Политика «агрессивного сопротивления». Уже накануне оккупации 9 января 1923 г. вся высшая администрация Рейнско-Вестфальского угольного синдиката выехала из Эссена в Гамбург. Этому примеру последовали и другие предприятия. Угольный синдикат прекратил репарационные поставки угля союзникам. Правительство Куно со своей стороны объявило, что не будет вести никаких переговоров с репарационной комиссией, пока Рур не будет освобождён от оккупационных войск.
Политика пассивного сопротивления, провозглашённая Куно 13 января в Рейхстаге, была одобрена большинством 283 голосов против 28. Эту политику самым активным образом поддерживали рурские углепромышленники во главе со Стиннесом.
Однако германские политики и промышленники не представляли себе реальных последствий пассивного сопротивления.
Пуанкаре усилил оккупационную армию; он расширил район оккупации, заняв Дюссельдорф, Бохум, Дортмунд и другие богатые промышленные центры Рурской области. Рур постепенно изолировался от Германии и от всего внешнего мира — Голландии, Швейцарии, Италии. Генерал Дегутт, командовавший оккупационными армиями, запретил вывоз угля из Рурской области в Германию. С оккупацией Рура Германия лишилась 88 % угля, 48 % железа, 70 % чугуна. Вся область находилась под властью таможенного комитета, создавшего таможенную стену между Рейнско-Вестфальской оккупированной областью и Германией. Падение немецкой марки приобрело катастрофический характер.
Усилились и репрессии оккупационных властей. Ряд углепромышленников, в том числе Фриц Тиссен, был арестован. Круппу Дегутт пригрозил секвестром его предприятий. Начались аресты германских правительственных чиновников в Рурской и Рейнской областях.
Попытка правительства Куно дипломатическими средствами воздействовать на французское правительство ни к чему не привела. Пуанкаре вернул один из протестов германского правительства со следующей препроводительной нотой: «Министерство иностранных дел имеет честь отправить обратно германскому посольству полученное сегодня отношение. Невозможно принять бумагу, составленную в подобных выражениях».
На протест по поводу арестов в Рурской области Пуанкаре ответил нотой от 22 января 1923 г. В ней заявлялось, что французское правительство подтверждает получение отношения, в котором германское правительство протестует против ареста некоторых лиц в Рурской области. Французское правительство отклоняет этот протест. «Все меры, принимаемые оккупационными властями, совершенно правомерны. Они являются последствием нарушения Версальского договора германским правительством».
Германская дипломатия вновь попыталась добиться вмешательства Англии в рурский конфликт. С неофициальным визитом в Англию поехал член Рейхстага Брейтшейд, считавшийся среди германской социал-демократии выдающимся знатоком международных вопросов и прирождённым дипломатом, впечатления Брейтшейда были далеко не радужны: дальше сочувствия Германии и осуждения Франции в Англии не шли обладало нежелание втягиваться в конфликт. «Английский народ в своём подавляющем большинстве желает во что бы то ни стало избежать войны, так как нигде отвращение к новой войне не является столь сильным, как в Англии», — таков был основной вывод из визита Брейтшейда в Англию.
Это же доказывал и так называемый кёльнский инцидент. После начала рурской оккупации разнёсся упорный слух об уходе английских войск из кёльнской зоны. Немецкие газеты с ликованием подхватили этот слух, надеясь, что разногласия союзников приведут к отказу Пуанкаре от рурской оккупации. Но надежды эти не оправдались. 14 февраля 1923 г. министр иностранных дел Великобритании Керзон пояснил мотивы, по которым английское правительство решило оставить свои войска в Рейнской области. «Их присутствие окажет умеряющее и умиротворяющее действие», — заявил министр. Вывод английских войск означал бы, по мнению Керзона, конец Антанты.
Как объяснили Брейтшейду его английские друзья, англичане сначала действительно хотели уйти из своей зоны оккупации; однако они не желали ссориться с французами, особенно после разрыва переговоров с турками в Лозанне (4 февраля 1923 г.).
Английская дипломатия отказалась и от посредничества. «Что касается посредничества, — заявил Керзон, — то о нём не может быть и речи, если только с соответствующей просьбой не обратятся обе стороны».
Таким образом, надежда Германии на помощь английской дипломатии рушилась. Между тем нажим Франции всё усиливался. Дипломатия Пуанкаре опиралась на поддержку Бельгии и Италии. Итальянская дипломатия воскресила старый наполеоновский проект континентального блока против Англии. Ещё во время Парижской конференции она начала секретные переговоры с Францией и Бельгией об организации такого блока. Итальянское официальное агентство даже опубликовало 11 января 1923 г. сообщение, которое гласило, что «итальянское правительство обратило внимание правительств Франции и Бельгии на своевременность образования своего рода континентального синдиката, из которого не была бы исключена a priori и Германия».
Инициативу фашистской Италии подхватила реакционно-националистическая печать во Франции. Она же трубила, что франко-итальянский союз является «первой статьёй новой конституции Европы». 21 февраля 1923 г. французский сенатор и издатель газеты «Matin» Анри де Жувенель писал, что невозможно ставить будущее Европы в зависимость от Великобритании. «У континента имеются свои интересы, — заявлял де Жувенель. — Островные мозги с трудом могут их постигнуть, а если и постигнут, то не захотят им служить. Великобритания добивается в Европе политического равновесия. Даже туннель под каналом вызывает у неё подозрение. Однако Альпы не так отделяют страны друг от друга, как канал».
Жувенель поддерживал идею франко-итальянского союза. Он доказывал, что французское железо найдёт выгодный сбыт в Италии. Кроме того, Франция и Италия должны совместно заняться нефтяными промыслами в Румынии, Турции и России. В связи с этим они могут объединить свой торговый флот для перевозки нефти.
Все эти проекты не пошли дальше газетного обсуждения. Однако они усиливали возбуждение как в Англии, так и в Германии.
Новые германские предложения. Экономические последствия рурской оккупации сказывались не только в Германии. Снижение покупательной способности германского населения влекло за собой падение английского экспорта и рост безработицы в Англии.
Лондонское Сити рассчитывало, что оккупация Рура вызовет обесценение франка, отчего выиграет английский фунт. Курс франка действительно быстро падал. Но падение курса франка наряду с экономическим развалом Германии совершенно дезорганизовало европейский рынок.
В Германии резко усиливались националистические и реваншистские настроения. Во всех областях Германии, особенно в Баварии, формировались тайные и явные организации фашистского типа. Они выступали с лозунгами мобилизации сил для восстановления «великой германской армии», её перевооружения и подготовки к новой войне. Рейхсвер приобретал в стране всё большее влияние. Вся левая печать Германии тревожно отмечала близость рейхсвера с фашистскими организациями.
Эта обстановка в Германии вызывала тревогу во Франции. Вопрос о гарантиях безопасности не сходил со страниц французской печати.
Пуанкаре использовал это положение для оправдания своей рурской политики. Выступая в Дюнкерке 15 апреля 1923 г., он вновь доказывал не только экономическую, но и политическую необходимость оккупации Рура.
По словам Пуанкаре, после четырёх вторжений в течение одного века Франция имеет право обеспечить свою безопасность. Она должна «защищать свои границы от новых нарушений и воспрепятствовать тому, чтобы нация, империализм которой, невидимому, неизлечим, лицемерно начинала в тени подготовку вторжения».
На другой день, 16 апреля, в таком же духе выступил и председатель бельгийского Совета министров Тёнис. Он заявил, что занятие Рура должно парализовать захватнические намерения Германии. «Оккупация — это средство, а не цель, — говорил премьер. — Мы хотим, чтобы Германия, признав, что она проиграла опасную ставку на финансовое валютное банкротство… решилась, наконец, на возмещения и сделала нам предложения».
Напряжённая обстановка в Европе и давление общественного мнения заставили, наконец, и английскую дипломатию приподнять забрало. 21 апреля 1923 г. лорд Керзон выступил в Палате лордов с речью, в которой советовал Германии представить через английского посла д'Абернона новые предложения по репарационному вопросу. «Я могу лишь повторить свой совет, — говорил Керзон, — который однажды я уже давал германскому правительству. Пусть оно само выступит с предложением, которое показало бы Антанте, что Германия по мере возможности готова выполнять свои обязательства. Я знаю, что французское и бельгийское правительства готовы, если такое предложение будет сделано этим двум сторонам или Антанте в целом, приступить к переговорам для серьёзного обсуждения вопроса. Германии, по-моему, остаётся лишь сделать первый шаг, чтобы за этим последовало и разрешение рурского конфликта».
