Глубокоуважаемый господин фельдмаршал!
I. Покорнейше благодарю за радиограмму от 24 ноября и за обещанную помощь.
II. Для оценки моего положения позволю себе доложить следующее:
1. Когда 19 ноября по правому и левому соседу армии русскими были нанесены массированные удары, за два дня оба фланга армии оказались открытыми и подвижные части противника быстро устремились в прорыв. Продвигающиеся на запад через р. Дон наши моторизованные соединения (14-й танковый корпус) западнее р. Дон натолкнулись своими авангардами на превосходящие силы противника и попали в тяжелое положение; к тому же их маневренность была весьма затруднена нехваткой горючего.
Одновременно противник заходил в тыл 11 – му армейскому корпусу, который, согласно приказу, в полном составе удерживал свои позиции фронтом на север. Поскольку для отражения этой угрозы снять какие-либо силы с линии обороны больше не представлялось возможным, не оставалось ничего иного, как повернуть левое крыло 11 – го армейского корпуса фронтом на юг и в ходе дальнейших боев первоначально отвести корпус на предмостное укрепление западнее р. Дон с целью не допустить, чтобы части, находящиеся западнее р. Дон, были отрезаны от главных сил.
В процессе осуществления указанных мер был получен приказ фюрера, требовавший силами 11-го танкового корпуса наступать левым крылом на Добринскую. Ход событий опередил этот приказ. Следовательно, выполнить его я не мог.
2. Утром 22-го мне был подчинен 4-й армейский корпус, до тех пор подчиненный командованию 4-й танковой армии. Правое крыло 4-го армейского корпуса в то время отходило с юга на север через Бузиновку. Тем самым весь южный и юго-западный фланги оказались открытыми. Чтобы не дать русским, продвигаясь в направлении Сталинграда, беспрепятственно зайти в тыл армии, мне не оставалось иного выхода, как отвести силы из Сталинграда и с северного участка фронта. Может быть, их еще удалось бы своевременно перебросить, между тем как с войсками из района западнее р. Дон этого сделать было нельзя.
4-му армейскому корпусу совместно с подброшенными ему со сталинградского участка силами удалось создать слабый южный фронт с западным крылом у Мариновки, однако 23-го здесь имело место несколько вклинений противника. Исход пока неопределенен. Во второй половине дня 23-го были обнаружены неоднократно подтвержденные танковые соединения противника, в том числе 100 танков только в районе западнее Мариновки. На всем участке между Мариновкой и р. Дон у нас имелись только растянутые боевые охранения. Для русских танковых и моторизованных соединений путь был свободен, точно так же как и в направлении Песковатки, для захвата моста через р. Дон.
От вышестоящего командования я в течение 36 часов не получал никаких приказов или информации. (Вот когда Гитлер проспал Сталинград! – В. М.) Через несколько часов я могу оказаться перед лицом такой обстановки:
а) или удерживать фронт на западе и севере и наблюдать, как в кратчайший срок армия будет атакована с тыла, формально повинуясь, однако, при этом данному мне приказу держаться;
б) или принять единственно возможное в таком положении решение: всеми имеющимися силами повернуться лицом к противнику, имеющему намерение нанести армии удар кинжалом в спину. Само собой, разумеется, при таком решении удерживать далее фронт на востоке и севере невозможно, и в дальнейшем стоит вопрос лишь о прорыве на юго-запад.
Во втором случае я хотя и действовал бы в соответствии с обстановкой, однако уже вторично оказался бы виновен в неподчинении приказу.
3. Находясь в этом тяжелом положении, я направил фюреру радиограмму с просьбой предоставить мне свободу действий для принятия такого крайнего решения, если оно станет необходимым.
В предоставлении мне такого полномочия я искал гарантии того, что единственно возможный в подобной обстановке такой приказ не будет отдан мною слишком поздно.
Возможности доказать, что такой приказ я дал бы только в случае крайней необходимости и никоим образом не преждевременно, у меня нет, а потому могу лишь убедительно просить о доверии.
На свою радиограмму я ответа не получил.
III. Обстановка на сегодняшний день показана на прилагаемой карте.
Если бы на юго-западный участок фронта даже удалось перебросить еще некоторые силы, положение там все равно останется напряженным… Сталинградский участок фронта ежедневно отражает сильный натиск противника. […]
В результате начатого три дня назад снабжения по воздуху доставлена лишь малая часть минимальной расчетной потребности (600 т =300 «Ю» ежедневно).
Состояние снабжения уже в ближайшие дни может привести к крайне серьезному кризису. Тем не менее, я полагаю, что некоторое время армия еще сумеет продержаться. Однако еще не вполне ясно, сможет ли она ввиду своей с каждым днем возрастающей слабости, нехватки убежищ для расквартирования войск, а также строительных материалов и топлива длительное время удерживать район Сталинграда, даже если, скажем, ко мне будет пробит коридор.
Поскольку меня ежедневно осаждают множеством вполне понятных запросов насчет будущего, я был бы благодарен за предоставление мне более обширного, чем до сих пор, материала, который я смог бы использовать для поднятия уверенности у своих людей.
Позвольте сказать Вам, господин фельдмаршал, что в Вашем командовании я вижу гарантию того, что будет предпринято все возможное, дабы помочь 6-й армии.
Ваш, господин фельдмаршал, покорный слуга Паулюс
Прошу извинить обстоятельствами, что документ написан не по форме и от руки.
(См.: Jacobsen Н.-А. 1939–1945. DerZweite Weltkrieg in Chronikund Dokumenten, S. 362–363). (Выделено мной. – В. М.) [27]
Другим обстоятельством, заставлявшим Паулюса колебаться (не в пример одному из его подчиненных генералов, фон Зейдлицу, решительному стороннику прорыва), были щедрые обещания, которыми засыпал его Гитлер: Геринг гарантировал, что окруженным войскам может быть обеспечено надлежащее снабжение по воздуху, так что они легко смогут продержаться до весны 1943 года, а к тому времени весь бассейн Дона будет, по всей вероятности, отвоеван немцами.
После провала попытки Манштейна прорваться к Сталинграду Паулюс стал утешать себя тем, что, несмотря на неудачу с организацией воздушных перевозок, немецкие войска, находящиеся в Сталинградском котле, все-таки делают полезное дело, сковывая крупные силы русских, а Манштейн может-де теперь посвятить себя еще более важной задаче, чем спасение 6-й армии, а именно держать открытой брешь между Ростовом и Таманью и тем самым дать возможность гораздо более значительным немецким силам, находящимся на Кавказе и Кубани, уйти оттуда с минимальными потерями.
По свидетельству немецкого историка Вальтера Герлица, генерал Паулюс многие годы был поклонником Гитлера и потому он покорно подчинялся его приказу держаться любой ценой. Только после покушения на фюрера, происшедшего 20 июля 1944 года, Паулюса убедили примкнуть к сотням других немецких офицеров и генералов, решивших обратиться к немецкой армии и народу с призывом свергнуть Гитлера. Таким образом, В. Герлиц разрушает легенду, согласно которой Паулюс был-де этаким благородным антинацистом. Правда, он впоследствии поселился в Германской Демократической Республике и до самой смерти – он умер в 1957 году – ратовал за теснейшее сотрудничество между Германией и Советским Союзом. (Несмотря на это, он был одним из самых ретивых творцов гитлеровских планов войны с Польшей и вторжения в СССР в 1941 году)… [28]
Можно ли было 6-й немецкой армии избежать окружения? Ведь что-то о секретной передислокации Красной армии под Сталинградом было известно из радиоперехватов и аэрофотосъемки. С такой информацией шли шифровки от «Макса». И никакого противоречия в них не было! Они сознательно провоцировали немецкое командование разрываться между решительными действиями советских войск под Сталинградом и постоянными, крайне опасными атаками дивизий Красной армии против их группы армий «Центр» под Ржевом. Все это происходило при почти полном отсутствии резервов у вермахта по многим параметрам: в живой силе, в танках, горючем и др. На свою беду, немецкое командование не сумело сделать из полученных от своей разведки данных правильные выводы или просто не могло верно действовать из-за нежелания фюрера уйти из Сталинграда.
