Жорж шепнул своему другу, выпуская клуб дыма:
- Сунь негодяю десятирублевку.
Андрей кивнул головой. Он и сам стал подумывать о подкупе. Выбрав минуту, когда никого не было около, он сказал:
- Сколько возьмете, чтобы отпустить нас с богом?
- А сколько дашь? - был стремительный ответ.
- Вот сколько, - отвечал Андрей, показывая кучку медяков.
Предложить большую взятку при таких обстоятельствах значило бы возбудить подозрение и погубить все.
- Мало! Нас двое. Давай рубль.
- Вишь ты! Да у меня таких шальных денег в заводе нет. Берите гривенник. Я бы и этого не дал, да недосуг мне ждать.
Однако у него не хватило хладнокровия торговаться дольше. Он увеличил взятку, и оба очутились на свободе.
В первой же деревушке они наняли телегу и к обеду добрались до станции. Давид был уже там и известил их, что все в порядке и что шпионов не видать. На этот раз Андрей настоял, чтобы приятная компания разбилась. Они купили себе каждый отдельно билеты и заняли места в разных вагонах, уговорившись на промежуточных станциях не признавать друг друга, а встретиться, только достигнув места назначения.
Глава VII
У СЕБЯ ДОМА
Таня сидела у себя в комнате в самом угнетенном настроении после трех дней мучительной нравственной пытки, когда Давид явился с известием, что Андрей приехал в Петербург здрав и невредим и часа через два будет дома. Он сделал это по поручению Андрея, который не мог прямо явиться к Тане из-за процедуры переодевания.
К удивлению Давида, Таня не обнаружила никакой радости. Она бросила на него удивленный, испытующий взгляд, как будто он привез самые неприятные вести, которым она ни за что не хочет верить.
- Кто вам сказал? - спросила она недоверчиво.
- Да никто. Мы с ним вместе приехали из Дубравника. Уверяю вас, то был ваш Андрей - настоящий, живой, а не его призрак, - возразил Давид улыбаясь.
Тут только Таня как будто очнулась от оцепенения и дала волю радости и ликованиям.
Она была уверена, что Андрей погиб. Положительных фактов у нее не было, но она уже приготовилась к своему несчастью и старалась не поддаваться обманчивым надеждам, чтобы известие об его аресте не подкосило ее окончательно.
Таня, конечно, не ждала от него писем из Дубравника. Но она взяла с него слово, что он аккуратно каждый день будет посылать ей какую-нибудь газету, причем адрес на обложке будет написан его рукой, и она будет знать по крайней мере, что он не арестован.
Андрей добросовестно исполнял свое обещание. Ежедневно в одиннадцать часов Таня получала номер "Листка" - самой реакционной и, значит, самой благонамеренной газеты, выходившей в Дубравнике. Этот "Листок" доставлял ей одной больше радости, чем всем подписчикам, вместе взятым. Получение газеты сделалось для нее главным событием дня. Она волновалась к приходу почтальона и впадала в отчаяние, если драгоценная газета запаздывала и приходила не утром, а после обеда.
Но за последние три дня она не получала ее вовсе. Катастрофа в доме Заики, погубившая все планы и надежды, казнь друзей и все, что следовало затем, до такой степени потрясли Андрея, что он прекратил свою немую переписку. К тому же он каждый день, почти ежечасно, собирался ехать в Петербург и вследствие этого не придавал большого значения такому ничтожному, как ему тогда казалось, упущению. Людям, находящимся в огне, трудно себе представить то мучительное беспрерывное беспокойство, которое испытывают далекие друзья, пребывающие в сравнительной безопасности. Кроме того, Андрей знал, что Жорж писал Тане и, значит, известил ее, что они оба живы.
Жорж действительно писал. Но его письмо далеко не успокоило ее. Оно было написано второпях, и Жорж не имел времени прибегнуть к шифру или химическим чернилам. Ему нужно было распространиться о многом: и о том, что задерживало Андрея, и об общем положении дел, и о надеждах на скорое возвращение. Он излагал это в очень туманных выражениях, с такими оговорками и околичностями, с таким обилием намеков и аллегорий*, что в результате получилось послание, ясное как божий день самому Жоржу, но совершенно непонятное для Тани. Она не могла в нем разобраться и не знала, какую фразу нужно понимать в прямом, какую в переносном смысле. Долго она ломала голову над загадочным письмом, но в конце концов все-таки не поняла из него: задержан ли Андрей делами, которые он думает скоро покончить, или же он попался, но друзья его сильно надеются, что все сойдет благополучно. Насколько надежды друзей основательны, об этом ей предстояло догадываться самой.
______________
* Аллегория - иносказание.
От самого Андрея между тем - ничего. Весь день она в лихорадке прождала газету, которая объяснила бы ей смысл письма Жоржа. Но "Листок" не пришел ни в тот день, ни на другое утро, ни на следующий день. Газеты тем временем были полны сенсационных известий из Дубравника. Андрей сделался любимым героем репортеров. Сообщали, что он арестован то в одном, то в другом доме, то на улице, то на вокзале. Краткое описание примет часто совпадало с наружностью Андрея. Подробно и с большим драматическим эффектом описывалась сцена ареста. Одна газета сообщала из достоверных источников, что арестованный наконец сознался, кто он; другая - что его личность удостоверена подавляющими уликами; третья - что он уже отправлен под строгим конвоем в Петербург.
Количество таких арестов доказывало только, с каким неистовством охотились за Андреем. Не могли же его арестовать в нескольких местах одновременно. С другой стороны, возможно ли, чтобы он, будучи на свободе, не дал бы ей как-нибудь знать о себе? Каждая новая телеграмма в газетах казалась ей более знаменательной, чем предыдущая, и уже несомненно верной, несмотря на то что все предыдущие телеграммы оказывались уткой. Чтение газет превратилось для нее в настоящую пытку. И все-таки она читала с жадностью все, что могла достать. Газеты ворохами валялись по комнате, превратившейся в какую-то контору редакции.
Три дня, проведенные в такой тревоге, отразились на ней, как серьезная болезнь. Она побледнела и похудела, глаза горели лихорадочным блеском. По ночам ее беспокойный сон прерывался страшными кошмарами.
- Он просто чудом выбрался из этого ада! - воскликнула она, когда Давид рассказал ей о последнем приключении Андрея.
- Правда, они охотились за ним по пятам! - ответил Давид. - Теперь на вас лежит священная обязанность удержать его от участия в подобных делах по крайней мере месяцев на шесть. Он слишком много рисковал. А главное, не отпускайте его из Петербурга ни под каким предлогом.
- Постараюсь, - сказала Таня с улыбкой. - Но боюсь, что и здесь ему далеко не безопасно.
- Во всяком случае, безопаснее, чем в другом месте, - отвечал Давид.
- Кстати, - встревожилась она, - где вы их оставили? Не на вокзале, надеюсь?
Давид объяснил ей, что распрощался с Жоржем и Андреем, перед тем как они взобрались на конку, которая почти довезет их до конспиративной квартиры.
- До конспиративной квартиры? - протянула Таня разочарованным голосом. - Он там надолго застрянет, я в этом уверена.
- Нет, нет, Жорж останется вместо него и сообщит все сведения товарищам. Андрей обещал, что не пробудет ни минуты дольше, чем необходимо.
- Он обещал? - переспросила Таня и лицо ее просветлело.
За такое обещание она моментально простила ему все перенесенные муки.
- Как мило было с вашей стороны прийти ко мне с такой вестью! - сказала она Давиду.
В ее сердце фраза эта звучала несколько иначе: "Как мило было с его стороны поручить Давиду известить меня!"
Уходя, Давид попросил ее передать Андрею какое-то поручение. Она кивнула головой в знак согласия, но, как только Давид исчез, забыла решительно обо всем - и об нем и об его поручении - и, спрятавшись за занавеску, впилась в окно, из которого можно было видеть улицу во всю ее длину.
Мысль, что Таня, вероятно, беспокоится о нем, впервые сверкнула в голове Андрея, когда он подъезжал к Петербургу. Но он не подозревал, что она пережила за эти дни. Когда он просил Давида предупредить ее, он просто имел в виду задержать ее дома на случай, если бы она собиралась куда-нибудь.
Но как только он нанял извозчика, лихорадка ожидания охватила его и росла по мере того, как он приближался к хорошо знакомой ему улице. Они быстро проехали центральные части города, и колеса катились уже по мягкому ровному дереву длинного моста. Как великолепно сверкала река в этот прекрасный весенний день! Черный пароход, быстрый и стройный, несся по реке и нырнул под мост, согнув предварительно вдвое свою высокую черную трубу, которая затем мгновенно выпрямилась по другую сторону моста, как бы по собственному желанию. Большая деревянная баржа двигалась в том же направлении, и молодой красивый парень в красной рубахе с расстегнутым воротом толкал ее длинным шестом, между тем как его товарищ на руле лениво напевал что-то.
