Как видно, прежде всего здесь прославляются заслуги и достоинства Боэмунда-крестоносца: это доблестный воин, могучий рыцарь, талантливый военачальник, победитель турок и вероломных греков, восстающих против истинной веры и римско-католической Церкви. Это сверхчеловек, поборник Христа, положивший свою жизнь на службу крестовому походу, преимущественно священной войне, способной почитать как святых тех, кто, как и он, согласился потерять свою земную жизнь в битвах за Христа и обрести жизнь вечную подле Бога.
Эта эпитафия, не блещущая литературными достоинствами и усеянная игрой слов, является красноречивым памятником истории рыцарских менталитетов: она прославляет крестовый поход и особенно Боэмунда, законного князя Антиохии, победившего язычников и «еретиков» византийцев.
Резное оформление бронзовых ворот свидетельствует не только о восточном и византийском влиянии; оно раскрывает священный характер битвы Боэмунда и дело, которое он поддерживал, защищая свое княжество от тех, кто (греки или турки) хотел его захватить. На мой взгляд, два резных панно, в недавнем времени отреставрированных, до сих пор не получили должной интерпретации.
На верхнем панно правой двери изображены два персонажа, которые, преклонив колени, воздевают руки к третьему, помещенному над ними человеку, которого, к несчастью, уничтожило время. Нижнее панно представляет трех персонажей, одетых по моде латинского Востока начала XII века и очень похожих на предшествующих героев.
Ученые полагают, что два человека на верхнем панно — это Боэмунд и его сводный брат Рожер Борса, которые, будучи почти всю свою жизнь врагами, все же помирились и умерли в один год; они созерцают и молят человека, не сохранившегося на панно, — очевидно, это Иисус на троне[819]. Такая интерпретация кажется мне очень спорной. На мой взгляд, такому персонажу, как Рожер Борса, нечего делать в мавзолее, возведенном во славу одного Боэмунда, пусть даже он примирился со своим сводным братом и, возможно даже, помог ему освободиться из плена, выплатив часть выкупа. Сейчас мы в Каносе.
Два персонажа на нижнем панно — это, возможно, сын Боэмунда, родившийся между 1108 и 1109 годами, и Вильгельм, сын Рожера Борса; оба они изображены детьми, держащимися за руки. Третий персонаж — справа, чуть в стороне от них — вероятно, Танкред, который после ухода Боэмунда на Запад в 1105 году управлял Антиохией в качестве регента, ожидая совершеннолетия Боэмунда II.
В такой интерпретации тоже можно отметить кое-какие неточности. Если на этом панно изображен Танкред, то, конечно, можно допустить присутствие рядом с ним Боэмунда II. Однако не совсем понятно, что рядом с ними делает Вильгельм, сын Рожера Борса. Как он мог быть связан с Танкредом и Боэмундом II? С другой стороны, если правда то, что в средневековом искусстве детей часто изображали одного роста со взрослыми, то все же вызывает удивление и одеяние, и телосложение этих персонажей, и их сходство с теми, кого мы видим на другом панно. Можно также подчеркнуть сходство центральной фигуры (и, возможно, фигуры справа) на нижнем панно и персонажа, находящегося справа на верхнем панно. В обоих случаях, как мне кажется, изображен один и тот же герой — Боэмунд.
С другой стороны, сам памятник, его врата и надписи призваны восславить Боэмунда, князя Антиохийского, и его «миссию» крестоносца. На мой взгляд, композицию этих панно следует интерпретировать в свете жизненного пути Боэмунда и особенно в свете его пропагандистских рассказов. Раскрыть ее тайну поможет повествование о подвигах норманна и о божьем покровительстве, на которое он ссылается. Например, рассказ, который он оставил монахам из Сан-Леонар-де-Нобла; впоследствии на его основе появилось сочинение о двух чудесах, сотворенных этим святым[820]. Поэтому я предлагаю иное толкование тех сцен, которые мы видим на бронзовых вратах мавзолея в Каносе.
Верхнее панно, на мой взгляд, посвящено явлению святого Леонарда в темницу, в которой томятся Ричард де Принципат и Боэмунд, взятые в плен Данишмендидом в 1101 году и пребывавшие в нем вплоть до 1103 года. Едва уловимый жест Ричарда (слева) и Боэмунда (справа) в большей степени выражает восхищение, удивление и набожное почтение, нежели мольбу, обращенную к небесам. Согласно Боэмунду, лишь вмешательство святого спасло его и побудило отправиться во Францию выполнить данный ему обет, принести серебряные оковы в дар монастырю Сан-Леонар-де-Нобла. В ходе этого странствия, как видно, Боэмунд проповедовал крестовый поход с поддержкой и хоругвью папы, в сопровождении его легата Бруно де Сеньи; во Франции и в Италии он набрал несметное множество рыцарей и стал «крестным отцом» многих детей, получивших его славное имя, впервые ставшее на Западе именем для крещения. Там он взял в жены Констанцию, дочь короля Франции Филиппа I, обеспечив тем самым социальное продвижение себе и своему потомству. Чтобы сакрализовать свои деяния, Боэмунд напоминает здесь о явлении святого Леонарда в критический момент его существования, помещая его у истоков своей западной кампании, которая привела его в Европу, где он нашел свою смерть.
Сцена на нижнем панно является, на мой взгляд, логическим продолжением предшествующей сцены: освобожденный благодаря вмешательству Бога и сознающий необходимость отправиться на Запад за подкреплениями, чтобы отстоять Антиохию и крестовый поход, оказавшиеся под угрозой как турок, так и греков, Боэмунд решился покинуть свое княжество, доверив его племяннику Танкреду. Три персонажа — взрослые люди, одетые на восточный манер. Боэмунд, в центре, держит за руку Танкреда, чуть менее высокого и более хрупкого; жестом он объясняет своему племяннику, что доверяет ему княжество[821]. Справа — Ричард де Принципат, изображенный в движении, жестом руки дающий понять, что следует поторопиться с отъездом на Запад, чтобы набрать там силы, необходимые для спасения княжества и крестового похода. Возможно, он уже в пути и готовит приход Боэмунда… (как мы помним, он отправился во Францию раньше Боэмунда).
Если мое толкование верно, то композиция, расположенная в правой части бронзовых дверей, — это не что иное, как иносказательный образ миссии Боэмунда, которую поясняет эпитафия, выгравированная в левой части. В обоих случаях речь идет о восхвалении рыцаря Боэмунда, идеального воина-крестоносца, князя Антиохийского, защитника католической веры, поборника священной войны и в высшей степени «miles Christi».
Таким образом, своей жизнью он заслужил, чтобы его имя «с полным на то правом», как гласит эпитафия, было признано христианскими рыцарями именем для крещения, а также династическим именем будущих князей Антиохийских.
На его могильной плите в мавзолее высечено лишь одно слово — его отныне прославленное имя, которое «гремит во всем мире»[822]:
BOAUMUNDIS.
А. Источники
Alexandre de Telese, De rebus gestis Rogerii Siciliae regis, éd. L.A. Muratori, RISS, V, p. 642; autre éd. Alexandre de Telese, De rebus gestis Rogerii Siciliae Regis (1127–1135), éd. L. De Nava in Instituto Storico Italiano per il Medio Evo, Fonti per la storia d’Italia, Rome, 1991, p. 1–92.
Andrea Dandolo, Chronicon Venetum, éd. Muratori, RISS, XII.
Annali critico-diplomatici del regno di Napoli délia Mezzana Età, éd. Di Meo, R.P. Alessandro, t. VIII, Naples, 1803.
Anselme de Ribemont, Epistolae 1 et 2, éd. H. Hagenmeyer, Epistulae et chartae ad historiam primi belli sacri spectantes: Die Kreuzzugsbriefe aus den Jahren 1088–1100, Innsbruck, 1901, n° VIII, p. 144 sq. et XV, p. 156–160.
Aimé du Mont-Cassin, L’Ystoire de li Normant, éd. E. Bartholomaeis, Rome, 1935; éd. M. Champollion-Figeac, Paris, 1835.
Al-Azimi, La Chronique abrégé d’al−’Azimi, éd. Cl. Cahen, Journal Asiatique, 230, 1938, p. 353–448.
Albert d’Aix, Historia Hierosolymitana, RHC Hist. Occ. IV, p. 265–713; PL 166, col. 389–716.
Alexis au comte Robert Ier de Flandre (Fausse letter d’), éd. Riant, P., Genève, 1979; éd. H. Hagenmeyer, Die Kreuzzugsbriefe aus den Jahren 1088–1100, Innsbruck, 1901, I, p. 129–136.
Anne Comnène, Alexiade, éd. et trad. B. Leib, Paris, 1967 (2).
Anonyme Rhénan, Historia et gesta ducis Godefridi, RHC Hist. Occ. V, p. 438–524.
Anonyme Normand, Gesta Francorum et aliorum Hierosolimitanorum, éd. et trad. L. Bréhier, Histoire anonyme de la première croisade, Paris, 1964 (1924); éd. H. Hagenmeyer, Anonymi Gesta Francorum…, Heidelberg, 1890; éd. et trad. R. Hill, The Deeds of the Franks and Other Pilgrims to Jerusalem, Londres, 1962; éd. et trad. L.. Russo, Le gesta dei Franchi et degli altri pellegrini gerosolimitani, Alessandria, 2003; trad. fr.: A. Matignon, La Geste des Francs, Paris, 1992.
Anonymi monachi Cassinensis… breve chronicon, Rerum Italicarum Scriptores (L. Muratori), V, p. 55–76.
Anonymi Vaticani Historia Sicula ab ingressu Normannorum in Apulia, RISS (L. Muratori), VIII, 745–780.
Anonymous Syriac Chronicle, «The First and Second Crusades Irom an Anonymous Syriac Chronicle», éd. et trad. A.S. Tritton and H.A.R. Gibb, Journal of the Royal Asiatic Society, vol. 92, 1933, p. 69–102 et p. 273–306.
Anselme de Ribemont, Epistolae, éd. H. Hagenmeyer, Die Kreuzzugsbriefe aus denJahren 1088–1100, Innsbruck, 1901,1.
Aubri de Trois-Fontaine, Chronica Albrici monachi Trium Fontium a monacho Novi Monasterii Hoiensis interpolata, MGH SS 23.
Baudri de Bourgueil, Historia Hierosolymitana, RHC, Hist. Occ., IV, p. 10–110.
Berthold de Reichenau, Chronicon, éd. G.H. Pertz, MGH SS 5, p. 264–326.
Berthold de Nangis, Gesta Francorum Hierosolymam expugnantium, RHC Hist. Occ. III, p. 491–543.
