9. При отходе частей прикрытия уничтожать все дорожные сооружения, телефонные и телеграфные линии и прочие объекты, имеющие важное экономическое значение.
10. Командирам дивизий и частей обеспечить через местные органы власти и распорядительным путем через войсковые части угон скота из оставляемых войсками районов. Все запасы продовольствия из местных ресурсов, не могущие быть эвакуированными — уничтожить»[170].
Таким образом, 19-я армия генерала Лукина должна была отходить севернее автомагистрали на переправу у совхоза Неелово, 20-я генерала Ершакова — вдоль автомагистрали и южнее. При этом 112-я сд 20-й армии должна была занять оборону в полосе 26 км, седлая автостраду. Характерно, что в распоряжениях фронта и в приказах командующих армиями ничего не говорится о том, какие части Резервного фронта и на каких участках обороняются на Днепре (не знали). Подразумевалось, что командиры соединений сами свяжутся с соответствующими частями Резервного фронта и согласуют с ними порядок пропуска войск через минные поля и передний край.
В приказе об отводе войск фронта на новый рубеж № 09/оп, который Конев подписал в 5.45 6.10, говорилось, что противник прорвал фронт 43-й и 33-й армий и стремится развить наступление в направлениях Гжатск, Вязьма, Юхнов (о сложном положении войск Западного фронта ни слова. — Л.Л.). Отход приказывалось начать в ночь с 5 на 6. 10 «с целью организации упорной обороны на подготовленном рубеже».
Далее в приказе определялись задачи на отход всем армиям фронта, в частности:
«<…> 7. 19 А начать в ночь с 5 на 6.10 отход частей армии на вост. берег р. Днепр и организовать на указанном рубеже упорную оборону, прикрывая вяземское направление. С отходом частей армии на реку Днепр в состав армии включить 140 сп 2 сд (ошибка, правильно — 140-ю и 2-ю стрелковые дивизии. — Л.Л.).
Разграничительная линия слева Коровино, Вязьма, Костенки (все вкл. для 19 А).
(Таким образом, за счет включения в состав армии 140-й и 2-й стрелковыхдивизий левая разгранлиния была резко — на 30 км смещена на юг, а полоса отхода и обороны значительно расширялась и включала автостраду. — Л.Л.).
8. 20 А в ночь с 5 на 6.10 под прикрытием сильных отрядов начать отход частей армии на рубеж р. Днепр, Дорогобуж, Ведерники и 7.10 организовать упорную оборону на подготовленном рубеже, имея в составе армии 144, 129, 108 и 112 сд…
9. 16 А в составе 73, 229, 38, 50 сд и 147 тбр 6.10 сосредоточиться в районе Вязьмы для действий в сев. и южн. направлениях для ликвидации прорвавшегося противника.
<…> 12. Командармам 31 и 32 выслать в части 22, 29, 30, 19 и 20 А представителей войсковых частей для провода отходящих частей через минные поля»[171].
Армиям на правом крыле фронта было приказано начать отход на сутки позже — в ночь с 6-го на 7-е октября. Они должны были 9.10.1941 г. организовать упорную оборону на подготовленных рубежах: 22-я армия — Осташков, Селижарово, Киселево, включив в свой состав 249-ю, 5-ю стрелковые дивизии и 9-ю танковую бригаду; 29-я армия — Ераево, Хмелевка, ст. Оленино, подчинив себе на этом рубеже 247-ю и 119-ю стрелковые дивизии 31-й армии. В целях согласования действий войск при отходе этим армиям были назначены уравнительные рубежи. Группе Болдина задача была определена отдельным распоряжением.
Во всех приказах и распоряжениях сверху донизу повторялось: время начала отхода войск (кроме 22-й и 29-й армий) — в ночь с 5 на 6 октября. Авторы большинства публикаций так и считают — войска распоряжения получили 5 октября, отход начали в ночь на 6-е. В уже упоминавшейся статье от имени генерала Лукина также утверждается:
«Только 5 октября было приказано отвести войска. К исходу этого дня 19-я армия получила приказ отойти на рубеж реки Днепр. Отход предстояло согласовать с 20-й армией, находившейся слева, и с группой Болдина. <…> В ночь на 6 октября армия начала отход, прикрываясь арьергардами» [56]. Ну не мог этого написать командарм, который, работая над воспоминаниями, пользовался соответствующими документами. В архиве хранится его приказ № 067 от 6.10.1941 г., КП — 1 км южнее свх. Неелово:
«1. Пр-к к 18.00 5.10 тремя пд с танками овладел р-жом Бердяево, Слащево, свх. Неелово, мотополком с эскадроном конницы занял ст. Яковская.
2. Справа — группа Болдина, левофланговая 127 тбр предположительно свх. Победа (7 км вост. Яковская)». Далее командарм поставил задачи соединениям армии на оборону. В частности, 166-й сд с 120-м и 596-м гап приказано закрепиться на участке Новосели, Шамово, Ковшики, не допустить прорыва в направлении Матвеенки, Власково и со стороны Кашина на Медведево. В армейский резерв он назначает 89-ю и 244-ю сд и 127-ю тбр. КП с 8.00 6.10 — лес 1 км западнее Семеновщина. Более того, в архиве есть и его донесение, в котором сказано, что приказ на выход армии за р. Днепр получен в 4 часа 6 октября. И армия начала отход только в 10 часов 6 октября. Мы еще вернемся к этому донесению.
Так что те, кто готовил статью к публикации в «Военно-историческом журнале», перестарались. Они не учитывают, что на организацию отхода частям, находящимся в непосредственном соприкосновении с противником, требуется время, и немалое. Для большинства командиров соединений и частей новая задача, полученная только 6 октября, оказалась неожиданной. Это, прежде всего, касалось дивизий первого эшелона, которые вели оборонительные бои на участках, где целостность фронта не была нарушена (20-й и переданных ей соединений 16-й армии). Скрытно вывести главные силы из боя — весьма непростое дело. Противник всеми средствами отслеживал признаки подготовки русских к отходу, чтобы немедленно перейти к преследованию. Хорошо, если части получили предварительные распоряжения. Тогда они могли использовать для этого ночное время. Поэтому к исполнению приказа фронта соединения и части смогли приступить только в первой половине дня 6 октября и даже позже.
К организации и планированию отхода со стороны штаба фронта можно предъявить много претензий, тем более что Конев о возможности его стал думать уже 4 октября. Спасти положение мог только быстрый и организованный отход. Но в отданных распоряжениях и приказе не были определены способ отхода и сроки выхода и занятия обороны на новых рубежах. Поэтому начальники штабов не могли рассчитать темп отхода, а от этого многое зависело. Судя по всему, командующих армиями, не говоря уж о командирах соединений, об обстановке в своем тылу информировали не в полной мере. Они не знали обстановку за пределами своей полосы обороны и у соседей и плохо представляли степень опасности в связи с глубоким прорывом противника и возможностью выхода его на пути отхода. В противном случае командармы в предвидении возможной встречи с противником выслали бы передовые отряды, обеспечив их транспортом. Поэтому Ершаков не принял соответствующих мер по ускорению отхода. Спасать надо было не колхозный скот, а людей, вооружение и боевую технику.
Немецкая пехота на марше
Не были согласованы по времени и действия войск при отходе соседних 19-й и 20-й армий. Они практически начали отход одновременно, хотя соединения генерала Ершакова находились намного западнее 19-й армии. Им до конечного рубежа отхода — р. Днепр — предстояло пройти намного больший путь, по прямой — 50–55 км. Соединения армии Лукина удерживали рубеж, вытянутый с запада на восток. Только частям западного фланга армии надо было пройти 40 км, остальным — намного меньше. Судя по всему, Лукину удалось согласовать отход только с Болдиным, части которого отбивали попытки противника наступлением с севера перерезать пути отхода. К сожалению, порядок отхода не был согласован и с командованием Резервного фронта, особенно маршруты движения соседних армий — 20-й и 24-й. Установить новую разгранлинию между фронтами оказалось недостаточным. Позднее при отходе этих армий это привело к печальным последствиям.
В своих воспоминаниях Лукин пишет, что впоследствии его многие спрашивали, в частности, на конференции в ЦДCA, посвященной этим боям, почему он не отступил своевременно. «Выступавшие даже упрекали в этом. И тогда, в октябре 1941 года, я был уверен, что поступал правильно, и по прошествии многих лет, анализируя события прошлого, я вновь убедился в правоте своих действий в тот период. Не отступал я потому, что чувствовал поддержку и поощрение фронта (связь с командующим держалась непрерывная), меня ставили в пример, да и необходимости отступать не возникало, тем более что на это не было приказа (выделено мною. — Л.Л.). Это с одной стороны, а с другой — отступать мы уже не могли. Если войска покинули бы позиции и без боев двинулись походным порядком, то моторизованные части фашистов нагнали бы их, расчленили и разбили» [56].
М.Ф. Лукин преувеличивает опасность неотступного преследования противником с фронта и, главное, противоречит сам себе — своему же донесению о том, что отход армии был проведен вне воздействия наземного противника (но участники конференции о нем не знают). Немцы, вне всякого сомнения, стремились сорвать планомерный отход главных сил русских, прежде всего, действиями своих подвижных соединений, осуществляющих охват, а также ударами авиации. Пехота вермахта не намного превосходила наши стрелковые соединения в подвижности. Ее подразделения совершали марш, как правило, пешим порядком[172]. Во всяком случае, пехотные дивизии противника, ведущие фронтальное преследование, сдерживались арьергардами, а вести параллельное преследование они не могли. Например, дивизии 8-го армейского корпуса противника, задержанные подразделениями прикрытия и арьергардами, потеряли соприкосновение с войсками 19-й армии. Это подтверждается сводкой 9-й армии противника, где отмечено, что 8-й ак без соприкосновения с противником достиг р. Вержа (приток Днепра в 3-х км западнее него. — Л.Л.) и что восточный берег Днепра южнее автострады занят частями противника[173].
