Град оглушительно бил по котлам. Старший деканоз хитро посмотрел на небо и, подняв руку, проникновенно проговорил:
- Боже правый, отврати от нас град! Да прославится имя твое! Ты властен над вселенной ибо небо и земля суть царство твое.
- Аминь! - хором воскликнули тушины и опять залпом опорожнили матары.
Ущелье умолкло, точно кто-то могучей рукой сдернул с неба тяжелую завесу. Появилось солнце и ласково снизошло на горы. Деканоз торжествующе оглядел сидящих. Мальчики втащили на скатерть бурдюк с медом. Гулиа опустил перед Даутбеком груду хмиади, обильно полил медом и просительно поклонился.
Даутбеку почудилось, что его оглушил хоботом по голове передовой слон раджи. Снова в матарах запенилось пиво. Скатерть заполнилась толстыми лавашами, шашлыками из дичины, бурдюками с ахметским вином.
Вдруг опять потемнело, белым огнем сверкнула молния. Деканоз схватил кусок железа и стиснул в зубах. Но гром все же бухнул, и, словно из котла пиво, хлынул проливной дождь. Вокруг скатерти зажурчали ручьи, но Мети, держа обеими руками баранью ногу, продолжал смачно грызть ее.
Деканоз приказал мальчишкам немедля втащить котлы и тазы обратно в башни и повернулся к развалинам храма:
- Слава и сила господу, величие сегодняшнему дню! Святой Элиа, направь лучше колесницу свою на шамхала, пусть поразят молнии его грешную страну. Святой Элиа, наш хранитель!
- Аминь! - хором воскликнули тушины и залпом опорожнили матары.
Хрустально-голубые полосы ливня внезапно сменилось снежной крупой. И так же внезапно все смолкло, и вновь брызнуло солнце.
Мальчишки опустили на скатерть деревянные подставки с када, начиненной салом и кусками копченого мяса.
Даутбек подтащил Димитрия к краю пропасти. Величественная картина потрясала душу, - так они и сказали Анта. Над ними расплавленной синью переливалось небо, а под ногами, в ущелье, бурлили черные тучи, и под раскаты грома, в ослепительных вспышках молний, трепетали скалы.
Два дня шумели тушины вокруг жертвенника Хитано. На третий слегка побледневший Даутбек, вздыхая, сказал: "Нам так полюбился Паранга, что, не будь на наших плечах большой заботы, мы бы год прогостили здесь, у гостеприимного Анта Девдрис".
Анта понял, гость хочет говорить о деле. Даутбек долго и настойчиво убеждал, и Анта обещал посовещаться со старейшими и вынести решение на одобрение народа.
О всех приемах переговоров азнауры были предупреждены Георгием. Следуя его примеру, Димитрий вынул из хурджини монеты, разложил в маленькие кисеты, вышитые бисером, а Даутбек сунул в карман перстни, и они направились к деканозам.
Посещения азнауров деканозы ждали, но притворились удивленными и обрадованными оказанным почетом. Даутбек преподнес старшему деканозу перстень с яхонтом, а пяти младшим - по кольцу с бирюзой. Жрецы не пытались скрыть удовольствие - улыбались, прицокивали, убеждали, что из поколения в поколение, вместе с именами отважных азнауров, будут переходить эти красивые знаки внимания.
Когда улеглось восхищение, азнауры в самых вежливых выражениях поблагодарили священнослужителей за чудо с градом, за оказанное гостеприимство и просили любимых ангелами жрецов принять на счастье по кисету.
Сразу почувствовал Даутбек: деканозы во всем поддержат просьбу гостей. Деканозы полюбовались тонкой бисерной вышивкой, как будто содержимое не представляло для них значения, - дорог подарок. Старший из них, в виде особой милости, начал показывать священную утварь, хранившуюся в капище.
С благоговением рассматривали Даутбек и Димитрий серебряные азарпеши, кулы, кувшины. Притворно восхищались, ибо видели на своем веку немало драгоценных изделий. Но одна чаша приковала их удивленный взгляд: покрытая серебром и позолотою, она была испещрена затейливыми арабесками.
Димитрий заинтересовался - из чистого ли серебра эта прекрасная чаша? Деканозы переглянулись, старший важно заговорил:
- Не серебром славится эта чаша, а силой. Много столетий тому назад один из царей леков никак не хотел успокоиться - надоел тушинам набегами. Нашлет орду - и пастбище, как после саранчи, пустеет. Ворвутся то в один, то в другой аул... и каждый раз отлетал чей-нибудь ангел от плеча витязя, все меньше становилось тушин в аулах, все чаще зажигали восковую свечу и трижды обносили черную курицу вокруг вдовы. Сокрушался хевисбери, тоже Анта звали... Пришел к деканозам ночью и сказал: "Есть у меня шашка, еще мой прадед сражался ею, множество славных побед одерживал. Но я прячу шашку в сундуке, ибо меняет она цвет свой: днем красным отливает - может, от крови? - ночью чернее смолы - может, от гнева? Благослови, деканоз, оружие, им покорю царя леков..." Не поверили тушины. Все же деканоз благословил и трижды взмахнул шашкой над горнилом духа огня - попросил укрепить сталь.
Вскочил на коня Анта и исчез... Прошло много лет, пока он вернулся... Только в ауле никто не узнал Анта. Белая борода у пояса кончалась, одежда от крови в красный камень превратилась, глаза как ночь почернели - может, от гнева?
Ничего не привез с собою Анта, кроме одного черепа. Удивились тушины: "На что тебе череп, старик, и чей он?" "Это череп врага, - ответил Анта, долго я охотился за царем леков, долго требовал открытого боя. Разве враг понимает честь? Скрылся от меня в Табесаранских горах, - я за ним. Он на Алванском поле в траву зарылся, - я нашел. Тогда он за ледяные пороги скрылся, - я там его отыскал. Тогда он в Черное море бросился, - я тоже туда спустился. Он в пустыню перебежал, - я там его догнал. Видит: плохо, - снова в свое царство ускакал. Тут я его схватил. Взмахнул я шашкой - огнем вспыхнула, взмахнул в другой раз - молитвой застонала, взмахнул в третий раз - голова царя леков на землю покатилась... А чтобы другая не отросла, разрубил я тело на четыре части. Одну часть в море бросил, другую на Табесаранские горы закинул, третью в пропасть швырнул, а четвертую на его земле оставил: пусть всегда помнит о тушинах... Вот, витязи, если завелся враг, куда бы от вас ни скрылся, - найдите и уничтожьте, иначе всегда будет надоедать..."
Долго гадали, что с черепом делать? Ходили черта подслушивать, золу между пальцами сыпали. Тогда старый пришелец Анта взял череп и заперся с ним в храме, а когда вышел, в руках у него сверкала эта чаша... Наполнил Анта ее вином и поднял над своей головой: "Я осушу эту чашу за храбрецов, и тот, кто вторую осушит, не будет знать поражения". Выпил Анта и сразу помолодел. Снова черные кудри играли из-под лихо надвинутой шапочки, а голос звенел закаленной сталью:
"За мной, витязи! Тушин вечен, ибо месть и отвага - лучший щит от смерти!"
Вот азнауры, что случилось когда-то. С того доброго времени при выборе нового хевисбери мы, деканозы, даем выпить вина из черепа-чаши. В этом клятва - продолжать жизнь старого хевисбери Анта.
Даутбек пристально вглядывался в чашу, точно хотел прочесть в ней свою судьбу. А Димитрий думал о поверженном царе леков и завидовал первому Анта.
Три дня совещался хевисбери со старейшими у родника на скале, охраняемой ангелом камней.
В воскресенье под скалой, на площади, шумели тушины. Журчала голубая вода, спадая в расселину. Стало тихо, когда заговорил Анта.
Он напомнил, как здесь, под сенью этой скалы, Великий Моурави обратился к ним за воинской помощью и как ангел меча не допустил отказать в этом витязю. Сейчас Георгий Саакадзе вновь призывает на благородное дело - помочь снять пепел с лица Кахети. И попросил Даутбека повторить просьбу.
В мрачных красках описал Даутбек состояние Кахети: ведь и тушинам невыгодно такое, - разве они не считают Кахети своим царством? Или им не нужны шорные товары? Медная утварь, гвозди и подковы? Или у них на десять лет всего запасено? Или они не рискуют потерять свои дороги на север и восток? А как можно жить, не обменивая домашний излишек продуктов? На что обменивать, если нет базара? А базара нет, потому что не едут купцы. А купцы не едут из-за опасностей на дорогах. Да и продавать некому. А народ не возвращается, ибо шамхальцы хуже волков обнаглели. Рубежи обнажены, нет охраны, нет воинов, а если можно собрать многочисленную дружину, - нет коней, оружия, хлеба... Церкви тоже опустошены, разграблены замки царя. Если витязи-тушины не помогут, долго продлится помрачение солнца над некогда цветущей страной... Царю тоже опасно возвратиться: кто защитит? Кто послужит опорой в ниспосланных богом испытаниях?
- Мы никогда не отказываем другу в помощи. Мы признаем одного бога, а царем - только Теймураза.
- Прав Гулиа! - выкрикнул хелхой. - Мы в наших укрепленных городах никого не боимся... Сколько времени Грузия воюет с мусульманами, а никто из войска шаха или султана к нам не посмел подняться.
- Но шах Аббас разорил царя Теймураза, и если вы признаете только Теймураза, как же можете спокойно хоть полтора часа сносить позор изгнания его из собственных земель?
