А по телефону в Кремль уже пытался прорваться адмирал Кузнецов: немцы бомбили Севастополь. В половине четвертого ночи сообщение о налете на Минск и Киев получили Тимошенко с Жуковым. У последнего был телефон дачи Сталина, и вождь был разбужен. Сталин приказал через час быть у него в кабинете в Кремле, куда Поскребышев уже созывал членов Политбюро. «Собрались все члены Политбюро. Сталин с белым лицом сидел за столом. В руках у него была набитая табаком трубка».
Между тем около трех ночи 22 июня в секретариат Молотова позвонили из германского посольства с просьбой о приеме. Кабинет Молотова находился в двух-трех минутах от кабинета Сталина, он выходил углом на колокольню Ивана Великого. Здесь, видя русские святыни, Молотов услышал слова германского объявления войны.
Глава 8
НАШ САМЫЙ СТРАШНЫЙ И ЛУЧШИЙ ЧАС
Хотя и мы чувствуем слабость в коленях… Противник находится в еще худшем положении.
Генерал Гальдер, 13 ноября 1941 г.
Германская декларация об объявлении войны превосходит даже прежние лживые немецкие документы. В ней говорится, что в то время как Германия лояльно выполняла положения советско-германского договора, Советский Союз постоянно нарушал его, прибегая к «саботажу, терроризму и шпионажу» против Германии. Советский Союз подрывал «германские попытки установить стабильный порядок в Европе». Советскому Союзу вменялись в вину попытки закулисного сговора с Британией «с целью выступления против германских войск в Румынии и Болгарии… Все русские войска были сконцентрированы на широком фронте от Балтики до Черного моря, угрожая рейху… Из Англии получены сообщения относительно переговоров посла Криппса о более тесном сотрудничестве между Англией и Советским Союзом.
Суммируя все это, правительство рейха заявляет, что Советское правительство, вопреки взятым на себя обязательствам,
1) не только продолжало, но интенсифицировало свои попытки подорвать позиции Германии и Европы;
2) проводило все более и более антигерманскую внешнюю политику;
3) сконцентрировало все свои силы в состоянии боевой готовности на германской границе. Тем самым советское правительство нарушило свой договор с Германией и готовится атаковать Германию с тыла в то время, когда та борется за свое выживание. Фюрер вследствие этого приказал германским вооруженным силам устранить угрозу всеми имеющимися в их распоряжении средствами».
Геббельс записал в дневнике: «Мы должны победить и сделать это быстро». При этом Геббельс отдал приказ не публиковать крупномасштабные карты Советского Союза, чтобы не нервировать население.
Германия наносит удар
Переодетые в крестьян артиллеристы в Восточной Пруссии подвозили последние артиллерийские снаряды. Радиомолчание сохранялось на огромной территории от Балтийского до Черного моря. С орудий снимали маскировочные сети. Конские упряжки подвозили орудия к границе. Здесь уже находились офицеры-корректировщики. В свои бинокли они хорошо видели советских пограничников. Чуть в отдалении офицеры поднимали бокалы с шампанским. Солдатам раздали разговорники с русскими фразами. Из немецких позиций слышались звуки аккордеона. Читавшие Коленкура офицеры размышляли над задачей, решение которой не далось Наполеону. Они были задумчивы — слишком велика страна, на которую они вскоре обрушат смерть. Русские наблюдательные пункты, лагеря и палатки были молчаливы.
Первый залп германской артиллерии раздался в три часа двенадцать минут по берлинскому времени.
Шуленбург зачитал текст германской декларации Молотову на рассвете. Нарком был у Сталина, когда пришло сообщение об экстренной просьбе германского посла о встрече. Очень вероятно, что Сталин ждал ультиматума германской стороны, он созвал членов Политбюро. Молотов отправился в свой кабинет, который был в сотне метров, чтобы встретить германского посла. Услышав зачитанный Шуленбургом текст, Молотов долго молчал, затем сказал: «Это война. Вы считаете, мы ее заслужили?» Посол Германии (который будет позже казнен в связи с заговором против Гитлера 20 июля 1944 г.) был сторонником бисмарковской линии избежания войны с Россией, он читал объявление войны со слезами на глазах. От себя он осмелился добавить, что не одобряет решения своего правительства.
В германской столице посол В. Деканозов приложил много сил, чтобы встретиться с Риббентропом во второй половине дня 21 июня. Он многократно звонил на Вильгельмштрассе с целью договориться о встрече с рейхсминистром — из Кремля ему было поручено вручить еще один протест по поводу нарушения немцами воздушного пространства СССР. Ему отвечали, что министр находится за пределами Берлина. Наконец, последовало сообщение, что Риббентроп примет его в два часа ночи 22 июня. Деканозов прибыл в точно назначенный час. В огромном кабинете рейхсминистра полоса узорчатого паркета вела к затерявшемуся в углу столу. Бронзовые статуэтки стояли у стен. Его встретил Риббентроп, который, по словам переводчика Шмидта, «никогда еще не был таким взволнованным».
Шмидт вспоминает: «Он ходил по своему кабинету взад и вперед, как загнанное животное… Вошел Деканозов и, ничего не подозревая, протянул свою руку Риббентропу. Мы расселись, и Деканозов приступил к порученным ему вопросам, нуждавшимся в разъяснении. Но как только он начал, Риббентроп с каменным выражением лица прервал его словами: «Сейчас это не вопрос». Переводчик Бережков отметил, что «лицо Риббентропа опухло и покраснело, глаза стали тусклыми и невыразительными». Бережков подумал о действии алкоголя.
Риббентроп вручил послу копию документа, который в это время Шуленбург читал Молотову. В настоящий момент, сбивчиво сказал Риббентроп, германские войска предпринимают «военные контрмеры» на советской границе. «Враждебное отношение Советского правительства и концентрация советских войск на восточной границе Германии, представляющая серьезную угрозу, вынудили правительство Третьего рейха предпринять военные контрмеры». Затем министр неожиданно быстро встал и проговорил о поручении фюрера — он «поручил мне официально проинформировать вас о предпринятых нами оборонительных мерах».
Как пишет Шмидт, пораженный посол довольно быстро пришел в себя и выразил «глубокое сожаление» по поводу происходящего: «Вы пожалеете о том, что совершили это разбойное нападение на Советский Союз. Вы за это дорого заплатите». Возложив ответственность на Германию, он «поднялся, поклонился и покинул комнату, не пожав руки». Провожая посла, Риббентроп шептал: «Я был против этого нападения». У советского посольства на Унтер-ден-Линден войска СС уже оцепили комплекс посольских зданий. Все телефонные линии были отключены. Радио же Москвы передавало обычные мирные вести. Офицеры НКВД и ГРУ на верхнем этаже посольства за тяжелой бронированной дверью жгли в специальных печах секретные документы.
Впрочем, и здесь нацизм остался верен себе. Канонада на советской границе началась за полчаса до предъявления германской ноты в обеих столицах. Получив германскую декларацию, Молотов поспешил в расположенный в Кремле неподалеку кабинет Сталина, где на него обратились взоры всех членов Политбюро. Сталин опустился на стул, словно силы покинули его. Похоже, на этот раз мастера психологической интриги обошли. В своем дневнике генерал-полковник Гальдер пишет, что «русские попросили Японию быть посредником в политических и экономических отношениях между Россией и Германией».
Последняя интрига Кремля была феерической. Сталин, так долго ждавший немецкого ультиматума, решил сам проявить инициативу. Вместе с Берией и Молотовым он обсудил возможность повторения Брест-Литовска в новых очертаниях: отдать Германии значительную часть Украины, Белоруссии и всю Прибалтику. Посредником попросили быть вызванного в Кремль посла Болгарии И. Стоянова. Тот оказался большим оптимистом, чем его собеседники: «Даже если вам придется отступить до Урала, вы все равно в конце концов победите». И только когда это последнее дипломатическое усилие не дало результатов, на войну в Москве стали смотреть как на неотвратимое историческое испытание. Только когда стало окончательно ясно, что попытки восстановить статус кво анте беллум бессмысленны, советское правительство объявило о нападении Германии.
Заявление Гитлера было прочитано немецкому народу Геббельсом в семь часов утра ярким утром 22 июня. «Принужденный месяцами молчать наконец получаю возможность высказаться свободно. Германский народ! В этот момент начинается марш, который по своим масштабам может быть сравнен с величайшими, виденными миром. Я решил сегодня вручить судьбу и будущее рейха и нашего народа в руки наших солдат». Гитлер, раньше стращавший силой России, теперь говорил только о ее слабости. Шести недель было достаточно для разгрома Франции, чья армия считалась сильнейшей в мире; с Россией дело пойдет легче. Гитлер утверждал, что Россия не обладает даже той силой, которой обладала во время Первой мировой войны. Ее экономическая система находится в состоянии хаоса, коммунистическая диктатура вызывает ненависть. «Нужно только громко хлопнуть дверью».
