сверху тел были чем-то закрыты: следы крови во дворе заметали песком.
В течение 18, 19, 20 и 21 числа июля как из помещений, занимаемых царской семьей, так и из кладовых и амбаров, увозили на автомобиле царские вещи. Увозом вещей распоряжались два молодых человека – помощники Юровского; вещи увозили на вокзал, так как уже советское начальство решило покинуть Екатеринбург, ввиду приближения чехословаков.
По поводу убийства царской семьи мне еще передавал австриец по имени Рудольф, прислуживавший коменданту, что комендант в ту ночь предупреждал его, чтобы он не боялся, если услышит что-нибудь ночью”.
Охранник Филипп Полиевктов Проскуряков – также родом из Сысертского завода. Пошел в охрану из-за жалованья. Был в составе охраны до последнего момента и ушел вместе с другими охранниками на фронт, но сбежал оттуда и вернулся в Екатеринбург, где был разыскан агентом Алексеевым.
Так записано его объяснение у Алексеева:
“Я, агент Уголовного Розыска Алексеев, расспрашивал задержанного Филиппа Проскурякова по обстоятельствам дела, причем он, Проскуряков, отзывался полным незнанием чего-либо по данному делу, объяснив, что он на охране Ипатьевского дома, где помещался Царь с семьею, совсем не был и ничего по этому делу не знает. Был он мобилизован в числе других на охрану Ипатьевского дома, но дорогой сбежал и на охране не был.
При дальнейшем же расспросе его на следующий день 22 февраля с предъявлением Павлу Спиридонову Медведеву, который уличил его, что он дал несправедливое показание о том, что он не был на охране Ипатьевского дома и что он, Филипп Проскуряков, был до конца пребывания Царя с семьею на охране этого дома, он, Проскуряков, изменил свое первоначальное показание и объяснил, что он действительно был на охране Ипатьевского дома, где находился Царь с семьею, но ничего по делу не знает, и где находится Царь и его семья, ему неизвестно. Живы они или нет, не знает.
При расспросе далее обо всех подробностях пребывания его на охране в доме Ипатьева он, Проскуряков, еще уклонялся от дачи каких-либо существенных сведений по делу и, наконец, подтвердил лишь то обстоятельство, что Павел Медведев вечером, какого числа, не упомнит, незадолго до оставления большевиками города Екатеринбурга приходил в караульное помещение, где находилась охрана дома, и в числе охранников был он, Проскуряков, и предупреждал охрану, что в эту ночь будут выстрелы, чтобы они не тревожились и были в то же время наготове на всякий случай, причем сказал, что в эту ночь будет расстрел семьи. Что происходило в эту ночь, он, Проскуряков, не знает, так как после прихода Медведева лег спать на печь в караульном помещении и проспал всю ночь. Утром слышал от красноармейца Андрея Старкова, что семью увезли из дома.
При последующем расспросе Проскуряков еще изменил свое показание в последней части и объяснил, что слышал от красноармейцев, бывших на охране дома, что Царя Николая II и его семью расстреляли и увезли куда-то на автомобиле. При этом Проскуряков объяснил, что сам он Николая II и его семью тогда не видел, действительно ли они расстреляны и вывезены, не знает, трупов он их не выносил и кровь замывать в комнате расстрела в числе других лиц не ходил. Наряжал ли Медведев охрану выносить трупы и замывать кровь в комнате расстрела, не слыхал.
Наконец, на спрос мой, агента Уголовного Розыска, 28 февраля он, Проскуряков, подтверждая свои прежние показания в отношении того, что он ничего по данному делу не знает и что были ли расстреляны в ночь на 17 июля нового стиля Царь Николай II и его семья, ему неизвестно, добавил, что в то время, когда было это происшествие, он, Проскуряков, вместе с красноармейцем Егором Столовым, бывшим на охране Ипатьевского дома, были посажены разводящим Павлом Медведевым в баню при караульном помещении, где сидели два дня под арестом за то, что напились пьяны, а потому он, Проскуряков, и не знает, что происходило в ту ночь в доме Ипатьева, где находился Царь и его семья”.
Проскуряков объяснил у меня на допросе:
“Убийство их произошло в ночь со вторника на среду. Числа я не помню. Я помню, что в понедельник мы получили жалованье. Значит, это было 15 числа в июле месяце, считая по новому стилю. Нам жалованье платили два раза в месяц: 1-го числа и 15-го каждого месяца. На другой день после получки жалованья, значит, во вторник 16 июля до 10 часов утра, я стоял на посту у будки около Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Егор Столов, с которым я вместе жил в одной комнате, стоял тогда в эти же часы в нижних комнатах дома. Кончив дежурство, мы со Столовым пошли попьянствовать. Напились мы со Столовым денатурату и под вечер пришли домой, так как нам предстояло дежурить с 5 часов.
Медведев увидел, что мы пьяные, и посадил нас под арест в баню, находившуюся во дворе дома Попова. Мы там и уснули. Спали мы до 3 часов ночи (по солнечному времени 1 час). В 3 часа ночи к нам пришел Медведев, разбудил нас и сказал нам: “Вставайте, пойдемте!” Мы спросили его: “Куда?” Он нам ответил: “Зовут, идите!”
Я потому Вам говорю, что было это в 3 часа, что у Столова были при себе часы, и он тогда смотрел на них. Было именно 3 часа. Мы встали и пошли за Медведевым.
Привел он нас в нижние комнаты дома Ипатьева. Там были все рабочие охранники, кроме стоявших тогда на постах.
В комнатах стоял как бы туман от порохового дыма и пахло порохом. В задней комнате с решеткой в окне, которая рядом с кладовой, в стенах и полу были удары пуль. Пуль особенно были много (не самых пуль, а отверстий от них) в одной стене, той самой, которая изображена на предъявленной мне Вами фотографической карточке, но были следы пуль и в других стенах. Штыковых ударов нигде в стенах комнаты не было. Там, где в стенах и полу были пулевые отверстия, вокруг них была кровь; на стенах она была брызгами и пятнами; на полу – маленькими лужицами. Были капли и лужицы крови и во всех других комнатах, через которые нужно было проходить во двор дома Ипатьева из этой комнаты, где были следы от пуль. Были такие же следы крови и во дворе к воротам на камнях.
