Связь Крымской группы с Гуляй-Полем “оборвалась” за несколько дней до нападения. 20 ноября митинг бойцов вежливо отклонил предложение красного командования двигаться на Кавказ без приказа Махно. 25 ноября Каретников был “вызван в штаб”, по дороге арестован и позднее расстрелян. Но с частями Каретникова все оказалось не так просто – они разбросали обступавшие их красные части и вышли к Перекопу. На белых кавалеристы не были похожи, и их пропустили[657]. “Как было драться с братьями по оружию? – комментирует В. Голованов. – В этом смысле весь план “замкнуть” махновцев в Крыму имел колоссальный изначальный изъян: разгром повстанцев должен был осуществить те самые части, которые вместе с ними сражались против белых”[658]. Группа вышла было на оперативный простор, но 1 декабря у Тимашевки наткнулись на крупные силы красных, после чего от нее осталось только 700 кавалеристов и 1500 штыков[659].
В Гуляй-Поле накануне вероломного нападения красных было немало оснований для беспокойства. Днем 26 ноября стало известно об аресте махновского представительства в Харькове (его члены будут расстреляны в 1921 г.). В ночь с 25 на 26 ноября было также арестовано около 350 анархистов, в том числе Волин, Мрачный и зачинщики забастовок в Харькове[660]. Телефонные переговоры ситуацию не прояснили – власти утверждали, что это какое-то недоразумение. Но Махно сумел привести свои войска в боевую готовность, и начавшаяся поздно вечером атака красных не застала его врасплох. Но основные силы повстанцев ушли на врангелевский фронт, и у Махно под рукой было только 1000 сабель и 2000 штыков.
На Гуляй-Поле с трех сторон наступали части 42-й дивизии и двух кавалерийских бригад (Богучарской и интернациональной). Одна кавбригада вышла в тыл к махновцам. Постреляв по красным частям, наступавшим с юга, махновцы оставили Гуляй-Поле и ушли на восток. С севера в городок вошла кавалерийская интербригада. Ничего не подозревавшие части, наседавшие с юга, атаковали занявших Гуляй-Поле кавалеристов. Начался жаркий бой красных друг с другом, что позволило махновцам выйти из окружения. 7 декабря Махно соединился с кавалерийским отрядом Марченко, прорвавшимся из Крыма. Аршинов вспоминает о состоянии Махно: "Вид разбитой, почти уничтоженной знаменитой конницы сильно потряс его"[661]. Все нужно было начинать сначала.
А в это время Фрунзе разворачивал против Махно части трех армий (в том числе двух конных). Почти все части Южного фронта обрушились на повстанцев, уничтожая по пути небольшие группы, не успевшие соединиться с Махно[662].
Но отряд махновцев по пути обрастал потерявшими было связь друг с другом партизанскими частями. Присоединялись и красноармейцы разбитых махновцами частей РККА. В начале декабря у Махно было 2,5 тысячи бойцов. После нескольких неудачных попыток окружить повстанцев, огромная масса красных армий создала вокруг Махно практически сплошную линию фронта, двумя концами упирающуюся в берег Азовского моря. Уже понимая, что дело плохо, Махно “не унимался” и, словно дразня красное командование, у него под носом захватил Бердянск. После этого РККА сомкнула кольцо вокруг окружения в районе Андреевки. 15 декабря красное командование докладывало в Совнарком: “продолжая наше наступление с юга, запада и севера на Андреевку, наши части после боя овладели окраинами этого пункта, махновцы, сжатые со всех сторон, сгруппировались в центре селения и продолжают упорно обороняться”[663]. Казалось, махновская эпопея подошла к концу.
Однако Фрунзе не учел совершенно уникальных возможностей махновской армии. Н. Ефимов пишет: "Махновец... за время партизанской борьбы, а может быть также в силу своих социальных условий, развил в себе индивидуальные свойства. Махновец всюду чувствует себя самостоятельным. Даже в бою любимый его строй – лава, где предоставляется отдельному бойцу максимум самостоятельности.
Развитие в махновце свойств индивидуального бойца дает возможность ему не терять голову в опасные минуты..."[664]
Махно мог, объяснив задачу, распустить свою армию на все четыре стороны в полной уверенности, что она соберется в указанном пункте в тылу противника и ударит по нему. К тому же махновская армия была "моторизована" – она почти целиком могла передвигаться на конях и тачанках, развивая скорость до 80 верст в день.
Все это помогло махновцам 16 декабря выйти из приготовленной Фрунзе западни: "Небольшие группы махновцев уже в это время, во время боя обходили наши части и проскальзывали на северо-восток... Махновцы приблизились к деревне, открыли в темноте беспорядочную стрельбу, чем произвели удачную панику среди красноармейских частей и заставили последних разбежаться"[665]. При этом красноармейская пехота дралась нехотя.
Погрузившись на тачанки, махновцы вышли на оперативный простор, громя встречные красные части, которые и представить себе не могли, что противник сможет вырваться из окружения.
Махновская армия снова разрослась до 10-15 тысяч человек. На сторону повстанцев переходили целые подразделения 2-й конной армии, которой командовал "беспартийный большевик" Ф. Миронов[666].
Неспособность победить махновцев военным путем толкнула большевиков к наращиванию террора. 2 декабря в четырех махновских уездах был установлен жесточайший режим чрезвычайного положения. Расстрел угрожал всем, кто укрывает махновцев или даже выходит из дома после 10 часов вечера. Ключевые пункты района были заняты сильными красными гарнизонами[667]. 5 декабря армиям Южного фронта был отдан приказ проводить поголовные обыски, расстреливать не сдавших оружие крестьян, накладывать контрибуции на села, в черте которых производились нападения на красные части[668]. "Выкорчевывание" махновщины затрагивало и тех, кто перешел на сторону компартии. Так, в конце декабря "революционная тройка" в Пологах арестовала весь ревком и часть его расстреляла на том основании, что члены ревкома служили у Махно в 1918 г. (то есть в период войны с немцами)[669].
Помимо “официальных” карательных действий, красные части предавались бандитизму (без кавычек), о чем сигнализировала даже милиция: “Настоящим доношу до Вашего сведения, что отдельными батальонами Богучарской бригады, присоединенными к ВЧК, происходит целый бандитизм, грабеж, самовольная замена лошадей у крестьян”[670].
Чтобы не подвергать излишней опасности односельчан, Махно переходит в декабре Днепр и углубляется в правобережную Украину. Переход на правобережье серьезно ослабил махновцев – здесь их не знали, местность была незнакомой, симпатии крестьянства склонялись на сторону петлюровцев, с которыми у махновцев были прохладные отношения. В то же время против махновцев выдвигались части трех кавдивизий. В районе реки Горный Тикич завязались кровавые бои. Махновцы передвигались так стремительно, что сумели застать врасплох командира одной из дивизий А. Пархоменко – он был убит на месте. Но противостоять натиску превосходящих сил противника на чужой территории махновцы не могли. Понеся большие потери у Горного Тикича, махновцы ушли на север и перешли Днепр у Канева. Затем последовал рейд через Полтавскую и Черниговскую губернии и дальше до Беловодска.
В середине февраля Махно повернул в родные места. Им теперь овладела новая идея – распространять движение вширь, постепенно вовлекая в него все новые и новые земли, создавая повсюду опорные базы. Только так можно было разорвать кольцо красных армий вокруг его армии на колесах. В марте Махно посылает колонны в направлении Дона, Кубани, Воронежской, Саратовской, Харьковской и даже Тамбовской губерний. Даже в Приазовье армия была разделена на несколько групп, чтобы крестьянам было легче снабжать повстанцев. Сам Махно с небольшой мобильной группой в 200 бойцов объезжал многочисленные очаги восстания, уходя от преследовавших его красных отрядов.
Крестьянство более обширной зоны, чем коренной махновский район, привыкало к батьке и все больше поддерживало его. В анонимных опросах, организованных большевистскими “социологами” для выяснения настроений населения, крестьяне писали, что “советская власть построена на угнетении рабочих и крестьян, на форменном обкрадывании крестьян и т.д.”[671].
Расширение ареала махновского движения в этот период опровергает вывод тех авторов, которые вслед за В. Каневым считают, что "у него уже не было никаких шансов на победу, но он не сдавался и с фантастическим упрямством продолжал борьбу. Это уже была война ради войны"[672]. Именно в это время власть большевиков "висела на волоске".
Разгром белого движения привел к вступлению Российской революции в новую фазу. Теперь исчезла угроза реставрации дореволюционного режима силами белого движения. Крестьяне больше не опасались, что белые отнимут у них землю. Тысячи рабочих теперь не боялись массовых репрессий против участников революции со стороны контрреволюционеров. Исчезновение этой угрозы лишило оснований политику "военного коммунизма", которая формировалась в условиях мобилизации всех сил ради победы в гражданской войне. Но большевики не собирались отказываться от "военного коммунизма", так как считали его прямой дорогой к новому коммунистическому обществу. Режим «военного коммунизма» был сохранен во всей полноте. Социальная напряженность стала стремительно нарастать.
