Руки, сеявшие смерть в кровопролитных битвах, посеют и пожнут свои мирные поля. Тогда-то воины - спасители отечества, поддержавшие падение древних престолов и вынесшие на мощных раменах [4] своих из пропасти уничижения славу Европы, восчувствуют все сладости благополучия мирного. Они изгонят роскошь и не допустят к себе бедности. Тогда странник, укрытый гостеприимным воином от бурной осенней ночи, увидит картину домашнего благополучия, которой подобных еще нигде не видал; он увидит израненного старца, поучающего сына-воина искусству управлять плугом, а внука, юнейшего из членов военного семейства его, искусству владеть оружием. Тут в веселом пиру товарищей за ковшами пенистой браги шли за чарами иди же добытого хлебного вина воины мирные на приволье с неизъяснимым умилением беседовать станут о прежних днях побед и настоящей славе монарха благодетеля своего.
Париж
Возвращаясь из инвалидного дома в свою квартиру, мы завернули по дороге в Пале-Рояль, смешались с толпою и исчезли в ней. Я еще не сказал тебе о здешней торговле разными мелкими сочинениями. Сотни мальчишек промышляют ею. Шумными толпами бегают они туда и сюда, мечутся из угла в угол и, громко провозглашая заглавия новейших сочинений, стараются сбыть их с рук. Один кричит: "Ссылка Наполеона на остров Эльбу стоит франк!" Другой, еще громче: "Прибытие Людовика XVIII в Париж, цена 2 франка!" "Вот прекрасное сочинение "Волшебный фонарь"! Оно обратило на себя внимание публики! Вот того же сочинителя "Прощание русских с парижанами", покупайте скорей, это последний экземпляр во всем Париже!" "Неправда, он врет, - кричит голос из толпы, - у меня их целая корзина!" Заглавие мне показалось любопытным, я хотел купить, и целая толпа продавцов ринулась ко мне с печатным товаром. "Я уступаю вам это сочинение за 20 су", - говорил первый. "Возьмите у меня за 15", - кричал второй. "Вот вам оно за 10", - закричал громче всех третий и, вынырнув из толпы, проворно сунул его мне в руку. Бросаю 10 су и - опрометью домой. Таких ежедневных и, смело можно сказать, однодневных сочинений выходит здесь великое множество. То, которое я купил сейчас, любопытно: в нем можно видеть, как француз заставляет наших русских прощаться с своим Парижем. Прочти и посмотри, что говорит француз о русских и что заставляет русского говорить о французах. Вот перевод "Прощания русских с парижанами".
После двухмесячного пребывания в Париже, показав пример самого строгого повиновения к уставам службы и самого дружеского обхождения с парижанами, русские возвращаются опять в свое отечество. Не без сердечного сожаления оставляют они этот город, которого жители не преставали оказывать им всевозможные знаки приязни и уважения, должного избавителям народа. (Жаль, что сии красивые слова не оправданы делом.) Вот как русские в тот час, когда уже походные ранцы были у них за плечами, прощались с Парижем и парижанками: "Прощайте парижане, прощайте, добрые приятели наши! - говорили они. - Мы никогда не забудем ваших чудесных трактирщиков, купцов и конфетчиков!.. Прощайте, почтенные меновщики парижские! Мы довольны бескорыстием вашим: вы давали нам золото за бумагу; однако ж признайтесь, что этот промен вам не внаклад!..
Актеры и актрисы, певцы и певицы, прыгуны и прыгуньи, прощайте!.. Мы уже не будем более есть апельсинов в комедии, восхищаться прыжками в опере, забавляться ухватками плутоватых гаеров на булеварах, мы не увидим чудесных прыгунов по канату в Тиволи, обезьян на площади Музеума, ораторов в Атенее и китайских теней в Пале-Рояле. Прощайте, милые, прелестные очаровательницы, которыми так славится Париж: вы, блестящие в опере, разгуливающие по булеварам и порхающие в галереях и садах Пале-Рояля!.. Забудем ли ваши прелести, ласки, ваше постоянство! Нет! С берегов Невы и Дона будем мы посылать к вам страстные вздохи свои. Вы смотрели не на лицо, но на достоинство... Брадатый казак и плосколицый башкир становились любимцами сердец ваших - за деньги! Вы всегда уважали звенящие добродетели! Прощайте, Софии, Эмилии, Темиры и Аглаи! Прощайте, резвые пламенные смуглянки, томные белянки, прощайте, черные и голубые глаза; мы не имели ни средства, ни времени списывать портреты ваши, но мы имеем другие памятники: ваши стрелы у нас в сердцах и полученные от вас раны долго будут напоминать нам о вас. Прощайте, умные, догадливые французские слуги, вы, которым щедрая русская плата придавала крылья; вы, знакомые со всеми закоулками Парижа и ведающие всю подноготную в нем!.. Прощайте, поля Елисейские, прощай и ты, Марсово поле! Мы расположили на вас биваки свои, застроили вас хижинами, шалашами, будками и жили в них, как в палатах. Нередко милые городские красавицы навещали кочующих соседей своих. Они не пугались ратного шуму и прыгали зефирами по грудам оружия при блеске полевых огней или тихими павами выплывали из-за дерев, как тени, при тусклом мерцании луны. Каких наслаждений не приносили они с собою!.. Прощайте, господа повара, кондитеры, портные, сапожники, слесаря и седельники; вы долго не забудете неимоверной щедрости русской. Бог знает что бы сталось с вами без нас! Уже заимодавцы ваши ополчались всею строгостию законов, уже отпирались двери темниц... но провидение привело в Париж русских, и вы свободны и богаты! Стройте новые домы и пишите на них: "От щедрот русских!" Прощайте, г-да книгопродавцы! Чур, не пенять! В военном переполохе мы не успели познакомиться с вами короче! Опера, Фейдо, Варьете, Водевиль и Амбигю[5*] поглощали весь наш досуг! Но погодите, из отдаленных краев отечества нашего будем мы присылать к вам русские деньги на французские книги! Французские книги у нас в великой чести! Прекрасный язык ваш гремит и славится даже и в самых пустынях Севера!..
Прощайте, блестящие общества лучших людей, людей лучшего тона. Мы имели счастие иногда помещаться в кругах ваших! Какое обхождение! Какая учтивость! О французы, одни только вы умеете жить. У вас мужчины просвещенны и образованны; женщины - милы, умны, веселы и всегда благопристойны (!!). Любезные французы! Прелестные француженки! Вы нас пленили, очаровали, просветили, вы офранцузили нас!.. Читайте ж в душах наших усердное, пламенное желание подражать вам всегда! Так, мы употребим все усилия, чтобы общества обеих столиц наших одушевились, украсились умом и духом французским. (Так говорит француз за русских, а истинные русские, верно, повторять будут в утренних и вечерних молитвах своих: "Избави, господи, от мора, потопа, огня и французского духа!..) Прощайте ж, любезные, умные, храбрые, роскошные и ветреные парижане, прощайте!.. Под шумом бурных морей, в наших снежных пустынях, от Бельтских до Каспийских вод, везде будет греметь в устах народов имя прелестного Парижа! О, град утех и наслаждений! Все твое будь нашим!.. В науках, художествах, промышленности, а более всего в великом умении жить, будем мы подражать одному тебе! Немного погостили, но многому научились мы в стенах твоих!.. Твои обычаи и нравы процветут в пределах русских. (К несчастию, они и без того уже там цветут. Дай бог, чтоб поскорее завяли.) Придет, придет то счастливое время, когда храбрые россияне достигнут лестной славы называться северными французами, когда"... Но довольно! довольно!.. Да мимо идет чаша сия! Нельзя ли обойти нас производством в северные французы? Мы, право, еще не стоим этого. Разница между нами и вами, господа французы, еще очень велика: Москва и Париж свидетельствуют в том! <...>
Париж (накануне отъезда)
Место в дилижансе заказано, завтра едем, сегодня спешим бросить последний прощальный взор на Париж.
Смотр французских войск в Елисейских полях привлекает всеобщее внимание. Народ валит толпами к Тюльери. Одни хотят увидеть короля и принцев, другие увидеть что-нибудь, а третьим хоть ничего не видать, только б смотреть!.. Мы предались влечению толпы и очутились у дворца. Перед воротами очищено место. Ожидали выхода герцога Ангулемского, ему надлежало осматривать войска. Подвели статную серую горскую лошадь, всю в золоте. Народ любовался ею. Долго дожидали герцога Ангулемского. Герцог Берри показался на минуту и скрылся! Два или три генерала и несколько придворных бегали взад и вперед. Наконец появился герцог Ангулемский: бодр, свеж и блистателен. Народ отшатнулся - герцог мигом на лошадь, еще миг - и он бы полетел вихрем... Но престарелый инвалид схватил одною рукою лошадь за повода, а другою подал ему прошение. Пожилых лет женщина подошла с другой стороны и подала также бумагу. Я только и ждал, что герцог скажет: "Не время!" - и полиция схватит просителей, но к чести герцога, к утешению французов и к собственному моему восхищению я ошибся! Герцог принял просьбы милостиво, взглянул на просителей ласково, тихо поворотил лошадь и быстро с места помчался как вихрь. В ту минуту, когда герцог принял просьбы и, не передавая никому, клал их, расстегнув две пуговицы, к себе за мундир, как будто говоря сим движением: "Я принимаю прошения несчастных близко к моему сердцу", - в ту самую минуту вся толпа народа, до того молчавшая, как будто по какому волшебному знаку крикнула в один голос: "Vive le Due d'Angoulemel" (Да здравствует герцог Ангулемский!) На этот раз крик сей не был обыкновенным пустым приветствием, встречающим государей: он был отголоском сердец, восхищенных благородным поступком. Мы - иностранцы, но с удовольствием подражали в этом случае французам и кричали вместе с ними. Благородные подвиги совершаются для всех народов и всех времен. Войска были построены по аллее Елисейских полей. Герцог скакал по рядам; Кирасирские дивизии, гренадеры, мушкетеры и егери кричали (и кажется, не по заказу): "Да здравствует герцог!" "Да здравствует король!" - закричал герцог, и войско повторило клик сей.
