Фадеев, не мешкая, стал реализовывать указания Сталина и на состоявшемся в июне 1947-го пленуме правления СП резко выступил против "низкопоклонства", объявив при этом его "родоначальником" великого русского филолога Александра Веселовского (1838-1906)... И эту инициативу Фадеева первыми подхватили в своих обличительных статьях два чиновных литератора еврейского происхождения и. о. директора Института русской литературы ("Пушкинский Дом") Л. А. Плоткин и зам. директора Института мировой литературы В. Я. Кирпотин31. Статью Кирпотина подверг основательной критике виднейший филолог академик В. Ф. Шишмарев32, автор изданной в 1946 году книги "А. Н. Веселовский и русская литература", однако в следующем же номере журнала "Октябрь" (1948, № 1, с. 3-27) Кирпотин выступил с совсем уж разгромной статьей под длиннейшим заглавием "О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом, об Александре Веселовском и его последователях и о самом главном" (тогда же В. Ф. Шишмарев был снят с поста директора Института мировой литературы). Но, согласно библейским словам, кто сеет ветер, тот пожнет бурю, и спустя год, в 1949-м, оба обличителя, Кирпотин и Плоткин, сами подверглись суровому осуждению именно за "низкопоклонство"...
И, что касается 1947 - 1948 годов, можно привести множество подобных фактов. Как известно, одной из мишеней позднейшей - 1949 года - атаки на "низкопоклонство" и "антипатриотизм" были театральные критики еврейского происхождения,- в том числе весьма влиятельный И. Л. Альтман. Он единственный из "обличаемых" по этому "делу" - был исключен из Союза писателей и, более того, с 5 марта (то есть со дня смерти Сталина!) до 29 мая 1953 года находился под арестом33. Но именно этот самый Альтман 25 февраля 1948 года опубликовал в "Литературной газете" крайне "разоблачительную" статью о книге выдающегося русского театрального деятеля Василия Сахновского "Мысли о режиссуре". Василий Григорьевич был до революции одним из руководителей знаменитого театра В. Ф. Комиссаржевской, а с 1926 года - режиссером Московского Художественного театра. И вот что писал о его книге И. Л. Альтман:
"Широкое обсуждение книги В. Г. Сахновского "Мысли о режиссуре" во Всероссийском театральном обществе и Государственном институте театрального искусства привлекло к себе внимание нашей театральной общественности... Задача режиссеров, театроведов и педагогов ГИТИС (Государственный институт театрального искусства.- В. К.) заключалась прежде всего в том, чтобы дать правильную оценку глубоко ошибочной, вредной книге. Этого, к сожалению, не произошло... в выступлениях режиссеров и театроведов не было серьезной попытки проанализировать "Мысли о режиссуре" с принципиальных позиций марксистско-ленинской эстетики. За исключением А. Мацкина и Е. Холодова (оба в следующем, 1949 году будут обвинены в "антипатриотизме"! В. К.), никто не постарался вскрыть порочную методологию режиссера, историка, театроведа, автора многих работ В. Г. Сахновского... Книга "Мысли о режиссуре" - характерный пример рабского подражательства, экзальтированного и буквально самозабвенного преклонения перед реакционной, формалистской эстетикой буржуазного Запада". И характернейшее "обвинение": "Не случайно поэтому Сахновский игнорирует искусство великих русских мастеров..." (!)
Иоганн Львович завершил свою статью следующим грозным приговором: "Многие наши театроведы... пробавляются эклектической окрошкой из декадентских театральных теорий... Редакция газеты "Советское искусство" не занимается вопросами эстетики театра. Решение ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. отмечало крупнейшие недостатки театральной печати и особенно "Советского искусства". Положение за это время не улучшилось. Яркий образец - вредные статьи "Советского искусства" в защиту реакционной книги В. Г. Сахновского"34.
Кстати сказать, в том же самом номере "ЛГ" от 25 февраля 1948 года выступил имевший впоследствии широкую популярность, а тогда еще, в сущности, начинающий литератор еврейского происхождения З. С. Паперный, воспитанник известного ИФЛИ. Одобрив в целом работы деятелей литературной науки Н. К. Пиксанова, С. П. Бычкова, Н. Л. Бродского и Я. Е. Эльсберга (двое последних евреи), он обрушился с крайне резкими обвинениями на В. И. Чичерова, С. М. Петрова и А. Г. Цейтлина (еврея). По его словам, в работе Чичерова нет анализа "самобытного русского эпоса, связанного с развитием русской жизни и государственности... Верный и последовательный ученик А. Н. Веселовского, В. Чичеров превзошел даже своего учителя; сам Веселовский не заходил так далеко в безоговорочном и бесцеремонном отрицании своеобразия русского фольклора!"
Далее в сочинении З. С. Паперного читаем: "Давая блестящую и сокрушительную отповедь кадетскому сборнику "Вехи"... Ленин писал о "полнейшем разрыве... с русским освободительным движением... со всеми его коренными традициями". Эти ленинские слова невольно вспоминаешь, читая статью А. Цейтлина о русском общественно-психологическом романе, написанную, правда, сорок лет спустя после появления "позорно знаменитой книги", но по духу своему вполне продолжающую ее антидемократические традиции..." и т. д.
Словом, начатая весной 1947 года борьба с "антипатриотизмом" до определенного времени - до последних месяцев 1948-го - явно не имела противоеврейского характера. Это очевидно как из того факта, что самым суровым нападкам по этой линии подвергались деятели культуры и науки русского происхождения, так и из того, что среди застрельщиков борьбы с "низкопоклонством" было множество людей еврейского происхождения, которые "обличали" и русских, и своих соплеменников.
В 1948 году я поступал на филологический факультет Московского университета и потому еще в последних классах школы достаточно внимательно следил за ходом дискуссий и "кампаний" в сфере литературы и культуры (до сих пор у меня сохранились многочисленные вырезки из газет и журналов 1946-го и последующих лет) и могу свидетельствовать, что вплоть до 1949 года нападкам подвергались главным образом деятели науки и культуры русского происхождения - уже упомянутый академик В. Ф. Шишмарев, академики В. В. Виноградов, А. С. Орлов, действительный член Украинской Академии наук А. И. Белецкий, профессора В. А. Десницкий, И. П. Еремин, Г. Н. Поспелов, И. Н. Розанов, А. Н. Соколов и многие другие. В этом нетрудно убедиться, обратившись к прессе 1947-1948 годов. Евреи начали преобладать в перечнях обличаемых "низкопоклонников" и "антипатриотов" только с начала 1949 года, что имело свою существенную и вполне очевидную причину - ту ситуацию, которая сложилась и в СССР и в мире в целом через несколько месяцев после создания (в мае 1948-го) государства Израиль.
* * *
Правда, мощное возрождение русского самосознания в годы Отечественной войны привело к тому, что даже среди вчерашних незыблемых "интернационалистов" (в том числе и занимавших высокие посты) распространяется мнение о "ненормальности" очевидного обилия и, выражаясь резче, "засилья" евреев в тех или иных областях жизни общества. Как было показано в первом томе этого сочинения, в собственно революционный период обилие "инородцев" и иностранцев (поляки, прибалты и т. д.) во власти и в сфере культуры (в самом широком смысле слова) было закономерным и даже неизбежным явлением, что подтверждает и опыт других революций,- в особенности Французской ХVIII века. Но когда после революционного катаклизма жизнь постепенно начала входить в берега, совершенно естественным было все более широкое выдвижение на первый план представителей основного населения страны. Этот ход дела, между прочим, достаточно объективно и убедительно охарактеризован в трактате израильского политолога М. С. Агурского "Идеология национал-большевизма" (Paris, 1980).
Ранее всего уменьшение доли евреев произошло на наивысшем уровне власти - в Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). Если к концу гражданской войны, в 1921 году, евреи занимали почти 2/3 состава Политбюро, то в 1923-м 2/5, а в начале 1926-го, после пяти "нэповских" лет, их доля сократилась до 1/3, затем и до 1/10. Страстный борец против "антисемитизма" критик и писатель А. М. Борщаговский (о книгах которого еще будет речь) возмущенно заявил в 1994 году, что Сталин "оставил" в Политбюро одного-единственного еврея Кагановича*.
Для сочинений этого автора характерно какое-то необычайное простодушие, даже наивность: сообщая о каком-либо факте, он нередко поистине странным образом не замечает, что сей факт имеет, в сущности, совсем не тот смысл, не то значение, которое Борщаговский в нем усматривает. Так, например, он пишет, что "в 1937 году меня не бог уберег, а... упрямая, абсолютная отдельность моей жизни от начальства. Тогда, в возрасте 24 лет я, комсомолец, исполнял обязанности начальника Главреперткома Украины, был заместителем редактора, а с лета 1937 года фактически редактором ежемесячного журнала "Театр". Аресты буквально опустошили республиканский Комитет по делам искусств..."35
Неужели человек, занимающий посты начальника театральной цензуры и одновременно редактора одного из главных журналов второй по статусу республики СССР, являет собой нечто "абсолютно отдельное" от начальства?! И вполне понятно, что 24-летний комсомолец смог получить столь высокие должности, которые, несомненно, входили в "номенклатуру" Политбюро ЦК КП(б) Украины, именно в силу арестов его предшественников,- то есть он восседал на, так сказать, залитых кровью начальственных креслах... Речь идет, разумеется, отнюдь не о какой-либо "вине" Борщаговского, а только о его прямо-таки удивительном простодушии...
