Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии 1917-1921

Во время войны реформа аппарата военного управления — непозволительная роскошь. Несмотря на неэффективность работы ряда подразделений Наркомвоена, в 1919–1920 годах проводились лишь незначительные их реорганизации. Масштабная реорганизация 1921 года была следствием сокращения армии. Она открыла новую страницу истории Красной Армии и её центрального аппарата управления — перехода к миру.

Ещё в начале 1980-х годов проводились исследования социального и национального состава РККА, однако приоритетными считались соответствующие подсчёты по руководящим военно-политическим, фронтовым и армейским органам[933]. Фактически из поля зрения историков выпали кадры Полевого штаба (ПШ) Реввоенсовета Республики и советского центрального военного аппарата, при том, что их анализ дополняет представления о политике высшего руководства РККА в годы Гражданской войны.

Троцкий о подборе и расстановке кадров: «В технической и оперативной областях я видел свою задачу прежде всего в том, чтобы поставить надлежащих людей на надлежащее место и дать им проявить себя. Политическая и организационная работа моя по созданию армии целиком сливалась с работой партии»[934]. В 1918 году Троцкий беспощадно расправлялся с самостийностью революционных командиров, устроив пару образцово-показательных процессов. Так, по его собственному признанию, «в 9-й армии был случай, когда два революционных начдива — Гузарский и Слувис — самовольно нарушили приказ и дезорганизовали хорошо задуманную операцию. Я арестовал обоих начдивов. Ко мне прибыло пять коммунистов для объяснения и защиты. Я их предал суду за самовольное оставление постов. Гузарский был расстрелян по постановлению трибунала, которому он был предан мною. После этого митингование начдивов и комиссаров прекратилось»[935].

С.И. Гусев (в 1918 г. — партийный работник, направленный по мобилизации в Свияжск, где тогда решалась судьба революции, затем командующий 5-й армией) в 1924 году констатировал: «Приезд (в Свияжск. — C.В.) тов. Троцкого внёс решительный поворот в положение дел. В поезде тов. Троцкого на захолустную станцию… прибыли твёрдая воля к победе, инициатива и решительный нажим на все стороны армейской работы. С первых же дней на загромождённой тыловыми обозами бесчисленных полков станции, где ютились политотдел и органы снабжения, и в расположенных впереди… частях армии почувствовали, что произошёл какой-то крутой перелом. Прежде всего, это сказалось в области дисциплины. Жёсткие методы тов. Троцкого для этой эпохи партизанщины, самовольщины, недисциплинированности и кустарнической самовлюблённости были, прежде всего, и наиболее всего целесообразны и необходимы. Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени для того не было»[936].

Именно в Свияжске Троцкий продемонстрировал: за трусость будут беспощадно расстреливаться даже большевики — Каппеля победили «несмотря на то, что петроградский рабочий полк, расстреляв сгоряча все патроны, сбежал с позиции, бросился к Волге, захватил пароход и начал требовать, что его везли в Нижний»[937]. За трусость «полк был ссажен (под угрозой потопления) с парохода, и созданный тут же полевой трибунал приговорил к расстрелу каждого десятого. В тот момент, когда этот расстрел был приведён, и в той обстановке, в какой он был осуществлён, это была, безусловно, правильная и необходимая мера. Этот расстрел красной кровавой чертой подводил итог предшествовавшему партизанскому хаотическому периоду существования Красной Армии и был последней переходной ступенью к регулярной дисциплине»[938].

Как справедливо заметил биограф Троцкого И. Дойчер, наркомвоен всячески стремился оградить офицерство от незаслуженной критики со стороны ряда большевистских деятелей. Правда, по мнению Дойчера, Троцкий не просто пытался успокоить офицеров, но искренне возмущался нападками на них; «даже по окончании Гражданской войны, когда необходимость в помощи царских офицеров отпала, он продолжал требовать, чтобы к ним относились с должным уважением. Он утверждал, что их надо использовать даже после формирования нового офицерского корпуса, потому что ни одно цивилизованное и построенное на разумных началах общество не может себе позволить разбрасываться умелыми, знающими и заслуженным людьми». Фактически эти аргументы наркомвоена свидетельствуют, что в кадровом вопросе Троцкий был прагматиком: дело здесь не в гуманности, а в умении ценить профессионалов[939].

Троцкий прекрасно понимал, что без кадровых военных армию построить нельзя. В 1918 году он активно использовал офицеров, в частности назначая на руководящие посты в аппарате Высшего военного совета доставшихся от царизма генералов и штаб-офицеров[940]. К тому же наркомвоен заботился о собственном имидже, завоевав к 1919–1920 годам определённый авторитет даже в военной касте — и это притом, что попавшие весной 1918 года в аппарат Высшего военного совета офицеры не очень-то высоко его ставили. Карл Радек рассказал о первых совещаниях Троцкого с офицерами в апреле 1918 года: «В кабинете у тов. Подвойского собрались лучшие из бывших царских офицеров, которые не бросили рядов армии после нашей (большевиков. — С.В.) победы, дабы совместно с нашими товарищами и рядом военных представителей союзников разработать план организации армии, Троцкий в продолжение многих дней прислушивался и к их планам, молча. Это были планы людей, не понимающих переворота, на их глазах происшедшего. Каждый из них отвечал на вопрос о том, как создать армию, по-старому. Они не понимали перемен, которые произошли в человеческом материале, на котором строиться армия. Пока что военные молчали, но считали это бесполезной затеей. Старик Борисов, считающийся одним из лучших военных писателей, сто раз убеждал меня и тов. Антонова-Овсеенко, принимавших участие в редакции «Военное дело», что ничего из этого предприятия не выйдет, что армия может быть построена только на началах общеобязательности, на началах железной дисциплины… Ни на минуту не допуская мысли, что добровольческая армия может спасти Россию, Троцкий строил её как аппарат, нужный ему для создания новой армии. Но если уже в этом выражался организаторский гений Троцкого, смелость его мысли, то ещё более яркое выражение она нашла в мужественном его подходе к идее использования военных специалистов для строения армии»[941].

Именно Троцкий стал одним из тех, кто отстоял идею о необходимости постановки бывших офицеров на ответственные должности не в руководстве военного ведомства, а в партии большевиков. По признанию Карла Радека, в редакции левых коммунистов (газета «Коммунист») чуть было не произошёл раскол по этому вопросу. Сам Радек был сторонником активного использования военспецов, в лагере противников были такие видные партийные работники, как Н.И. Бухарин, Н.А. Осинский-Оболенский, А. Ломов, В.Н. Яковлева[942].

Французская газета «Темп» в 1924 году писала о расхождении демагогии Троцкого с его делами в военном ведомстве: «Правда, господин Троцкий написал целую книгу, в которой оправдывал систематический террор против буржуазии, интеллигентов и спецов, но на практике наркомвоен не только спас жизнь многим интеллигентам, спецам и даже офицерам, но и создал для них необходимый авторитет при выполнении их функций… Ему приходилось обуздывать ненависть, недоверие и зависть, которую вызывали старые специалисты, спасшиеся от военного суда, у начальства и некоторых коммунистов. Троцкий с большим успехом использовал этих старых специалистов, главным образом, в армии, и этой своей проницательностью он обязан в первую очередь своей популярностью. В России было очень мало техников и, можно сказать, что каждый раз, когда Троцкий спасал одного из них, он сберегал ценную часть национального наследства»[943].

По словам Радека (?), «много дней офицеры высказывали и обсуждали свои идеи, а Троцкий молча их выслушивал. Предлагались возможные планы по воссозданию старой армии, но ни в одном не учитывался психологический подъём масс (естественно, его и не было! — С.В.). Затем Троцкий начертил перед ними свою схему призыва добровольцев. В ответ офицеры только недоумённо промолчали и пожали плечами. Они приписывали падение старой армии недостатку дисциплины и были уверены, что в добровольческой армии недостатку дисциплины в принципе быть не может. План Троцкого показался им причудой дилетанта-революционера»[944].