Начиная с 1537 г. Иван IV вместе с братом Юрием и боярами каждый год в сентябре ездил на богомолье в Троицкий монастырь — почтить память чудотворца Сергия; но в 1538–1541 гг. эти поездки были короткими, продолжительностью не более недели[1091]. Осенью 1542 г. великий князь впервые покинул свою столицу почти на месяц, уехав 21 сентября и вернувшись 17 октября[1092]. Спустя год аналогичная поездка растянулась уже на полтора месяца: выехав из Москвы 16 сентября 1543 г., государь со свитой посетил Троице-Сергиев монастырь, а оттуда поехал на Волок и в Можайск[1093], вернувшись в столицу только 30 октября или 1 ноября[1094].
Одновременно с отъездом Ивана IV на богомолье в Москве было снаряжено посольство в Литву. Среди прочих инструкций дворянину Борису Сукину был дан наказ («память»), что отвечать на возможный вопрос о том, «колко лет государю вашему» и не собирается ли он жениться. Посланник должен был заявить: «Государь наш, великий государь Иван Божией милостью, в мужеский возраст входит, а ростом совершенного человека ужь есть, а з Божьею волею помышляет ужь брачный закон приняти»[1095].
В предыдущей главе я рассматривал процитированные слова из наказа Б. Сукину, главным образом во внешнеполитическом контексте — как намерение московских властей подчеркнуть достижение государем совершеннолетнего возраста и тем самым укрепить его международный престиж. Но у приведенного заявления мог быть и внутренний подтекст: изменившиеся отношения юного Ивана IV со своим окружением. С опекой в любой форме было покончено, и практиковавшиеся с осени 1543 г. продолжительные поездки великого князя по стране наглядно демонстрировали его полную самостоятельность. Самовластие государя призвана была подчеркнуть и жестокая казнь по его приказу боярина кн. А. М. Шуйского 29 декабря 1543 г. Но официальной версии событий верили далеко не все: как мы знаем из Продолжения Хронографа редакции 1512 г., кое-кто объяснял произошедшее убийство «повелением боярским»[1096].
Прошло два месяца после расправы с кн. А. М. Шуйским, и великий князь вновь покинул Москву: 3 марта 1544 г. в сопровождении брата Юрия и многих бояр (их имена, к сожалению, летописец не называет) он отправился в Троицкий Калязин монастырь, а оттуда «поехал на свою государскую потеху в Заболотие на медведи»; поездка закончилась посещением Троице-Сергиева монастыря. 18 марта государь вернулся в столицу[1097].
Летописец начала царства — наш основной источник для реконструкции событий изучаемого времени — не упоминает больше никаких поездок Ивана IV в 1544 г., а таковые, несомненно, были. В частности, как явствует из переписки великого князя с боярами, отложившейся в посольской книге, в мае он посетил Николо-Угрешский монастырь: 10 мая указанного года датирована грамота Ивана IV, написанная «у Николы на Угреше» и адресованная остававшимся в Москве боярам во главе с кн. Д. Ф. Бельским[1098].
В конце июля — начале августа великий князь находился в Троице-Сергиевом монастыре: это явствует из жалованной грамоты Ивана IV этой обители на Покровский Хотьков монастырь в Радонеже от 1 августа 1544 г. О месте выдачи грамоты в самом документе сказано так: «Писана у Троицы в Сергееве монастыре…»[1099]
Можно также предположить, что в сентябре 1544 г. государь по уже сложившейся традиции вновь приезжал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь, но летописи не сохранили упоминаний об этом. В Летописце начала царства вслед за сообщением о мартовской поездке Ивана IV по монастырям и на медвежью охоту помещена статья об опале, постигшей 16 декабря 1544 г. кн. И. И. Кубенского: «положил князь велики опалу свою на князя на Ивана Кубенского за то, что они [так! — М. К.] великому государю не доброхотствовали и его государству многие неправды чинили, и великое мздоимство учинили и многие мятежи, и бояр без великого государя веления многих побили»[1100].
Приведенный летописный пассаж звучит как осуждение неких «недоброхотных» вельмож, правление которых, как утверждал позднее Иван Грозный в процитированном выше письме Андрею Курбскому, продолжалось шесть с половиной лет с момента кончины великой княгини Елены. Уж не считал ли царь декабрьскую опалу 1544 г. поворотным пунктом, с которого началось его собственное «благое» правление?[1101] Вот только непонятно, почему за грехи нескольких «неправых» сановников, повинных в «мздоимстве», «мятежах» и самовольных расправах с боярами, наказан был один кн. И. И. Кубенский? По словам летописца, князь Иван с женой были сосланы в Переславль, где их посадили «за сторожи» на дворе, в котором ранее держали в заточении детей удельного князя Андрея Углицкого. Впрочем, полгода спустя, в мае 1545 г., «пожяловал князь великий князя Ивана, из нятства выпустил»[1102].
Многое в этой истории остается неясным: кто стоял за спиной юного государя, когда он отдавал приказ об аресте кн. И. И. Кубенского? И благодаря чьему заступничеству боярин был освобожден после полугодового заточения? Другие летописи не помогают понять суть дела: так, Царственная книга почти слово в слово повторяет уже известный нам рассказ Летописца начала царства[1103].
Недавно В. Д. Назаров попытался раскрыть тайну загадочной опалы кн. И. И. Кубенского. Ученый обратил внимание на жалованную тарханно-несудимую грамоту Ивана IV игумену Новоспасского монастыря Нифонту на село Семеновское Бартенево в Можайском уезде от 22 сентября 1549 г.: как явствует из текста грамоты, это село представляло собой бывшую вотчину кн. Ивана Ивановича Кубенского, и оно было дано в монастырь по душе («в вечный поминок») кн. Михаила Богданова сына Трубецкого[1104]. В комментарии к этому документу В. Д. Назаров высказал гипотезу о наличии взаимосвязи между гибелью кн. М. Б. Трубецкого (который, согласно родовому преданию семейства Трубецких и результатам обследования его надгробия, погиб насильственной смертью в 12–13-летнем возрасте) и опалой, постигшей боярина кн. И. И. Кубенского. По предположению исследователя, юный княжич был убит 15 декабря 1544 г. (именно эта дата читалась на его надгробии) по приказу Кубенского. За это на следующий день на боярина была наложена опала, а впоследствии, когда после казни кн. И. И. Кубенского (в июле 1546 г.) вотчины последнего были конфискованы, упомянутое выше село было дано в Новоспасский монастырь в качестве поминального вклада по убиенном княжиче Михаиле Трубецком[1105].
Предложенная В. Д. Назаровым версия событий возможна, но, поскольку выдвинутая им гипотеза основывается на целом ряде допущений и предположений, ее нельзя считать полностью доказанной. Следует учесть прежде всего, что ни один источник не говорит о причастности кн. И. И. Кубенского к убийству юного княжича. Более того, Андрей Курбский в своей «Истории о великом князе Московском» прямо приписывает расправу с кн. М. Б. Трубецким самому государю: «…удавлен от него | Ивана. — М. К.] князя Богдана сын Трубецкого, в пятинадесяти летех младенец, Михаил именем, с роду княжат литовских»[1106]. Впрочем, время, когда было совершено это злодеяние, определяется Курбским довольно противоречиво: сначала он говорит, что княжич погиб года за два («аки за два лета») до казни бояр И. И. Кубенского и Воронцовых, что вроде бы указывает на 1544 г., но ниже автор «Истории» замечает, что, как ему помнится, в один год с М. Б. Трубецким («того же лета») были убиты «благородные княжата»: Иван Дорогобужский и Федор, сын Ивана Овчины[1107]; однако эти двое молодых князей были казнены, как будет показано ниже, в январе 1547 г.
Но даже если гипотеза В. Д. Назарова верна, она мало проясняет смысл происшедших в декабре 1544 г. событий. Кто были те сановники, кому адресованы пересказанные летописцем обвинения в мздоимстве и насилии? Их имена исчезли из летописи, вероятно, после неудачно проведенной редактуры. И остается только догадываться, какие могущественные силы добились ареста влиятельного боярина (в недавнем прошлом — дворецкого) кн. И. И. Кубенского.
Ранней весной 1545 г. Иван IV вновь посетил Троице-Сергиев монастырь: здесь 15 марта он выдал игумену Никандру тарханно-проезжую грамоту на провоз монастырских продуктов[1108]. В летописях эта поездка не отмечена. Зато о следующем путешествии государя по святым местам подробно рассказывает Летописец начала царства в статье, озаглавленной «О поезде великого князя по манастырем»: 21 мая Иван IV с братом Юрием и двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем Старицким отправился в Сергиев монастырь, где и отпраздновал Троицын день; оттуда он поехал «чудотворцем молитися» в Переславль, а затем, отпустив братьев в Москву, посетил Ростов, Ярославль, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Вологодский Спасо-Прилуцкий, Корнильев Комельский, Павлов Обнорский и Борисоглебский монастыри. Полуторамесячное паломничество завершилось лишь 7 июля, когда великий князь вернулся в столицу[1109].
