С улицей связана деятельность многих фотохудожников Москвы, создавших документальные портреты современников, в том числе знаменитых писателей, артистов. Последний прижизненный снимок Федор Михайлович Достоевский сделал в ателье А. Ф.Эйхенвальда, студия которого находилась на Петровке, 12.
В 20-е годы на Петровке, 5, помещалось популярное ателье фотохудожника Моисея Наппельбаума. Он прославился снимками многих звезд искусства и литературы, Анны Ахматовой, в частности, а также первой официальной фотографией председателя Совнаркома "тов. В. И. Ульянова-Ленина". То был первый камень в основание культа вождя -пирамиды Ленина, быстрее, чем коммунизм, построенной его соратниками. Ильич, лбом которого залюбовался мастер, работой остался доволен, расписался и сделал надпись на снимке: "Очень благодарю товарища Наппельбаума. Ленин". Заслужившему доверие "товарищу" поручили возглавить первую московскую государственную "специальную портретную фотографию при ВЦИК", запечатлевавшую для истории вождей и функционеров партии, партийные съезды и конференции. На этих снимках можно увидеть тех, кого эта партия приказала уничтожить. Сломали новые хозяева Москвы и старинный дом Анненковой, где помещалось ателье Наппельбаума. Прелестный особняк украшал угол Петровки и Кузнецкого моста. На его месте построен торгово-деловой центр "Берлинский дом".
Раньше, чем фотографы, облюбовали Петровку продавцы книг и нот, владельцы типографий и издатели, самые известные и уважаемые. На одних Петровских линиях насчитывалось свыше десяти книжных издательств, магазинов. Лавки "Гроссман и Кнебель", "Знание", "Книжный мир", Николая Лидерта, Натальи Печковской знали многие. Библиотеки "Петровская", "Новое дело", "Французская библиотека для чтения Рено" и другие при магазинах имели адреса этой улицы. Книгами занимались чуть ли не в каждом доме.
Многие из них попали в руки двадцатилетней Маргариты Рудомино, чудом создавшей в голодной, холодной, нищей, малограмотной Москве библиотеку иностранной литературы. Из Саратова привезла методическую литературу, собранную покойной матерью, преподавательницей иностранных языков. "И всюду мы находили книги", - рассказывала она о том времени. Находили потому всюду, что все частные книжные магазины, издательства закрылись. Как вспоминает известный германист Лев Копелев, на Петровских линиях выдавалась литература на дом и хранилась часть фонда. Как водилось тогда, новому советскому учреждению на Петровке дали имя революционера - Петра Кропоткина.
Та разросшаяся библиотека с миллионами томов - ныне на Яузе, в большом доме, построенном героическими усилиями все той же Маргариты Ивановны Рудомино, чье имя она носит по праву. Сразу после смерти в 1990 году ее назвали "великим библиотекарем".
В конце 20-х годов, окончив романо-германское отделение Университета, она покрыла Москву сетью кружков в клубах заводов и парках, где каждый бесплатно(!) мог изучать немецкий, французский, английский. Идея-фикс коммунистов "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" и лозунг ЦК ВКП(б) "Иностранные языки - в массы!", - поразительным образом соотнеслись с мечтой Маргариты Рудомино. Она хотела, чтобы все мы могли говорить и читать книги не только на русском. Поэтому основала в молодости высшие курсы иностранных языков, ставшие ядром первоклассного института, ныне лингвистического университета...
На Петровке с комфортом можно было не только жить, делать покупки, развлекаться, но и лечиться, заниматься физкультурой и спортом. В конце прошлого века здесь открылась первая в городе зубоврачебная школа, позднее "Первая московская механическая лечебница Цандеровского института", где пользовали методом шведского физиотерапевта Цандера. Теперь в старинном доме 23, построенном Матвеем Казаковым, (поменявшим сто лет спустя классический стильный наряд на европейскую модную облицовку), еще один деловой центр.
Напротив, пройдя арку дома 26, неожиданно попадаешь на теннисные корты, расстилающиеся перед еще одним старым особняком. Это все, что сохранилось от некогда большой княжеской усадьбы, где пережила пожар Москвы 1812 года Молодая гвардия Наполеона и штаб французской армии во главе с маршалом Бертье. (Работа его штаба стала нормой для армий Европы). Он покончил с собой через три года после отступления из Москвы.
В сохранившемся особняке давно уже спортивный зал "Динамо". Зимой корты до недавних лет превращались в каток. Это каток исторический. На его месте находился пруд, арендовавшийся Московским речным яхт-клубом, первой спортивной организацией города. Летом члены яхт-клуба проводили на воде, зимой занималсиь фигурным катанием и бегали на льду до тех пор, пока в 1889 году не возникла идея провести первый чемпионат России по скоростному бегу на коньках. Москву представляли известные велосипедисты. Из Питера приехал бегун Александр Паншин. Он и стал чемпионом № 1. Соревновался на катке длиной 200 метров, и, чтобы пробежать три версты, ему пришлось сделать 60 поворотов! Чемпион прошел дистанцию за 7 минут 21 секунду, прочертив на льду Петровки победную траекторию, по которой устремились другие наши чемпионы-конькобежцы, ставшие лучшими в Европе.
Задолго до того, как Президент России и мэр Москвы с фирменными ракетками и коробками импортных мячей проложили маршрут к Лужникам, сотни рядовых московских интеллигентов крепко полюбили пыльную Петровку, 26. Приходил и я сюда с одним-единственным лысым мячиком, опасаясь при неточном ударе безвозвратно запустить дефицит через тренировочную стенку куда-то в сторону Цветного бульвара.
Хотя Петровка упоминается в документах времен Ивана Калиты, сплошная линия домов по ее сторонам образовалась только после того, как Неглинка ушла под землю. До этого весенние разливы задержали формирование плотной застройки. Улица слыла болотистой, топкой, славилась непросыхающей лужей даже в теплые дни. Дома строились на сваях. Преображение Петровки в "лучшую улицу" произошло на рубеже ХIX и ХХ веков.
В первую очередь осваивалась нечетная, отдаленная от Неглинки сторона. На ней сохранился у Большого двухэтажный ампирный дом Хомяковых, появившийся в 1824 году. Рядом с ним тянулся еще один принадлежавший Хомяковым деревянный дом, сгоревший от взрыва газа в 1898 году. В нем в молодости жил известный славянофил, талантливый публицист, богослов и философ, поэт Алексей Степанович Хомяков, певец объединения славян под главенством России. В Московском университете он защитил диссертацию по математике. Но известен стихами, пьесами, статьями, переводами с греческого. И запретным стихотворением "России", ходившим в самиздате с такими крамольными строчками:
В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена...
Вдохновляли поэта Москва, Кремль. Услышав однажды утром на пасху 1849 года звон Ивана Великого, сочинил стихотворение о кремлевской заутрене, призвав "кичливые умы" к братству со "страждущими":
В безмолвии, под ризою ночною,
Москва ждала, и час святой настал:
И мощный звон промчался над землею,
И воздух весь, гудя, затрепетал.
Певучие серебряные громы
Сказали весть святого торжества,
И слыша глас, ее душе знакомый,
Подвиглася великая Москва.
Путеводителями из жизни Хомякова упоминается единственный эпизод: на его квартире однажды собрались московские литераторы (в том числе два великих поэта - Александр Пушкин и Адам Мицкевич, отбывавший ссылку в первопрестольной), чтобы отпраздновать выход первого номера журнала "Московский вестник". "Нечего описывать, как весел был этот обед, свидетельствует историк Михаил Погодин, - сколько было тут шуму, смеха, сколько рассказано анекдотов, планов, предположений".
Жизнь Хомякова прошла в постоянном общении с друзьями, среди которых был великий Гоголь, собиравшимися в его доме "для обмена мыслей и для споров". В другом хомяковском доме на Арбате долгое время все сохранялось так, как было в 40-е годы ХIX века, даже музей существовал в первые годы советской власти. Судьба этого хомяковского дома печальна, его снесли в хрущевские времена, чтобы проложить проспект...
А на Петровке, 3, на месте сгоревшего дома Хомякова - много сделавший для Москвы архитектор И. А. Иванов-Шиц до революции возвел (надстроенный в сталинские годы двумя этажами) большой дом на углу с Кузнецким мостом, занятый ныне ведомством речного флота России.
В анналы истории Москвы вошел родственник поэта дворянин Алексей Степанович Хомяков, владевший перед революцией участком земли рядом со сгоревшим строением. На ней он посеял траву и посадил несколько деревьев, оказавшихся посреди улицы. В Москве этот скверик, огороженный решеткой, прозвали Хомяковой рощей. Это сюжет другого рода, порожденный страстью к наживе. Газеты и Дума годами уламывали его продать злосчастный клочок земли, чтобы расширить проезд.
И многие годы неслышно прошли.
