Рыцарство еще не умерло, и именно оно долго служило двигателем крестовых походов в Самогитии. Но рыцарство уже «перегрелось»: его составные части сплавились, и все остановилось. Те аспекты, в которых рыцарство еще продолжало существовать, становились дорогостоящей формой похвальбы, которую могли позволить себе только самые знатные лорды. Рыцарство уже было не по карману тем дворянам, что сопровождали князей в Пруссии, и никто из князей не желал состязаться с Альбрехтом Австрийским, чьи расходы в 1377 году были просто небывалыми. Ордену тоже не хватало денег, чтобы устраивать щедрые приемы, согласно новым меркам. То, что было роскошью в XIV веке, стало бедностью в веке XV, и состояние Великих магистров не достигало даже старых мерок. Никто не желал совершать крестовый поход в условиях недостаточно комфортабельных, но мало кто мог позволить себе совершать поход как богатый человек.
Короче говоря, крестовые походы перестали быть захватывающим приключением. Экстравагантность в поведении, восхищение авантюрами и поиски славы, что характеризовало рыцарство ушедшего века, исчезли. Reisen в Самогитии, как ничто другое, объединяли в себе азарт охоты, опасности войны и путешествия, наполненные приключениями, блестящие развлечения и празднества. Теперь же крестоносцы не могли вторгаться в Литву, чтобы в набегах жечь деревни, а сил для открытого сражения уже не хватало. Они даже не могли ставить рыцарские спектакли, что были в моде от Бургундии до Италии[80]. Ничего подобного не могли предложить и другие крестовые походы. Так что потенциальные крестоносцы сидели по домам и вспоминали старые истории.
Упадок Пруссии как государства остался вне сферы интересов Великих магистров. Впрочем, он даже не слишком волновал немецкие монастыри Ордена. Хотя они часто обсуждали происходящее и давали многочисленные советы, но не предоставляли ни воинов, ни денег – а без этого, что толку было в их советах?! Новым занятием ордена в Германии была поддержка императора во всех его авантюрах. Крестовый поход в Пруссии пришел к концу – это стало фактом. Тевтонские рыцари стали не нужны там. Дело было только за наглядным подтверждением этого факта.
Тринадцатилетняя Война
В 1449 году Великий Капитул избрал Великим магистром ордена Людовика фон Эрлихсхаузена. Желавший объединить под своей властью Пруссию, Эрлихсхаузен был уверен, что проблема ордена – не в отсутствии средств, а в отсутствии воли. Чувствуя (и совершенно правильно), что Прусская Лига главный его противник на тот момент, он последовал примеру наиболее успешных немецких князей, пытаясь обуздать, а, если повезет, то и сокрушить ее самых влиятельных членов. Его не только поддерживали, его просто подталкивали к этому высшие офицеры ордена. Эрлихсхаузена оскорблял не только тон, с которым выступали представители Лиги с требованием отменить чрезвычайные налоги на торговлю, но и то, что они настаивали, чтобы Великий магистр отозвал из Ассамблеи своего юриста, весьма эффективно действовавшего во благо ордена. Эрлихсхаузен знал, что слабым местом Лиги было отсутствие законных обоснований: поэтому он отправил молодого юриста – Лаврентиуса Блюменау (происходившего из знатной данцигской семьи и получившего образование в Италии) – с обращением к императору Фридриху III (1440-1493) и папе Николаю V (1447-1455) по поводу кризиса. В этой ситуации голос епископа Эрмлянда оказался решающим. Он был среди ратующих за то, чтобы расправиться с Лигой, но его совет постоянно отвергался предыдущим Великим магистром – Конрадом фон Эрлихсхаузеном, братом Людовика. Теперь же по его совету трое кардиналов отправили папского легата – португальского епископа Луиша да Сильву в Пруссию. Произошло это в конце 1450 года.
В равной степени втянутым в этот конфликт оказался и кардинал Николас фон Куза – епископ Бриксена, чья репутация дипломата и ученого сделала его влиятельной фигурой в немецкой политике. Его обширная переписка с Beликим магистром содержит советы, которые были всерьез восприняты орденом.
Прокуратор ордена (юрист, который представлял Великого магистра в Курии), весьма одаренный Йодокус фон Гогенштайн, заявлял, что Лига была создана с умыслом, чтобы уничтожить Тевтонский орден. Такой демарш прокуратора не снискал всеобщей поддержки даже среди членов ордена. Это заявление имело под собой юридические основания, но время для него было выбрано неудачно. Великому магистру стоило подождать, когда его враги будут разъединены или ослаблены, но терпеливое ожидание не было характерным для Эрлихсхаузена. Он действовал быстро и уверенно, надеясь, вероятно, запугать противников силой своего характера. А присутствие Блюменау только усиливало склонность Великого магистра с пренебрежением относиться к менее знатным или менее образованным оппонентам.
Великий магистр и его советники были хорошо осведомлены о развитии конфликта между Данцигом и Любеком. Стороны не могли прийти к соглашению в вопросе об английских конкурентах и пиратах (занятия, которые были взаимозаменяемыми в то время). Данциг был готов к компромиссу, а Любек – нет. Если когда-либо и было подходящее для Великого магистра время, чтобы бросить вызов Данцигу, то именно в этот самый момент.
Людовик фон Эрлихсхаузен, без сомнения, имел основания для уверенности в том, что сможет запугать своих оппонентов. Он только что добился значительных успехов в Ливонии: в июне 1450 года скончался Хаденрайх Винке фон Оверберг, положив конец эпохи гражданской войны в ордене, войны между рыцарями из Вестфалии и с Рейна. Несколько ранее Винке привел вестфальскую партию к бескровной победе над их противниками, затем заключил мир с Литвой. Когда же Великий магистр приказал ему оказать давление на врага, ливонский магистр вместе с немецкими монастырями ордена предпринял попытки ограничить власть Великого магистра. В результате это привело бы к децентрализации управления в ордене, позволив каждой провинции заниматься своими проблемами. С уходом Винке с политической сцены Эрлихсхаузен получил возможность вернуть выходцам из Рейнских земель статус, уравнивавший их с вестфальцами. Новый магистр Ливонии Иоганн фон Менгеде, хотя и был родом из Вестфалии, был согласен с фон Эрлихсхаузеном в том, что ордену следует сокрушить Лигу. Слишком уж очевидно было ее сходство с ненавистной ему Ливонской конфедерацией.
В короткий срок Эрлихсхаузен с Блюменау сумели запугать членов Прусской Лиги, которые поверили в то, что помпезные декларации юриста отражают будущие действия Великого магистра против их свободы и собственности. Знать, мелкое дворянство и горожане начали строить планы, как защитить себя.
Эрлихсхаузен недооценил своих оппонентов, решив, что они примут императорское или папское решение как последнее слово в их споре. Великий магистр перехитрил сам себя, разрешив Блюменау обратиться к императору или папе с вопросом, законна Прусская Лига или нет. Конечно же, папа и император назначили юристов для проверки хартий, изданных орденом. Те выдали ясный ответ: Лига незаконна и должна быть распущена. Это заявление ни к чему не привело. Разве что города и знать теперь были предупреждены, что следует опасаться юристов, особенно «умников», подобных Блюменау, который оказался способен убедить папских и имперских официальных представителей в том, что дорого обошедшиеся Лиге сфабрикованные документы не были подлинными. Юрист Лиги проиграл юристу ордена: Блюменау мог вести исследования в обширном архиве ордена и предоставлял экспертам любой требуемый ими документ; у юристов Лиги такой возможности не было.
Вскоре этот диспут привлек внимание Энея Сильвиуса Пикколомини, папского легата при императорском дворе. Пикколомини, вероятно, вспомнил некий вечер много лет назад, во время Базельского собора, когда он зачарованно слушал рассказы миссионеров о жизни в Литве и проблемах, вызванных деятельностью тевтонских рыцарей. Позднее он тесно сотрудничал с легатом Людовиком Сильвиусом. Пикколомини был многогранной личностью. Бесспорно, он был одним из самых выдающихся ученых Церкви, чей мастерский риторический и возвышенный стиль сочинений определял стиль латыни, на которой желал говорить каждый подающий надежды юрист и писать каждый делающий карьеру чиновник. Пикколомини не зря называли «апостолом гуманизма в Германии» – его целенаправленные усилия впечатлять «варваров» принесли ему столько же друзей, сколько и врагов. Его не волновало или он просто не желал знать о том, что его почта вскрывается и все его резкие высказывания о способностях современных политиков и слабостях оппонентов будут прочтены. Способность Пикколомини менять точку зрения в угоду моменту приводила в ярость «простых честных немцев», которые быстро окрестили его «изворотливым итальянцем», которому ни в коем случае не следует доверять (стереотипы – отнюдь не современное изобретение).
