(В скобках замечу, что, заявляя это, США уже готовились скрыто финансировать мятеж чехословацкого корпуса в России, без которого серьёзная гражданская война просто не началась бы…)
В седьмом и восьмом пунктах говорилось об «эвакуации и восстановлении Бельгии» и возврате Франции Эльзас-Лотарингии, в девятом пункте – об «исправлении границ Италии»…
Десятый пункт предусматривал «широчайшую возможность автономного развития» народов Австро-Венгрии, а одиннадцатый – «эвакуацию» Румынии, Сербии и Черногории, то есть освобождение всех оккупированных там территорий.
Двенадцатый пункт касался Турции, а также декларировал свободный статус Дарданелл.
Тринадцатый пункт трактовал о необходимости создания «независимого Польского государства» с «неоспоримо польским населением, которому должен быть обеспечен свободный и надёжный доступ к морю…».
Содержание «пунктов Вильсона» с седьмого по тринадцатый позволяет уверенно предполагать, что последним, кто имел хоть какое-то отношение к их разработке, был их «автор».
Свидетель на сей счёт есть авторитетный – Уильям Буллит. Буллит, конечно, не оспаривает авторство бывшего шефа, а незаметно для себя проговаривается: «Вильсон оставался удивительно невежественным в вопросах европейской политики, географии и национального состава. Даже после произнесения им величественных речей, посвящённых международным событиям, его знание Европейского континента оставалось элементарным».
«Национальные» же пункты были составлены вполне квалифицированно, явно теми, кто понимал весьма тонкие «тонкости» в незнаемой Вильсоном Европе. Особенно это относилось к идее «польского коридора» к морю…
Заключительный, четырнадцатый, пункт гласил: «Должно быть образовано общее объединение наций на основе особых статутов в целях создания взаимной гарантии политической независимости и территориальной целостности как больших, так и малых государств».
Это была прокламация будущей Лиги Наций…
За год до появления «14 пунктов мира» Ленин писал: «Американские миллиардеры и их младшие братья (в Голландии, Швейцарии, Дании и прочих нейтральных странах)… начинают замечать, что золотой родник оскудевает». Тогда Америка ещё не вступила в войну, а теперь, когда янки обосновывались в Европе всё увереннее, «родник» почти иссяк… Революционные же взрывы в Европе, уставшей от войны, могли прибыльный для капитала «родник» и вовсе уничтожить.
Понимание того, что из военной «лавочки» уже много не выжмешь и надо открывать «лавочку» послевоенную, и вызвало к жизни американские «пункты мира».
Глава 9. Военный «эндшпиль»: Америка приходит в Европу
ДА, С МИРОВОЙ войной Капиталу надо было поскорее кончать. Советская Россия явно подавала «дурной пример», попытки контролировать её не удались, а попытки уничтожить с самого начала оказались очень уж неопределёнными по своим результатам. Советская власть, которой сроку отводили вначале «всего ничего», не рушилась, а сражалась, и никто не мог дать гарантии, что её удастся уничтожить.
Итак, с одной стороны возникала опасность «большевизации» Европы… С другой стороны, к середине 1918 года США уже почти обеспечили военное поражение германского конкурента, но именно что «почти»… А как верно было сказано: «Слово «почти» – это почти слово»… Немцы были ещё сильны и могли преподнести тот или иной сюрприз.
И не только немцы…
Скажем, в ходе той войны случился некий пикантный эпизод, известный лишь со слов компетентного участника. Весной 1918 года немцы опять близко подошли к Парижу. Французскую столицу обстреливала дальнобойная (на 100 километров) пушка «Большая Берта», Париж бомбили в ночных налётах немецкие бомбардировщики.
Это-то секретом не являлось, об этом говорила вся Европа. Менее известным было то, что в Париже забастовало 400 тысяч рабочих.
Союзники были в панике. США – тоже. Американские солдаты, только начав свои плавания к Старому Свету, могли ненароком опоздать. И вот тут-то «серый полковник» Хауз срочно обратился к влиятельному корреспонденту агентства Херста Карлу фон Виганду с поручением.
Виганд был не просто газетчиком, у него имелись серьёзные связи, он дружил с кайзером. И теперь он должен был выехать в Швецию, а оттуда в рейх для… выработки предварительных условий сепаратного мира Европы и США с Германией!
Сепаратного – потому что тогда у Германии появлялась возможность возобновить наступление на Восточном фронте на Россию, теперь уже Советскую. Мира – потому что победа США могла рухнуть накануне победы.
Однако немцы успехи наступления закрепить не смогли, а Клемансо сумел уговорить рабочих. Необходимость в посредничестве Виганда отпала.
Не войдя в исторические анналы, эта история с несостоявшимся миром не вошла, естественно, и в дневник «полковника» Хауза. Её, со слов Виганда, вписал в свой дневник американский посол в Берлине в тридцатых годах Додд. Сам профессор Додд в правдивости Виганда сомневался, потому что, мол, нигде о ней не читал.
Ещё бы!
Это как раз и была та правда, которая тает и бесследно исчезает в воздухе, как звуки важного, но нигде не фиксируемого разговора…
Европа «перегревалась» и могла взорваться революциями по русскому образцу… Американцам приходилось, что называется, шпорить коней, слонов и ослов. В мае 1918 года на военном совете союзников в Версале союзные премьеры: английский – Ллойд-Джордж, французский – Клемансо и итальянский – Орландо – составили телеграмму Вильсону: «Положение крайне серьёзно. 162 союзные дивизии должны сдерживать напор 200 германских. Без американских подкреплений минимум по 300 тысяч человек ежемесячно на победу надеяться нельзя».
И дядя Сэм начал посылать в Европу нужное количество голов – сотни тысяч жизней в обмен на сотни миллионов долларов. К осени в Европу отправляли уже по 330 тысяч солдат ежемесячно.
Реальное их участие в боевых действиях было не таким уж и значительным. Это становится ясно, если знакомишься с данными о людских потерях войск США. Основная их доля пришлась на период с июля по ноябрь 1918 года и составила 34 тысячи солдат и офицеров. Всего же безвозвратные боевые потери США составили около 114 тысяч человек (по некоторым данным – существенно меньше) из более чем двух миллионов, направленных в Европу. Как и всегда, Америка не столько воевала, сколько психологически «давила».
Но давила она, надо признать, с размахом.
В итоге Германия быстро утрачивала даже минимальные шансы не то что на победу, но и на более-менее почётный мир.
И вот как интересно выворачиваются иногда пути Золотого Интернационала! Америка сделала всё для того, чтобы Германия внешнюю войну проиграла. Америке был ни к чему Рейх, угрожающий вначале оттоптать янки пятки, а потом и показать им спину.
А вот теперь, после того как Штаты почти низринули Германию в ничтожество, после того как они подрезали германскому Капиталу крылья, Америке же приходилось заботиться о внутренней политической победе германского Капитала над общим врагом – рабочими Германии…
Кроме того планировщикам Первой мировой войны требовалось сохранить германский потенциал европейского противостояния на будущее для обеспечения базы уже Второй мировой войны.
«Старосветских» помощников в этих делах у Штатов хватало. Долларов – тоже. Фронт германских армий всё ещё не был сломлен, союзники даже не занимали территории Германии, зато масштабная работа «кротов» внутри Германии шла вовсю…
Наднациональному Капиталу, с которым теперь действовали в согласии германские коллеги, требовалось во что бы то ни стало не допустить в Германии социальной революции типа русской Октябрьской.
На сей счёт нет подробных документов, да и были ли они когда-либо, но вдумчивый анализ убеждает в мысли о том, что германские крупные собственники в критической ситуации решили пожертвовать и так уже почти упущенной военной победой на внешнем фронте ради классовой победы на внутреннем, социальном, фронте.
3 октября 1918 года в Германии, пока что при кайзере, по указанию Вильсона образуется «коалиционное» правительство. Глава – аристократ, принц Макс Баденский, но в состав уже вошли «демократы» Шейдеман и Бауэр.
5 октября это правительство обратилось к Вильсону с просьбой о перемирии, на что 8 октября последовал жёсткий ответ. Фактически от немцев требовали капитуляции.
9 октября на заседании кабинета министр иностранных дел задал вопрос генерал-квартирмейстеру Людендорфу:
– Может ли фронт продержаться хотя бы три месяца?
Людендорф поправил усы и резко ответил:
– Нет!
ЛЮДЕНДОРФ потребовал перемирия ещё 28 сентября. Но он имел в виду именно перемирие, а не катастрофическую капитуляцию. Поэтому когда Макс Баденский снёсся с Вильсоном и немцы узнали, что им предлагают форменное самоубийство, тот же Людендорф настоял, чтобы маршал фон Гинденбург обратился к войскам.
