136
Шах Надыр (Надир-Шах Афишар) (1688-1747), шах Персии с 1736 г. В 1737—1739 гг. совершил поход в Северную Индию, взял г. Дели и разорил его. Последующая фраза, видимо, относится к отступлению его из Индии.
В. И. Левашов с 16 февраля 1800 г. занимал придворную должность обер-егермейстера.
И. 3. Зренстрем дал следующее объяснение выбора и назначения на этот пост бывшего шведского подданного графа Г. М. Спренгтпортена. На удивление вице-канцлера графа Н. П. Панина этим назначением Павел I отвечал следующим образом: «Вы находите выбор мой странным, но я поступаю именно так, как следует, когда посылаю изменника к узурпатору» (Из исторических записок Иоанна-Альберта Эренстрема // Русская старина. 1893. №8. С. 264).
В его свите, судя по ведомости на расходы, кстати не маленькие, состояли: инженер-генерал-майор Сулимов, полковник П. Долгорукий, майоры М. Ф. Ставицкий и С. X. Ставраков, капитаны Тизенгаузен и П. И. Нейдгард, лейтенант флота Метакса (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 111. л. 73-80.)
Еще в конце 1800 г. в Тегеран прибыл чрезвычайный уполномоченный британского генерал-губернатора Индии капитан Д. Малькольм. Его посольство «стоило бешеных денег», чтобы завоевать симпатии персидских правящих кругов, он не скупился на богатые подарки, покупая всех — «от шаха до погонщика верблюдов». В результате 4 января 1801 г. англичанами был заключен договор с шахом, «предусматривающий широкое политическое и военное сотрудничество между Персией и Англией». Формально он был направлен против возможной французской агрессии в районе Среднего Востока. (Фадеев А. В. Россия и Кавказ первой четверти XIX в. С. 105).
Персия являлась одной из первых стран, с которой Россия давно завязала торговые отношения. Правда, в 1802—1804 гг. ввоз товаров через Кавказ из Турции и Персии составлял всего чуть больше 708 ты. рублей. Но у французов не было и такого опыта. (См.: Гулишамбаров С. О. Указ. соч. С. 150).
Возможно, что примерные сроки взяты из доклада генерал-прокурора Сената П. X. Обольянинова о развитии торговых связей с Индией и Средней Азии, составленного в декабре 1800 г. В докладе указывалось, что купеческие караваны идут от Астрабада до до ближайших индийских провинций за пять недель, до Бухары за 18 дней, а до Хивы за 14 дней. (Русско-индийские отношения в XVIII в. М., 1965. С. 418).
Карты 30 ноября 1800 г. были посланы в Петербург от оренбургского военного губернатора генерал-майора Н. Н. Бахметьева, который писал императору: «О дорогах торговых, какие имеют от здешней линии выгоднейшие в Бухарию и Хиву для всеподданнейшего представления Вашему Императорскому Величеству ныне же препроводил я карты с описанием господину генерал-прокурору» (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 93. Л. 49—49 об.)
Еще 30 октября 1800 г. оренбургский военный губернатор генерал-майор Н. Н. Бахметьев получил предписание от Павла I от 11 октября 1800 г. «наблюдать бухарцев»: «Нет ли видов к привлечению их от китайского правительства». Бахметьев отвечал 30 ноября 1800 г., что бухарцы «не зависят от китайского правительства и не имеют с китайцами ни малейшего сношения». Подобное же предписание получил инспектор Сибирской инспекции генерал-майор Н. И. Лавров, он также дал на запрос такой же ответ. (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 89. Л. 713; Д. 93. Л. 49-49об, 62.)
Были и другие, менее известные попытки по частичному завоеванию Средней Азии — 1605 г., 1825-1826 гг. и др.
Судя по архивным документам в поход отправились 40 донских полков (Атаманский — тысячного состава, четыре полка генерал-майоров — 6-сотенные, остальные — 5-сотенные) и один калмыцкий (полк Асанова — 5-сотенный). (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 107. Л. 105, 275).
Многие авторы ошибочно утверждают, что этой экспедицией руководил генерал-майор М. И. Платов, выпущенный для этого Павлом I из Петропавловской крепости. Его даже называли главнокомандующим (См. напр.: Арсеньев А. В. Атаман Платов — завоеватель Индии // Исторический вестник. 1893. №10; Федорова О. За три моря месяца за три // Родина. 2000. № 9. С. 49). На самом деле Платов только 4 февраля 1801 г. прибыл в Черкасск, а под его началом в походе находился лишь первый эшелон (отряд) из 13 казачьих полков, а возглавлял экспедицию войсковой атаман генерал от кавалерии В. П. Орлов. (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 104. Л. 547).
Радость об окончании похода В. П.Орлов не смог даже скрыть в официальном донесении Александру I, описывая это событие: «Войско Донское, учиня со мною на верность службы Вашего Величества присягу и воздав ко всевышнему Богу о здравии и благоденствии Вашего Императорскот Величества усерднейшие молитвы». (РГВИА. Ф. 26. Он. 1/152. Д. 107. Л. 273).
Самую крайнюю оценку сделал ученый востоковед Н. А. Аристов. По его едкому замечанию этот план Павла I «скорее относился к области психиатрии» (Цит. по кн.: Снесарев А.Е. Указ. соч. С. 27).
По данным Ф. Е. Огородникова в 1800 г. по спискам на Балтийском флоте значился 31 линейный корабль, но из них едва ли 21 корабль мог считаться годным к бою. Английская эскадра состояла из 18 линейных кораблей, а всего из 93 кораблей разного класса. (См.: Огородников Ф. Е. Указ. соч. С. 222; Русско-индийские отношения в XIX в. С. 35.).
Например, Н. Д. Вербицкий, исследовавший этот вопрос, обоснованно считал что «многочисленные выражения «дружбы», которыми обменивались в это время стороны, не соответствовали действующему характеру проводимой ими политики». «По всем вопросам выяснилось полное расхождение, и переговоры зашли в тупик» (Вербицкий Ш. Д. Указ. соч. С. 14—15). Характеризуя ход франко-русских переговоров, А. М. Станиславская в своей монографии также пришла к аналогичному выводу: «Прошло немного времени, и невозможность союза Павловской России и наполеоновской Франции стала очевидной». Она объяснила при этом, почему не произошло формального разрыва переговоров: «до определенного момента обе стороны равно желали союза против Англии» (Станиславская А. М. Русско-английские отношения и проблемы Средиземноморья (1798—1807). С. 164, 166). Лишь у одного О. В. Соколова не было «никаких сомнений, что с обеих сторон существовала твердая воля к сближению» (Соколов О. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799 — 1805 гг. Т. I. С. 62).
Неслучайно, что русская разведка в тот период внимательно следила за деятельностью французской миссии в Персии, поэтому часть переписки Гардана и его подчиненных в перлюстрированном виде сохранилась в отечественных архивах (См.: РГВИА.Ф. ВУА.Д. 401. Л. 1-48.).
Сам Александр I свидетельствовал в Тильзите, что по поводу Оттоманской империи между им и Наполеоном «было условлено отложить на будущее обсуждение этих вопросов» (Внешняя политика России XIX и начала XX века. Т. III. С. 758.). Это косвенно подтвердил и Ш. М. Талейран, описывая процесс редактирования договора в Тильзите в своих мемуарах: «Инструкции, полученные мною, указывали, что я не должен был допустить внесения в него ничего, что касалось раздела Оттманской империи или даже будущей судьбы Валахской и Молдавской провинций; я точно их выполнял» (Талейран. Мемуары. С. 302).
Но в этой же инструкции Коленкору при отправлении его в Петербург утверждалось нечто противоположное: «Истинное желание императора состоит в том, чтобы Оттоманская империя сохранилась в ее нынешнем виде». (Трачевский А. Франко-русский союз в эпоху Наполеона // Исторический вестник. 1891. № 6. С. 581. См. также: Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 88. С. 298 — 299.)
Ш. М. Талейран, излагая суть послания от 2 февраля 1808 г., также указал, «что в письме, предлагавшем раздел Турции, император Наполеон не указывал тех принципов, на основании которых его можно было произвести» (Талейран. Мемуары. С. 304).
В инструкциях говорилось: «…я не далек от мысли о походе в Индию, о разделе Оттоманской империи и об отправке на сей предмет армии от 20 до 25 000 русских, от 8 — 10 000 австрийцев и 35—40 000 французов в Азию, а оттуда в Индию; что ничего нет легче этой операции; что не подлежит сомнению, что прежде чем эта армия придет на Ефрат, Англия уже будет объята ужасом; что я знаю, что для достижения этого результата, нужно учинить раздел Турецкой империи, но дело требует, чтобы я повидался предварительно с императором» (Вандаль А. Наполеон и Александр I. Т. III. С. 559).
